Андрей Коробко
Он был самым моим близким другом с четвёртого по седьмой класс, пока не
уехал с родителями на Север, в Якутию. Когда он улетал, я плакал весь
день, как девчонка. Вернулся он матёрым комсомольским работником,
поработав там в десятом классе секретарём райкома. Мы учились в одном
институте, но на разных факультетах. Он изменился, стал другим, –
карьеризм сделал своё дело. Наверное, по моей инициативе, он из ранга
друзей перешёл в хорошие знакомые. Редко мы встречались, вспоминая в
основном прошлое. После института он окончательно ушёл в комсомольскую
карьеру. А когда рухнул Союз, начала трещать по швам КПСС вместе с
комсомолом, то он и ещё несколько вожаков организовали Молодёжное
Объединение при НЭТИ, и занялись бизнесом и коммерцией. Связи были
прекрасные, и всё у них шло хорошо. Как раз в это время (как я выяснил
намного позже) Пархомс вытравливал меня из Академии Наук, желая незаметно
заставить работать в КГБ. Но я, сам того не осознав до конца, поставил его
на место. В тот момент я видел его игру, не подавал виду, но и не
осознавал масштабов. И в итоге сказал о том, что у него, образно говоря,
«отклеился ус» (см. «Бриллиантовую руку»). От моих слов он почернел, и
постепенно наши встречи сошли на нет. Зато у меня, незаметно, постепенно,
проблем становилось всё больше и больше. И в этот самый момент Андрей
пригласил меня работать в Молодёжное Объединение.
За столом сидели напротив меня Андрей и ещё один заместитель генерального
директора. Они говорили:
– Сейчас мы выпускаем телевизионные передатчики. Это очень выгодно. Но
есть проблема: мы не можем сделать сами модулятор. В итоге покупаем его за
большие деньги на стороне, и производим только один комплект в месяц.
Подними нам объём выпуска раза в три–четыре, и через год мы тебе дадим
квартиру в монолитном доме, который мы сейчас строим сами.
– Ребята, не надо про квартиру. Я в это не верю.
– Мы тебе даём слово бизнесменов! Это – железно! Наше слово – закон!
Ни договор, ни контракт подписывать не стали. Я говорил позже по этому
поводу с Андреем, но он отвечал одно и тоже:
– Не волнуйся. Не нужен никакой договор. С ним будет только хуже.
Квартиру ты получишь, не переживай.
Через полгода его выдавили из общего бизнеса, и прежде всего, второй
заместитель генерального директора. Фамилия его звучит примерно
Раздолбаев. А ещё через полгода мне сказали, что я уже не нужен. За год я
для этой фирмы создал производственную лабораторию, нашёл простую и
надёжную схему модулятора, доработал её, доведя качество параметров до
ГОСТа. И в итоге через три месяца они продавали шесть–семь, а то и восемь
комплектов ТВ передатчиков в месяц. По моим скромным подсчётам, за год я
принёс им прибыль, эквивалентную десяти однокомнатным квартирам в центре
Новосибирска.
Дорогой читатель, не считай меня за писателя–теоретика. Я могу и хочу
зарабатывать деньги. Я считаю себя практикам во всём. Но есть элементарные
границы порядочности, как в бизнесе, так и в силовых структурах. Что
поделаешь, если кругом одни воры! А книги пишу... Ну вот так получается,
что не могу не писать! И рад бы, чтобы не тратить на это время, но не
получается. Я не получил ни копейки за всё написанное. Да, пожалуй, и не
надо. Не верю я в справедливость этой цивилизации. Поэтому пишу не ради
денег, а по определению – ради информации.
Итак, после того, как я ушёл из Молодёжного Объединения, мы не видели и
не общались с Андреем несколько лет. Встретились случайно. Это было летом
1994 года. Вспоминали прошлое. Он чувствовал свою вину, и говорил, что
поможет с деньгами для покупки квартиры. Тогда я во всю горел любовью к
Марине, и мне противно было жить с женой в одной комнате. Но в тот момент
у него самого были напряги в бизнесе, и поэтому обещание оттягивалось на
неопределённое время. Я на него уже не обижался, понимая, что его вина с
бывшей конторой минимальна. Именно он помог с деньгами при обмене
родительской квартиры, перезаняв некоторую сумму.
