6
Ольга закинула тугой мешок в кабину семиместного «шаттла» и с грохотом
захлопнула задний люк. Эсмиель поправила прядь, выбившуюся из–под ленты, и,
шагнув вперед, обняла дядюшку Иззекиля.
– Спасибо. За все.
Тот скривился в попытке удержать слезу, но потом все–таки не выдержал и
закряхтел. У Эсмиель тоже запершило в горле.
– Ну вот, началось, – подвела резюме Ольга, – слушай, я заметила, что
ты как–то по–особенному действуешь на мужчин. Вот уж никогда бы не подумала,
что дядюшка Иззекиль... – и она удивленно покачала головой.
Спустя пять минут «шаттл» уже превратился в маленькую точку в бездонном
голубом небе.
Когда ферму дядюшки Иззекиля уже невозможно было разглядеть, Эсмиель
оторвалась от толстого пластиколевого иллюминатора и откинулась на спинку
кресла.
Они с Берсом прилетели к дядюшке Иззекилю на следующий день после той
удивительной свадьбы. Эсмиель показалось даже, что к моменту их отлета
свадьба все еще продолжалась, но она довольно смутно помнила последние
несколько часов, да и сам момент отлета. От всего этого вечера у нее
осталось только ощущение легкости и какого–то забытого, детского ощущения
счастья, памятного ей по тем временам, когда еще были живы мама и отец, а
кузен Эоней был еще сутуловатым, ехидным подростком и самым большим
удовольствием было стащить вместе с ним и другими мальчишками целое блюдо
сладких сливочных ягод из–под самого носа тетушки Нег и, забравшись на
чердак, наесться ими до отвала. Она опомнилась только уже в маленьком
«шаттле», стремительно несущемся куда–то сквозь мерцающую звездную ночь.
Рядом сидел Олег, ее голова лежала на его плече, плечи ощущали приятную
тяжесть его руки, а впереди, над спинкой пилотского кресла, покачивалась
тугая коса Ольги. Эсмиель почувствовала, как ее губы сами собой складываются
в счастливую улыбку; прижавшись к мужу, она сладко задремала.
Они приземлились в кромешной тьме и, как ей показалось, в самой гуще
какого–то первобытного леса. Он ничем не напоминал с детства знакомые ей
тропинки Тенистого леса, со всех сторон окружавшего Сады Эоны. Во всяком
случае, они свободно носились там и днем и ночью, а здесь Эсмиель, сделав
первый десяток шагов, умудрилась поцарапать плечо, больно удариться пальцем
ноги о выступающий корень и влезть головой в какую–то паутину. Она не
выдержала и тихонько взвизгнула. Раздался стремительный хруст, и она
почувствовала, как вокруг нее сомкнулись руки мужа, мгновенно отгородившие
ее от всех страхов и опасностей этого мира. От невидимого в ночи «шаттла»
послышался насмешливый голос Ольги:
– О боже, не успели приземлиться, а я уже должна деликатно
отворачиваться.
Берс что–то смущенно буркнул, а потом вдруг подхватил жену на руки и
понес сквозь ночь. Эсмиель обхватила его за шею, прижалась щекой к
комбинезону и, зажмурив глаза, чуть не замурлыкала от счастья.
Лес внезапно кончился, и она почувствовала, как легкий ветерок принялся
игриво перебирать растрепанные пряди ее роскошных волос. Через некоторое
время Олег поставил ее на землю и негромко произнес:
– Вот мы и пришли.
Эсмиель открыла глаза и удивленно уставилась на выступающую в темноте
громаду дома с высокой крышей, как бы вырастающего из скалы, причудливо
источенной веками непрерывной работы ветра. И дом и скалу почти совершенно
опутывали какие–то вьющиеся растения, так что дом казался не сотворенным
руками человека, а больше напоминал неотъемлемую часть этой скалы. В это
мгновение со стороны дома вспыхнул яркий луч и послышался хриплый ворчливый
голос:
– А коль пришли, так заходите, нечего на пороге стоять.
