Огненный Палец и Ледяной Гвоздь
Целый год Перун провел на Земле, в закопченной кузнице Кия. Но
наконец зафыркали у ворот крылатые скакуны, впряженные в чудесную
колесницу, настало время прощаться.
– Ты меня научил всему, господине, – молвил Кий. – Вот, прими в
подарок на память...
– Что это? – удивился Перун.
– Это огненный палец, – ответил кузнец. – В нем частица сути Огня.
Все, чего он коснется, должно немедля ожить, если только оно не всегда
было мертвым. Испробуй!
– Не откажусь, – сказал Бог Грозы. Вытянул из поленницы дубовый
обрубок, примерился и чиркнул огненным пальцем. Метнулось, на миг ослепило
белое пламя... и вот диво: давно высохшее полено в руке Перуна тотчас
стало расти, выпускать зеленые ветви, потянулось к земной влаге
толстенькими корешками.
– Хороша ли работа? – улыбнулся кузнец. Перун засмеялся впервые за
целый год:
– Совсем кудесником стал!
Кий разгреб землю, делая ямку, и сын Неба бережно опустил в нее
деревце:
– Пусть растет.
Дубок принялся и за одно лето вымахал в могучее, стройное дерево. Его
так и прозвали – Перуновым дубом, стали чтить, оставлять на ветвях когда
пестрые лоскутки, когда обыденные – вытканные за день – полотенца, прося о
чем–нибудь Бога Грозы. Обнесли оградкой. Кончилось тем, что Кий надумал
перенести кузню подальше. Начал облюбовывать место, и тогда вновь явился к
нему Перун:
– Покажу, где ставить... Пора уже тебе железо ковать.
Он научил Кия искать по болотам руду – первородную кровь
Земли–матери. Научил плавить ноздреватые крицы железа и крепко бить их
молотом на наковальне, очищая огнем. Выучил, наконец, готовить упругую
сталь и сочетать ее с вязким, мягким железом, чтобы не гнулись, не
тупились и не ломались лемехи и клинки... Многими невиданными прежде
искусствами овладел кузнец. И все это, конечно, под воркотню старцев,
давно успевших забыть появление медных ножей на смену палицам и каменьям и
собственное тогдашнее недовольство:
– Знай все новенькое придумываешь! Не отеческим законом живешь...
Но Кий знай упрямо ковал, и вот диво – железные ножницы и серпы на
торгу расходились куда проворнее медных. И стихло мало–помалу ворчание
стариков.
Однажды в темное новолуние Кий припозднился с работой и ковал
заполночь, когда снаружи долетел женский голос:
– Кузнец, отвори! – и опять, сквозь звон молота: – Кузнец, отвори!
– Входи, кто там, – отмолвил занятый умелец. Он и в мысли не держал
замыкать, запирать запорами дверь: от кого бы? В других краях, ближе к
недобрым Горам, появлялись вроде нечистые на руку Люди, но здесь...
– Кузнец, отвори!.. – долетело в третий раз, и Кий, вытерев руки,
открыл дверь. Незнакомая женщина ступила через порог, и вместе с нею
ворвался такой ледяной холод, что даже пламя, плясавшее весело в горне,
как будто испуганно съежилось. Но почти сразу Огонь выпрямился и взревел,
и теперь уже женщина отшатнулась прочь, закрываясь рукой...
Кий усадил нежданную гостью и заметил, что она была на диво хороша:
волосы – вороново крыло, сама – вбеле румяна, вот только глаз Кий никак не
мог рассмотреть, все потупливалась. Но зато ресницы... Вздохнул Кий,
вспомнил молоденькую невесту, вовсе невзрачную рядом с этакой
раскрасавицей... устыдился и покраснел. А та уже вынула из корзинки
мертвую птаху – комочек серого пуха, тонкие торчащие лапки:
– Разное о тебе бают, кузнец. Вот первая служба: сделаешь ли, чтобы
мой соловушка снова запел?