А 13 октября, в 20–10, во дворе дома по улице Ленина, недалеко от вокзала,
киллер расстрелял в упор Александрова, президента корпорации «Валикор», и
генерального директора той же фирмы, Андрея Коробко. Новосибирские
журналисты назовут это самым громким убийством года. Я знал многих его
сотрудников, нашлось много знакомых, которые что–то слышали или знали о
«Валикоре». Именно Андрей Коробко открыл Китай для Новосибирска. По
товарообороту у их фирмы не было конкурентов. Чартеры шли каждый день.
Перед убийством у них не было конкурентов для приобретения контрольного
пакета акций аэропорта «Толмачёво». Перед их расстрелом у них исчезло семь
миллиардов рублей, что в эквиваленте составляло примерно семь миллионов
долларов.
Я решил сам для себя выяснить, кто убил моего друга. И через несколько
дней за мной пошла слежка. Профессиональная. Когда я уходил от пешей
слежки, начиналась автомобильная. А через месяц после смерти Андрея,
Пархомс, у которого я тогда работал в фирме (после «отклеенного уса» он
вскоре уволился из КГБ), сказал мне:
– Если не трудно, зайди в управление КГБ, ребята хотят с тобой поговорить
по поводу смерти твоего друга.
...На третий день после смерти Андрея я зашёл к Пархомсу и сказал ему об
этом. Он, спокойно глядя вниз, произнёс:
– Что ж теперь поделать, его уже не вернуть.
Меня передёрнуло от его слов, но виду я не подал. И я вспомнил, как
однажды, зайдя к нему, я услышал взрывы хлопушек на улице. Он, изменившись
в лице, словно чуть ли не в него стреляли из пистолета, качая головой,
сказал:
– Опять стреляют...
Эти два эпизода, диссонирующие между собой, мне дали понять, что у него
всегда «отклеенный ус». Он и ещё несколько сотрудников его «хитрой» фирмы
травили меня и выжимали все соки. Именно они откровенно торговали на
высоких чувствах к Марине, как последние сутенёры, пытаясь приклеить меня
к своей сатанинской системе. Сам Пархомс обещал мне такие золотые горы,
что теперь до конца жизни не расплатится. И не надо. Я переживу. Его
деньги – это деньги, залитые человеческой кровью, горем и страданием.
Нельзя строить своё счастье на чужом горе. Но эти обезьяны не понимают
прописных истин.
С того момента я стал более внимательно смотреть на него, пытаясь понять,
где он лжёт откровенно, а где говорит правду. Теперь могу сказать, что он
всегда врёт не морщась. Только тогда до меня потихоньку стало доходить,
что и как происходит в этом мире. Я отвлёкся.
В управление КГБ (или ФСК, не помню, переименовали их, к тому времени,
или нет) меня провели без документов. Проводил Хоботов, шепнув на ухо
прапорщику:
– Нужно провести, по приказу управляющего.
Он завёл меня в кабинет, где сидели два человека – рыжий, страшно
шепелявый старик, идеал недоразвитости (ни в одном фильме о КГБ я не видел
таких дегенератов!), и Вова Глухих, который НЕ ЧИТАЛ. Тогда я смотрел на
них, как на нормальных порядочных людей. За три часа разговора, причём
говорил только я, а они писали в свои секретные тетради, я выложил всю
информацию. Нужно было видеть их вытянутые от удивления рожи. Я искренно
верил, что они хотят найти убийцу моего друга. Под конец разговора они
попросили меня помочь им в расследовании этого дела, так как они не могут
по закону заниматься расследованием.
Я им поверил. В итоге через месяц работы непосредственно с Вовой Глухих я
понял по вопросам и заданиям, осознал по намёкам, почувствовал на
подсознании – моего друга стрелял, нажимая на курок, сам Глухих! Нет,
ошибиться я не мог. Привожу его фразы дословно: «Их компаньоны тоже
наказаны. Сейчас с них трясут шестьдесят тысяч долларов. Пусть против них
не возбуждено уголовное дело, они не сядут в тюрьму, но всё равно
наказаны» (речь шла о крупных обменщиках валюты со стадиона «Сибирь»).
Мне захотелось повеситься. Они спокойно меня использовали, превратив в
проститутку, для своих целей! Так ведут себя только конченые скоты.