Берс смущенно хмыкнул.
– Это... ну...
Из–за спины послышался голос Ольги:
– Этого старого и несносного типа зовут дядюшка Иззекиль, и для нас с
Олегом он самый близкий человек на свете. – Она выступила вперед и, швырнув
на землю контейнеры, которые держала в руках, обняла говорившего и ласково
произнесла: – Ну здравствуй, старый ворчун.
После легкого ужина, состоящего из домашнего сыра, хлеба, топленого
молока и соленых грибов, дядюшка Иззекиль, сильно напоминавший более
жилистый, седой и дочерна загорелый вариант лорда Эстанзая, к немалому
удивлению, недобро зыркнул на Эсмиель и ворчливо заявил:
– Вы вот что, молодые, а ну шасть в верхнюю светелку. Я со своей
сударушкой поговорить желаю, – и демонстративно развернулся к Ольге.
Когда за ними закрылась простая деревянная дверь, Эсмиель на мгновение
замерла на пороге, увидя громоздкую кровать с деревянными спинками и двумя
башнями подушек. Олег остановился у порога, смущенно отводя глаза. Несмотря
на то что всю дорогу до Земли они провели в одной каюте, самой большой
близостью, которую он себе позволил, было несколько робких поцелуев,
будивших в ней скорее нежность, чем страсть. Но сейчас она вдруг
почувствовала нечто совершенно противоположное. Эта кровать заставила ее
совершенно отчетливо осознать, что именно здесь и сейчас она станет женщиной
и женой Олега. И один взгляд на него еще раз доказал ей, что это именно то,
чего она хочет. Он стоял у порога такой знакомый и уже немножко ставший
привычным, но она почувствовала, что от его вида ее бросило в жар, сердце
затрепетало. С Олегом тоже происходило что–то необычное. В свете фонаря было
заметно, как его лицо побагровело, потом побледнело, губы приоткрылись, а по
всему телу прошла странная дрожь. Эсмиель медленно подняла руки и, проведя
пальцами по застежкам, позволила платью упасть под ноги, а потом медленными
движениями стянула белье, оставшись перед ним совершенно нагая. Олег
несколько мгновений смотрел на нее горящим взглядом, а потом отшвырнул
фонарь и с глухим рыком прыгнул к ней. Последнее, что она смогла осознать,
была волна восторга, которая смела все остальные чувства и накрыла ее с
головой.
Ольга улетела утром, когда она еще спала. Эсмиель разбудили яркие лучи
солнца, прорвавшиеся через малюсенькое оконце. Проснувшись, она некоторое
время лежала, зажмурив глаза и пытаясь вспомнить, почему у нее столь хорошо
на душе. Казалось, болит каждая жилочка, каждая косточка. И когда она
вспомнила, то широко распахнула глаза и радостно засмеялась.
Олега рядом не было. Эсмиель повалялась некоторое время, разглядывая
комнату, стены и потолок из толстых деревянных плах, вдыхая запах смолы и
чистого полотна, а потом услышала голоса. Она вскочила на ноги и, как была,
нагая подскочила к окошку. Олег и дядюшка Иззекиль, обнаженные по пояс,
подцепляли ворохи травы чем–то вроде большой вилки и закидывали на огромную
кипу, уже наваленную меж вкопанных в землю деревянных стволов. Дядюшка
Иззекиль отложил свою большую вилку, отошел в сторону, подхватил с земли
глиняный кувшин и, запрокинув голову, сделал несколько жадных глотков. Потом
поставил кувшин на землю и, облокотившись на верхнюю жердь хлипкой ограды,
некоторое время смотрел, как Олег ловко закидывает наверх последние ворохи
сухой травы.
– И как это тебя угораздило, парень?
Олег воткнул свое орудие труда в кипу травы и, подойдя к старику,
присел на ограду рядом с ним. Некоторое время они молчали, потом Олег пожал
плечами:
– Она тебе не нравится?
