Глава 8
Путешественники были в тех же нарядах, что и окружавшая их
«Бронированная публика», никто не обращал на них внимания; друзья вполне
вписывались в общую картину сверкающих на солнце конических касок,
надраенных до блеска доспехов и развевающихся на ветру боевых знамен.
Васю, ни с того ни с сего, заинтересовала вдруг судьба «Колесницы»,
столь чудным образом перебросившей их в эту прекрасную страну:
– А что если на нее телега наедет, какая, унесем мы отсюда ноги или нет?
– До этого не дойдет, – успокоил его Цион с видом знатока, понимающего
толк в гужевом транспорте, – машина находится в зоне защитного поля, если
у кого и возникнет желание наехать на нее, его шарахнет разочек током...
– Прекрасно! – удовлетворенно сказал Василий!
– Это не опасно, – разочаровал его Цион, – в малых дозах электричество
полезно.
Путешественники расположились в пустующей ложе амфитеатра и не успели
оглядеться, как к ним, резво семеня ножками, подбежал маленький и шустрый
паж. На нем был ярко–красный камзол из плотного батиста, короткие штаны,
туго перехваченные на икрах, и модные туфли с золотыми пряжками. Манеры у
этого подростка были бойкие, так же, впрочем, как и язык, который у него
ни на минуту не замолкал. Он выполнял на турнире обязанности герольда
(нечто вроде судьи и комментатора) и весьма гордился своей должностью.
– Нуте–с, джентельмены, – нагло сказал парнишка, обращаясь к притихшему
Циону, – к какому ордену мы принадлежим?
– А вам это зачем? – подозрительно спросил Цион. Его английский был не
столь безупречен, как у Васи, но паж даже не уловил акцента:
– Сэр, – сказал он с апломбом восходящей эстрадной звезды, – вопросы тут
задаю я...
– Молчать, шавка! – громогласно рявкнул Василий, – отвечать только на мои
вопросы!
Испуганный паж вытянулся в струнку и, сообразив, как следует держаться с
этим гордым господином, тихо сказал:
– Ваша милость, я обязан представить почтенной публике участников
турнира...
– Мальчик, с чего ты взял, что мы участники?
Цион явно нервничал, но Василий грозно прервав его, вдруг странно
набычился:
– Я маркиз де Хаимов, – сказал он зычным голосом, – орден святого
Иерусалима, запомнил?
– Да, высокородный сэр, запомнил, – сказал паж.
– Что еще? – сказал Василий, увидев, как тот нерешительно переминается с
ноги на ногу.
– Я должен также представить публике даму вашего сердца, – учтиво
напомнил паж.
– Даму? – сказал Вася, замешкавшись на мгновение, – я назову ее имя перед
выходом на ринг.
– Арену, – поправил Цион, не очень уверенный в том, что нашел правильное
слово.
– Слушаюсь, Ваша милость, – сказал напомаженный паж и почтительно склонил
голову.
" Какой–то он весь худущий» – жалостливо подумал Цион, а вслух зашипел на
бесцеремонного друга:
– Какого черта, Вася, что ты там еще задумал?
– Не Вася, а высокочтимый маркиз, Василио де Хаимов! – резко оборвал его
друг.
– С каких это пор, сэр, вы стали маркизом?
– Я маркиз от рождения! – с достоинством сказал Василий и Цион, знавший о
пролетарском происхождении его предков, удивился этому откровению.
Год назад он прибавил к своей фамилии приставку «де», а когда его
спросили, что бы это могло значить, коротко пояснил, что является
аристократом со стороны прабабушки, которая была внебрачной дочерью
маркиза де сен Лорен, обедневшего французского дворянина, подвизавшегося
на службе у русского царя. Все знали склонность Васи разыгрывать
товарищей, и его бессовестное вранье было воспринято друзьями, как
очередная и не очень удачная мистификация скучающего повесы.
– Но инструктор запретил нам препираться, сэр, – сказал Заярконский, –
поддавшись грубому напору друга.
– Инструктор мне не указ, – сказал Василий, вглядываясь, в стайку
разгомонившихся дам, – он никогда не узнает об этом, а ты не станешь ему
рассказывать, ведь правда?
– А что если вам сейчас намнут шею, сэр?
– Не боись, Ципа, шею как раз намну я, и это будет замечательно с двух
сторон, – он продолжал высматривать себе даму в пестрой толпе
аристократок, – во–первых, потому что женщина всегда идет за победителем
а, во–вторых, победа способствует выработке мужских половых гормонов.
Цион понял, что Василий вполне оправился уже после утомительного развода
с женой и в душе пожалел, что затеял это сомнительное предприятие.
Собственно, он лично намеревался посетить хоромы Петра Великого, но друг
счел необходимым окунуться в романтическую эпоху рыцарства – «Для
восстановления психического баланса», который на поверку оказался пустым
предлогом, и интересовал Васю здесь один лишь грубый секс с этими
расфуфыренными дурами. «И дернул меня черт идти на поводу у этого
ловеласа!»
Цион увлекался некогда историей крестовых походов и написал даже реферат
о замечательном певце рыцарства поэте Гийоме Акветанском. Василий умело
сыграл на этом – «Проникнемся атмосферой грубых нравов и первобытных
инстинктов, – сказал он, – а там иди ты... хоть к Ивану Грозному»
Судя по выдержанной им многозначительной паузе, он собирался отправить
приятеля значительно дальше хором русского самодержца, но вовремя
спохватился – утонченные манеры аристократа могли ему пригодиться в
будущем. Догадываясь, какие именно инстинкты руководят его неуправляемым
другом, Заярконский позволил ему убедить себя, не потому, что тот лестно
отозвался о творчестве «Мосье Акветанского», просто он был порядочный
человек и предпочел не оставлять товарища в лихую для него минуту. Что ни
говори, а развод с дочерью академика не прошел для него бесследно, не
так–то просто было в одночасье остаться без дома и гроша в кармане.
Василий не был скуп и отдал однажды тридцать тысяч долларов (гонорар за
проигранный бой с американцем) в фонд детей больных раком. Но Циону
казалось, что друг потрясен тем, что его так классно обобрала жена, и он
всем сердцем желал вывести того из плачевного состояния.
«И делов то там всего лишь на час, – убеждал Василий все еще
сомневающегося Циона, – а впечатлений наберемся еще на один реферат»
Заярконского по–прежнему тянуло в Россию, но Вася пустил в ход последний
аргумент – «Полюбуемся на женщин и тотчас вернемся домой!" – с
воодушевлением врал он.