Порядочные люди... Господи, о чём я?!!! О какой порядочности можно тут
говорить?! А я, кретин, думал, что помогаю им найти убийцу!
Но с другой стороны, я его нашёл. Такое даже в «Криминальном Петербурге»
не придумаешь! Но проблема в том, что Я НИЧЕГО НЕ ПРИДУМЫВАЮ. Я
постепенно, незаметно, стал выходить из этой сатанинской игры. По большому
счёту, писать про этих тварей незачем и неинтересно. Это я пишу для того,
что бы было лучше понятно другое.
...Ещё на похоронах Андрея, наш одноклассник (у нас очень дружный класс,
пришли почти все одноклассники), Яков Лондон, сказал тогда:
– Ну что теперь, только на похоронах будем все собираться? – словно
чувствовал, что через несколько лет на него самого будет совершено
покушение. Я подошёл к нему (мы с ним были близкими друзьями до четвёртого
класса, пока он не перешёл в другую школу) и сказал:
– Яша, Андрей написал песню на мои стихи. Может быть, сделаем простенький
клип и покажем по ТВ?
– Без проблем. Я позвоню Наталье Горинсон (фирма «Горинсон–шоу» проводила
тогда все местные КВНы), а ты принеси кассету с записью. Она сделает
фонограмму, а дальше посмотрим.
Дней через десять, записав на кассету свои песни, я отнёс её. На ней были
записаны две песни: одна Андрея, а вторая – моя, на стихи Сергея Есенина.
И ночью этого же дня я увидел...
В первый момент я решил, что я умер. За маленьким столиком напротив меня
сидел... Андрей Коробко. Он сидел, смотря куда–то в сторону, потом бросал
мимолётный взгляд на меня, прыскал от смеха себе под нос, изо всех сил
стараясь сдержать хохот, и опять отворачивался в сторону. Это продолжалось
достаточно долго. Андрей любовался окружающим пространством, изредка глядя
на меня. Мы сидели в летнем кафе. Но это была не Россия. За моей спиной
было высокое здание (я его ощущал физически), а впереди была широкая улица
с аллеей посередине, где росли деревья вроде каштанов. Чувствовалось, что
кругом есть люди, я слышал даже тихий гомон неторопливых разговоров, но не
видел ни одного человека. Я помаленьку приходил в себя от пережитого
шока. Рассуждая логически, я хотел понять – сон это, или явь. «Если это не
сон, то я должен ущипнуть себя, или притронуться к Андрею», – с этими
мыслями я протянул к нему руку. Он не дал дотронуться до себя.
В следующий миг мы оказались около его дома. Дома, который он сильно
любил, который был для него родным в последние годы. Я спросил у него (я
чувствовал, что я именно говорю):
– Ты успел что–нибудь заметить?
В ответ он замотал головой.
– Кто это сделал?
– Тебе это лучше не знать...
В следующий момент я подумал, спросить ли у него по поводу его обещания
помочь мне с квартирой, но спрашивать не стал. Он пронзительно глянул и
стремительно убежал в квартиру на первом этаже, заполненную ярким
солнечным светом (насколько я понимаю, он ушёл в будущее). Не было его
долго. Наконец он вернулся, очень расстроенный, тяжело дыша. Словно он
бежал со всей силой километров десять. Устало облокотившись на перила
подъезда, глядя вниз, он сокрушённо покачал головой...
В следующий миг я проснулся. Было уже утро. Сон продолжался всю ночь, как
говориться, в реальном масштабе времени. Это было на семнадцатый день его
смерти, и я только через две недели буду помогать упырям из ФСБ найти
убийцу...
Дня через два я зашёл к вдове Андрея. Она ещё не могла отойти от горя. Я
помнил, как на похоронах, она шла обратно к свежезакопанной могиле со
словами: «Я пойду к своему мальчику», когда все уже садились в автобусы.
Но что меня удивило – это то, что у неё лежало пять книг: «Жизнь после
смерти», «Загробный мир» и тому подобное.
– Откуда у тебя эти книги?
– Дали почитать.
– Зачем? – некоторых книг я не видел никогда раньше, хотя это моя прямая
«забота» в течение всей жизни.
– Ко мне несколько раз приходил Андрей во сне. Я видела его также
реально, как тебя. Разговаривала с ним. Просилась к нему. А моя сестра
даже почувствовала его щетину, когда он её поцеловал в щёку...