Дядюшка Иззекиль сердито насупился, достал изогнутую деревяшку,
проделал с ней какие–то странные манипуляции, а потом зажег огонек, поднес
его к толстому концу деревяшки, глубоко затянулся и выпустил клуб дыма.
– Ничего не скажешь, хороша баба, только вот толку с нее. Это ж
натуральная подруга для развлечений.
Олег хмыкнул:
– Она же не из канскебронов. Но если пользоваться их терминологией, она
скорее принадлежит к линии Контролеров.
– Ну–ну, – сварливо пробурчал дядюшка Иззекиль, – жди–жди. Знаю я таких
дамочек, все одно их подлая натура верх возьмет. Ну не может баба устоять,
когда на нее все мужики так смотрят. А с этой еще хуже. Ежели баба семьей да
скотиной занята, так у нее на гулянки и времени почти нету, а эта, по всему
видать, ничего делать не умеет.
Эсмиель отшатнулась от окна и, отойдя к кровати, опустилась на нее и
задумалась. Этот старик прав. Она в этом мире как новорожденный ребенок, а
даже в ее мире ноша жены не очень–то легка. Что уж говорить о планете, где
столь причудливо перемешались мощные орбитальные крепости и примитивные
инструменты для перегрузки сухой травы.
Следующую неделю она старательно запоминала, как хозяйничает дядюшка
Иззекиль. Вода из ямы в земле, облицованной деревом, огонь от горящего
дерева в странном кирпичном очаге. Деревянная бадья и теплый хлеб из
замешенного руками теста. Этот мир и пугал, и странным образом притягивал
ее. Она научилась мыть посуду в холодной воде, от которой спустя минуту
начинало ломить руки. Дядюшка Иззекиль, возвращаясь с Олегом откуда–то с
лесных пустошей, недоверчиво окидывал взглядом горку чистой посуды, белье,
развешанное на веревке во дворе, полные ведра на лавке рядом с печкой,
чистый пол. И однажды вечером, подойдя к Олегу, смотревшему на великолепный
закат, заговорил:
– Пожалуй, я того, ошибся насчет твоей–то...
Эсмиель, как раз выносившая помойное ведро, замерла на месте и,
осторожно поставив ведро на землю, прижалась к стене. Олег помолчал, а
потом, обняв старика за плечи, негромко произнес:
– Она – лучшая. И знаешь, когда я почувствовал, что она – моя, в этом
меньше всего было виновато то, как она выглядит.
– Ну–ну, – Эсмиель показалось, что в голосе дядюшки Иззекиля
промелькнули смущенные нотки, но он тут же исправился и сварливо закончил: –
А все одно она коров боится.
На следующий день Эсмиель встала на рассвете и, тихонько спустившись по
лестнице, возникла перед кустистыми бровями дядюшки Иззекиля. Тот удивленно
воззрился на нее и сварливо проворчал:
– Ну чего тебе?
Эсмиель протянула руку к ведру и решительно произнесла:
– Я хочу научиться доить вашу корову.
* * *
От воспоминаний ее отвлек голос Ольги:
– Смотри, здесь был Нью–Йорк. Один из самых больших городов нашей
планеты.
Эсмиель сфокусировала взгляд на огромной пустоши, покрытой свежей
лесной порослью, явно выделявшейся своей низкорослостью на фоне окружающего
леса. Ольга, поймав ее удивленный взгляд, пояснила:
– Канскеброны. Это их метод достижения того, что они называют
Обращением. – Она замолчала, потом продолжила с горькой складкой у рта: –
Мои предки жили далеко отсюда, на другом континенте, и когда–то соперничали
с теми, кто жил здесь... Но от наших городов осталось то же самое.
Канскеброны уничтожают все, что может напомнить людям о том, чем они были
раньше. Архитектуру, музыку, историю, моду, привычки и суеверия, праздники,
даже язык. Если бы мы смирились, то все закончилось бы за три – шесть
поколений. Сначала умерли бы все те, кто помнил, как все было раньше, до
канскебронов, а потом те, кто слушал их рассказы. И потом мы уже ничем не
отличались бы от тех шести сотен миров, обитателей которых мы называем
канскебронами.
