Новоселье
Вот таков норовом Домовой. Не уважишь его – того гляди, начнет коней
заезжать, корову выдаивать по ночам. А может и за хозяев приняться. Станет
пугать, наваливаться на спящих, может вовсе выжить из дому. Но коли ты к
нему с лаской и угощением, и он к тебе с тем же. Поможет хозяйке сыскать
завалившуюся куда–то иголку, выходить новорожденных ягнят, даже пожар
потушить. А то тряхнет уснувшего за плечо:
– Вставай–ка, новая корова со двора убежала...
Может, конечно, и невзлюбить какое животное, начать обижать. Но тут
уж и человеку сметка не в грех. Увидел, что Домовой кошку оземь метнул –
тотчас же оговори его, усовести:
– Зачем бьешь? Без кошки что за изба? Эх ты, хозяин!
И не бывало, чтобы не понял. Оттого зовут еще Домового –
дедушка–суседушка. Обликом он чаще всего схож с самим хозяином дома,
только мал ростом и весь в шерсти. Он родич Дворовому, Овиннику, Баннику,
но добрее их всех, ведь он к Людям всех ближе, в самом жилом месте живет,
под печкой в избе. Овинник из овина – тоже свой, но все же подальше. А
Банник и вовсе диким бывает, ведь баня ставится чаще всего за пределом
двора, где–нибудь на бережку. Еще шаг, и вода с ее Водяным, поле с его
Полевиком, лес с его Лешим – совсем не обжитые, чужие места!
Случалось, примученный Банником человек бежал в чем мать родила мимо
овина и звал на бегу:
– Овинник, батюшка, заступись!..
И Овинник выскакивал на подмогу. Но бывало, и сам пакостить начинал.
И уж нету хуже несчастья, чем прогневить Домового, поссориться с ним...
Если бы прежний дом Кия остался целым и населенным, если бы просто
отделилась, как это бывает, молодая семья от отеческой – при закладке
новой избы отрубили бы голову петуху, чтобы не только умилостивить
древесные души, но и населить избу новорожденным Домовым. Однако от
прежнего жилища осталась лишь груда бревен, прогоревших насквозь, и
слышали Люди, как сирота–Домовой обходил застывшие угли, вздыхая и
горестно бормоча. Минует время – совсем страшно станет мимо ходить. Решил
Кий пригласить Домового к себе в новый дом жить. Но прежде проверил,
доброй ли получилась изба, удовольствовалась ли конским черепом и
угощением, не потребует ли еще подношений, чьей–нибудь головы.
На первую ночь в доме заперли курицу с петухом. Утром, когда взошел
Месяц, петух из–за двери приветствовал его радостным криком. Никто не
тронул его, не придушил, не обидел. На вторую ночь пустили через порог
кота с кошкой и поутру обрели обоих живыми. Потом в доме ночевал
поросенок, за ним овечка, телка и конь – тот самый белый жеребец,
указавший доброе место. И лишь на седьмую ночь вошел в избу хозяин–кузнец
с огнем для печи и с тестом в квашне, чтобы сытно жилось.
Он еще обошел свое прежнее жилище посолонь, волоча хлебную лопату,
показал посоленную краюшку и трижды позвал:
– Дедушка Домовой! Выходи, поедем домой!
После третьего раза лопата отяжелела в руке. Кий осторожно тащил ее
по сугробам до нового крылечка – не передумал бы Домовой, не убежал бы
назад на развалины. Но нет, мохнатко сидел смирнехонько, держался за
черенок, только сопел. Кий торжественно внес его в избу:
– Поди, дедушка–суседушка, с женой, с малыми ребятами, в новый сруб,
в новый дом да к прежним Людям, к старой скотинушке!
Положил Домовому в подпол хлеба, горячей каши, ковшичек меду. Раскрыл
дверь, бросил в избу свернутую веревку и вошел, держась за нее. Так,
говорят, иные влезали прежде на Небо, в новый неведомый мир. Снаружи
взялась за веревку жена, Кий втянул внутрь и ее. И вот затеплили в новой
печи живое новое пламя, добытое трением, как и Боги некогда поступили,
уряжая Вселенную. Дрова горели ровно и ясно, новенький горшок, впервые
доверенный Огню, не растрескался, уцелел. И когда посадили выпекаться
хлебы в хлебную печь, у всех макушечки наклонились вовнутрь, а не наружу,
пообещали Киеву дому прибыток и счастье, потому что жил он по Правде, в
ладу с Огнем, Землей и Водой.
Еще оставалось дождаться, какой самый первый гость пожалует на порог.
Если добрый, хозяйственный человек, значит, доброй будет жизнь новоселов.
Если же подошлет злая Морана кого–нибудь никчемного, разучившегося
домостройничать – не оберешься беды!
Но об этом уж позаботились Киевы соседи, сами видевшие от кузнеца
немало добра. Едва взошел полноликий Месяц, постучался в двери старый
старинушка, глава многочадной семьи, водивший крепкую дружбу еще с Киевым
отцом. Вошел в избу, неся дорогой подарок – хлеб–соль:
– С новосельем, кузнец!