Я незаметно усмехнулся. Да, были у Андрея сильные симпатии к сестре. Но
только симпатии. Я рассказал о своей встрече с ним...
– Ещё вопрос: Андрею нравился Китай?
– Не то слово. Он его просто любил.
Всё правильно. Во сне он «утащил» меня в Китай. Я же говорил, нерусским
духом пахло! Невероятно в это поверить. А с другой стороны,... мне всё
равно... не верьте! Видит зрячий, и слышит не глухой.
Когда я вёл расследование, то пытался вывести её на откровения по поводу
некоторых тонкостей и нюансов, связанных со смертью Андрея. Она ничего не
говорила, сказав только одно:
– Никогда не убивают за долги. Это не выгодно. Проще человека «доить» до
конца жизни. Убивают, когда у него берут взаймы. Представь, ты взял у
знакомого миллион долларов, а завтра платишь киллеру десять тысяч
долларов, и он убивает твоего знакомого. В итоге у тебя миллион долларов
без десяти тысяч. И не надо ничего возвращать. И я не настолько глупа,
чтобы говорить правду.
Естественно, по настоянию Глухих, я, как Штирлиц, писал отчёты о
встречах, о разговорах с другими людьми. Правда, без указания имён и
фамилий, и свою не ставил нигде. Но почерк–то мой!
И вот теперь, через два месяца после смерти (после этих снов смерть
звучит как насмешка) Андрея, я незаметно старался выйти из игры. Глухих я
сказал, что всё что можно, я сделал по ходу расследования. Он бодро
ответил, мол, хорошо, теперь будут другие. Я сказал, что мне это
неинтересно. В ответ он замолчал. А через день он попросил просто зайти к
вдове. Ничего он не просил узнать. Я зашёл к ней. До этого она всегда
искренне радовалась, увидев меня. Сейчас она, и все её знакомые, смотрели
на меня, как на последнего подонка... Я вышел, как оплёванный. На
следующий день я встретился с Вовой Глухих. Он спросил, о чём говорили,
что говорила она. Не вдаваясь в её эмоции, я пересказал наш короткий
разговор. На что тот ответил:
– Очень хорошо. Значит, молчит. Я вчера её вызывал к себе на беседу.
И тут до меня дошло. Эта сволочь просто показала мои записки! Эта б...ь
мстила мне за то, что я не хочу быть его рабом! Этот подонок не успокоится
никогда! Теперь я тебе говорю, мразь: рано или поздно, но именно тогда,
когда это будет нужно, ты у меня заткнёшься, сволочь!!! Навсегда. Причём я
к тебе не прикоснусь – мараться о тебя не хочется.
... Следующим летом, через десять месяцев, я не мог уснуть. Кто–то не
давал мне спать. Я стал перебирать всех подряд, пока случайно не вспомнил
об Андрее. Его лицо, перекореженное от сильного испуга, перепугало меня до
смерти.
– Андрей, у меня проблемы?
В ответ он замотал головой, что–то шевеля губами, и показывая в сторону.
– Твоя жена?
Он радостно, что я догадался, закивал головой.
На следующий день я появился у жены Андрея. Она была измученная, у неё
были проблемы. Вкладчики корпорации «Валикор», подали на неё в суд, желая
отобрать две однокомнатные квартиры, которые Андрей успел купить, желая
обменять. Вкладчики, в основном пенсионеры, желая сохранить свои деньги от
инфляции, в общей сложности положили около трёх миллиардов рублей. А перед
смертью они исчезли, вместе с кредитами банков. И они хотели
компенсировать убытки с помощью этих квартир! Бред! Было понятно –
работает Глухих с рыжим дегенератом, и иже с ними. Я ей сказал, что видел
на днях Андрея. Она ответила, что давно его не видела, и просила передать
ему, что бы он зашёл к ней. Я пообещал.
Тогда мы считались с Вовой ещё знакомыми, и поэтому на следующий день я
пригласил его на кружку чая к себе домой. Он радостный прибежал, надеясь,
что я решил опять работать на него. Дальнейший разговор привожу почти
дословно, поскольку я запомнил его навсегда:
– Володя, со мной на связь выходил Коробко.
Его взгляд стал сосредоточенный и серьёзный, словно ему говорят о
смертельной опасности со стороны чеченских боевиков, которые уже проникли
в город.