– Шести сотен? – удивленно переспросила Эсмиель. – У нас в империи
считают, что их не больше ста восьмидесяти.
Ольга усмехнулась:
– Их ровно шестьсот двенадцать, и мы знаем координаты их всех. Может,
их останавливает именно это наше знание. Насколько я знаю, их Контролеры
впервые столкнулись с берсерками именно на Земле и пока относятся к ним
очень осторожно. Когда во время Битвы в поясе мы сумели выйти на контакт с
их Высшими контролерами, то предупредили их, что если они еще раз рискнут
попытаться покончить с Землей, то им придется иметь дело с берсерками в
каждом из своих миров.
Эсмиель задумчиво кивнула. Некоторое время они молчали, а потом Ольга
встрепенулась:
– Ладно, чего это я все о грустном. Знаешь, какую вам оборудовали
квартиру на лунной базе?
И они погрузились в оживленное обсуждение интерьера нового дома
Эсмиель.
На лунную базу они прибыли спустя семь часов. Олег, отбывший «наверх»
еще два дня назад, встретил ее прямо в ангаре. Пока Ольга, насмешливо
фыркая, смотрела на трогательную сценку встречи, в ангаре появились Энтони и
Млокен–Стив.
– Нет, ну надо же, – восхитился Млокен–Стив, – будто год не виделись. А
от этих ехидных дамочек с лунной базы такого в жизни не дождешься. Я,
пожалуй, вернусь в империю поискать себе жену, тем более что я так и не
пообщался с одной из кандидаток по имени Энтерея.
Услышав это имя, Эсмиель прыснула.
– А что, ты ее знаешь? – обеспокоенно поинтересовался Млокен–Стив.
– Не очень хорошо, – ехидно сообщила Эсмиель, – я не принадлежу к тому
полу, которым она столь активно интересуется.
– Да–а–а? И что же, ее интерес привел к какому–то практическому
результату?
Эсмиель притворно вздохнула:
– Пока нет, похоже, она еще накапливает статистический материал.
Этот ответ был встречен бурным хохотом, а Млокен–Стив нарочито серьезно
почесал затылок и произнес, задумчиво растягивая слова:
– Пожалуй, мне стоит немного отложить визит.
Спустя полчаса они с Олегом добрались до своей квартирки. Олег отворил
дверь и, пропустив ее вперед, остановился на пороге. Эсмиель медленно обвела
взглядом комнатку и повернулась к мужу:
– Сколько ты еще побудешь со мной?
Она знала, что он, Энтони и Млокен–Стив должны были стать
преподавателями на курсах, где они будут передавать остальным офицерам
земного флота все то, чему научились в Танакийской школе. И располагаться
эти курсы будут на какой–то дальней базе в поясе астероидов. Однако решение
откладывалось, потому что куда–то затерялись некие Бродяга и Мерилин,
посланные за остальными обучавшимися в империи. Берс пожал плечами:
– Не знаю. Мы смогли провести вместе целый месяц, потому что ребята
искали Бродягу и Мерилин. Но три дня назад пришло сообщение, что они
объявились и сегодня днем будут здесь, так что вполне возможно, у нас еще
есть неделя.
Она задумчиво кивнула:
– И все–таки я не понимаю, почему мне нельзя отправиться с тобой.
Берс шагнул к ней и, обняв за плечи, поцеловал в висок.
– Прости. Но так будет лучше.
Она вздохнула:
– Извини. Мой папа был адмиралом, и я помню, как мама... – Тут у нее на
глаза навернулись слезы, но она тут же взяла себя в руки: – Прости, я не
буду тебе помехой.
Он склонился чуть ниже и прошептал:
– Никогда, – и сжал ее в своих объятиях.
Спустя несколько минут она высвободилась и выскользнула из комнаты в
кухонный блок, на ходу бросив:
– Ой, ты же, наверное, голоден. Я привезла гостинцы от дядюшки
Иззекиля. Сейчас разогрею.