– Попробую... – нахмурился Кий. Сжег в горне окоченевшее тельце, а
невесомую толику пепла бросил в кипящее молоко и прошептал над ним, как
научил Перун. И тотчас взвился из молока оживший соловушка – но к хозяйке
почему–то не полетел: в ужасе заметался по кузне, потом выпорхнул в
приоткрытую дверь. Женщина прянула было поймать, но под взглядом кузнеца
промахнулась, Кию же вдруг причудилось, будто зловеще вытянулись ее пальцы
и скрючились, точно хищные когти... Но только на миг. И вот все миновало,
и прежняя раскрасавица извлекла из корзинки жестоко задушенного кем–то
котенка:
– Сослужи и вторую службу, кузнец.
И все повторилось, и серый котенок тоже в руки к ней не пошел –
запищал и всеми коготками вцепился в Киев кожаный передник, не оторвать.
– А вот и третья служба, – молвила женщина. И подняла наконец глаза,
и глаза были, что две дыры – ни света, ни дна: – Сделай мне ледяной гвоздь
– что ни кольнет, все чтобы непробудным сном тотчас засыпало! А тебя так
награжу, как тебе и во сне ни разу не снилось...
Подошла раскрасавица и уж руки протянула – обнять оторопевшего Кия,
наметилась устами в уста. Но кузнец опомнился:
– Какой гвоздь? Кого уколоть?..
– Реку, чтоб не шумела, – отмолвила, ступая следом, злая Морана. –
Птицу, чтобы поутру не пела. Тучу грозную, чтобы дождь не лила. А тебе,
Кию, старейшиной быть над всеми Людьми! Мужи, с кем ныне не ладишь, по шею
в топком болоте руду станут копать! А жены, самые гордые, самые красивые,
только слово скажи...
Но Кий уже дотянулся до наковальни и схватил большой молот–балду,
сделанный когда–то нарочно для Перуна, одному ему по могуте:
– Пропади, негодная! Сгинь!..
И молот, помнивший десницу Бога Грозы, послушался молодого кузнеца,
взвился в его руках высоко и брызнул золотыми искрами громовой секиры:
– Я служу Солнцу, Молнии и Огню, а не смерти и холоду! Пропади!..
Миг – и вместо красавицы оказало себя перед Кием когтистое чудище.
Еще миг – и грянул молот в пустое место, где оно только что стояло. Молот
ушел глубоко в землю и там крепко застрял, а от сбежавшей Мораны
сохранилась в кузне корзинка. Кий осторожно взял ее клещами и бросил в
огонь, и добрая лоза, из которой она была согнута, благодарно
распрямлялась, сгорая. Когда же рассыпались угли, стал виден не то камень,
не то неведомый самородок. Свирепое пламя горна так и не смогло его
раскалить. Кий отнес самородок подальше и закопал под валуном, не забыв
промолвить заклятие – из тех, что всегда произносят над кладами: чтобы
лежал смирно и глубоко и никому не давался, только зарывшему...
Утром, умываясь в ручье, Кий заметил у себя на висках седину. А потом
осмотрел дверь и понял, почему злая Морана не смела войти, пока он сам ее
не впустил. Мешала ей железная полоса, скрепившая доски, мешали железные
петли, железный засов, не заложенный, но касавшийся ушка на ободверине. С
радостным удивлением догадался Кий, что нечисть боялась железа. Недаром
Чернобог и Морана оказались словно заперты Железными Горами в Исподней
Стране, изникали через единственный лаз...
С тех пор и до сего дня Люди стараются взять в руку железо, если
опасаются порчи и надеются отогнать невидимого врага. Так и говорят:
– Подержись за железо, чтобы не сглазить!
И до сего дня у злых сил первый враг – умелый кузнец. Самая лютая
нежить вовек не сумеет одолеть его или заморочить. А все потому, что Кий,
самый первый кузнец, когда–то выдержал испытание, отказался мастерить
оружие Злу.