– Когда?
– Я тебе этого не скажу. Но имей ввиду, если у Вас начнутся неприятности,
на меня не сваливайте, я тут ни при чём.
Он ничего не ответил. Весёлость сошла с его лица.
Вечером я вышел на Андрея. Он смеялся до слёз. И тут я его спросил:
– Зачем ты так сделал? Ведь ты должен был предугадать...
В ответ он расстроился, обиделся, и медленно стал уходить. Я буквально
крикнул ему в след: «Тебя просила зайти жена!". Он через плечо бросил:
«Ладно».
Через три месяца, на очередных поминках от вдовы я узнал, что дело
пенсионеров прикрыли. Андрей приходил к ней, «наговорил кучу гадостей и
ушёл». От этой фразы я чуть не рассмеялся. Просто получалось до того
реально, словно Андрей сейчас стоит за дверью...
– Андрей, песню, которую я посвятил тебе, петь не буду. Только напишу
стихи Сергея Есенина. Его тоже убили чекисты. Это подробно и точно
доказано в книге «Тайна гостиницы «Англитер»". Была идея спеть, записать и
файл поместить в Интернете. Но уже не хочу. Ничего не хочу. ...Последний
раз я видел тебя три месяца назад. Ты, в своей манере, смеялся и говорил:
«Да брось ты Алеську! Нашёл, о ком жалеть!". Андрюха, за эти слова ты у
меня получишь (в тот день, когда я набирал эти строки, ночью появился
Андрей, и хлопнув по плечу, опустив глаза, сказал: «Не обижайся. Ну,
пошутил... А ты не понял. Прости...").
Я опять отвлёкся:
Мир таинственный, мир мой древний, Ты, как ветер, затих и присел.
Вот сдавили за шею деревню Каменные руки шоссе.
Так испуганно, в снежную выбель, Заметалась звенящая жуть.
Здравствуй ты, моя чёрная гибель, Я навстречу к тебе выхожу!
Город, город! Ты в схватке жестокой Окрестил нас, как падаль, как мразь.
Стынет поле в тоске волоокой, Телеграфными столбами давясь.
Жилист мускул у дьявольской выи, И легка ей чугунная гать.
Ну, да что же? Ведь нам не впервые И расшатываться и пропадать.
Пусть для сердца тягучее колко, Эта песня звериных прав!...
... Так охотники травят волка, Зажимая в тиски облав.
Зверь припал... и из пасмурных недр Кто–то спустит сейчас курки...
Вдруг прыжок... и двуногого недруга Раздирают на части клыки.
О, привет тебе, зверь мой любимый! Ты недаром даёшься ножу.
Как и ты – я, отвсюду гонимый, Средь железных врагов прохожу.
Как и ты – я всегда на готове, И хоть слышу победный рожок,
Но отпробует вражеской крови Мой последний, смертельный прыжок!
И пускай я на рыхлую выбель Упаду и зароюсь в снегу....
Всё же песню отмщенья за гибель Пропоют мне на том берегу.
Я спел песню... На этом берегу. Клянусь, в моих словах нет ни слова лжи.
И ещё: один из бывших начальников в милиции, взял у меня вторую подписку о
неразглашении тайны, спутано что–то объясняя, и у меня на глазах отдал её
подполковнику ФСБ – тот был в форме. Заявляю официально – затолкайте эту
подписку вместе с моими записками себе в ....., и медленно, с
наслаждением, вытаскивайте. Нет, Вы – не мужики.
Естественно, такой же финт они могли сделать и с Алесей. Она работая
журналистом, встречалась на пресс–конференциях и с пресс–секретарём ФСБ.
Он мог, например, «случайно встретить» её на улице. А дальше логика
понятна: они говорят, что на самом деле я причастен к убийству своего
друга, что я маньяк, что я специально познакомился с Алесей, чтобы
выяснить всё о любовнике её подруги, а теперь подбираюсь к её
родственнику. После всего вышеописанного это выглядит вполне реально.
Именно об этом я спросил Алесиного родственника ещё в первый разговор:
– Может быть, она считает меня стукачом, и что я причастен к убийству
близкого человека её подруги?
– Да ну, брось ты, – был его ответ. Значит, они не рискнули сделать такой
шаг. Или просто Алеся молчит. Ведь она очень скрытная.