Олег рассмеялся:
– Особо не старайся. Сегодня мы приглашены на ужин к адмиралу
Навуходоносору.
Она фыркнула:
– Я не сказала бы, что вы испытываете к нему особое уважение.
Олег пожал плечами:
– Ну, он сам во многом виноват. Раньше, при канскебронах, он был
Контролером второго уровня, а когда вступил в Защиту, то взял себе только
одно имя, полностью отказавшись от старого. У нас это как–то не принято.
Практически все, кто вышел из куклосов, носят двойное имя, как, например,
Млокен–Стив.
– А ты?
– Я – другое дело. Я – «дикий», мы родились и выросли вне куклосов. У
нас нет имени, данного нам канскебронами. К тому же он до сих пор ведет себя
и говорит, как Контролер канскебронов. И потом, у него есть одна не очень
разумная идея, о которой, как он думает, никто не догадывается. – Олег
усмехнулся: – Адмирал полагает, что Земля может каким–то образом на особых
условиях добровольно присоединиться к Благословенному Единению.
Эсмиель удивленно вскинула брови:
– Но почему тогда он ваш адмирал?
Олег пожал плечами:
– Он хорошо ведет дело с производственными Контролерами Карибской и
Средиземноморской промышленных зон, да и управленец он высокого уровня. Так
что он на своем месте. К тому же в военной области его полномочия
ограничены: на случай начала боевых действий вводится пост командующего, а в
мирное время все наиболее серьезные решения требуют одобрения Совета Защиты.
В этот момент появилась Эсмиель с тарелкой дымящегося мяса, политого
винным соусом и посыпанного зеленью, и Олег, втянув носом запах, невольно
запнулся и сглотнул. Она радостно рассмеялась и, поставив тарелку, задумчиво
произнесла:
– Ты знаешь, я никогда не подозревала, что это такое наслаждение –
кормить любимого мужчину.
Олег уже изрядно уполовинил тарелку, когда динамик над дверью зашипел и
оттуда донесся веселый голос:
– Берс, Мерилин на грунте.
Олег замер, чуть не подавившись, потом отложил вилку и, вскочив на
ноги, торопливо вытер рот рукой.
– Пойдем.
– Куда?
– На ангарный уровень. Ребята прибыли.
И они торопливо выскочили из своей квартирки.
На ангарном уровне было многолюдно. Эсмиель удивленно окинула взглядом
огромную камеру, вырубленную в скале, и недоуменно спросила:
– Корабль доставят сюда?
Олег улыбнулся и покачал головой:
– О нет, Мерилин сюда не влезет.
– Так это корабль зовут Мерилин? А Бродяга – тоже корабль?
Улыбка Олега стала загадочной:
– Увидишь.
Она смерила его подозрительным взглядом, а потом рассмеялась:
– И меня пытаются убедить, что до встречи со мной ты ни разу не
улыбнулся. Как же, ты только и скалишь зубы.
В это мгновение из швартовочного тоннеля показались первые из
прибывших, и толпа встречающих взорвалась восторженным ревом. Их закружило,
затолкало.
С Олегом обнимались, хлопали по спине, элегантно прикладывались к ручке
Эсмиель, сверля любопытными взглядами. Она успела немного устать, как вдруг
откуда–то из–за спины раздался восторженный рев, перекрывший все другие
голоса:
– Ба, Берс, ну наконец–то ты вернулся, дружище!
Эсмиель оглянулась и... оцепенела.
Над ней нависал всей своей чудовищной фигурой с торчащими из черепа
кронштейнами с прицельными устройствами и сенсорами знакомый по тысячам
ролевых постановок, сериалам и хроникам с мест боев – такт. Самый страшный
из солдат–канскебронов. В тот момент, когда она уже готова была завизжать от
ужаса, сзади послышался спокойный голос Олега:
– Привет, Роланд, ужасно рад тебя видеть.
