Луч Анастасии - Игорь Зенин. - Книжная Полка

Почти Последние Встречи

Со следующего дня, с восемнадцатого февраля, у меня начались очень сильные боли в кишечнике. Боли были такие сильные, что порой замирало сердце. Последователи Иванова любят говорить, что это – сигнал природы, вызванный неправильным поведением с окружающими людьми... Не согласен. Вечером, скучая я сбросил ей на пейджер, что хочу её увидеть. Она ответила: «Меня нет дома. Алеся». Я бродил около её общежития, а кругом, тут и там появлялись оперативники. Предположительно, оперативники ФСБ. И постоянная, непрекращающаяся, боль в кишечнике. Словно мне сделали клизму серной кислоты. У меня здоровое сердце, но я чувствовал, что у меня начинается приступ от такой боли. Но я прекрасно понимал, что Алеся не является источником таких болей. Она – добрая, она ещё действительно ребёнок, капризный, но ласковый и добрый. Тогда кто? И опять, методично перебирая всех, пытаясь увидеть по биовизору неизвестных, я искал этого упыря...

Я зашёл к ней после обеда в понедельник. Перед этим я получил сообщение без подписи: «Забери книгу», и думал, что это Алеся просит забрать мой подарок ей. Она раньше так делала, когда мы с ней слегка ссорились, и она вечно отдавала мне книги обратно, которые я ей приносил. Но, она, как выяснилось, этого не присылала. С виду она была спокойная и доброжелательная. Обида чувствовалась, но мы разговаривали спокойно. Я старался казаться весёлым и общительным. Вроде бы, это получалось. Пока она была в туалете, я прочитал сообщение у неё на пейджере «Алесенька, передай привет своей подружке. Ты – самый прекрасный и добрый человек, которого я знаю. Ждите меня в 17.00. Игорь». Было ещё одно, примерно такого же содержания. Алесенька говорила, что её подружка на ночной дискотеке познакомилась с молодым человеком, и связь они поддерживали через её пейджер. Но меня всё–таки это задело. Настроение пропало. Я сидел и пил чай, зло смотря в сторону. Потом глянул на часы, висевшие на стене. Было ровно 17.00. Она посмотрела на часы тоже, встала и тихо сказала:

– Я хочу, что бы ты немедленно ушёл.

Я ушёл. В конце концов, я хотя бы её увидел.

Двадцать третьего февраля я получил поздравление: «Игорёк, Поздравляю с праздником. Не болей, не скучай. Целую. Алеся». Почти сразу отправил ответ: «Алесенька, спасибо за добрые слова. Мне очень приятно слышать это от тебя». Я даже постеснялся напроситься в гости. А на следующий день, в субботу, очень сильно заскучал. Посылал несколько сообщений, но как выяснилось, ответить она не могла, поскольку у меня изменился номер станции.

Днём увидел, как мимо меня прошёл образ товарища Пархомса, он описан в «Отречении». Это – бывший начальник отдела по борьбе с терроризмом, который начал «водить» меня, как я выяснил позже, ещё с 1984 года. Сначала я верил ему, мы были почти друзьями, но когда разглядел, то, послал подальше. Я не знаю ни одного человека, что бы о нём отзывались хорошо. Либо крыли матом, либо, «он скрытный и умный, тонкий психолог» – так говорили те, кто его боялся. Образ – это человек, который очень сильно напоминает реального. Он не был двойником, это точно. Но тут я понял, что Пархомса подставляют. Свои же! Но кто конкретно? Кто–то очень хотел, что бы я его ненавидел. Действительно, есть за что его ненавидеть. Но сегодняшние упыри намного страшнее этого пенсионера невидимого фронта.

После обеда я зашёл к Алесе. Выяснилось, что она болела. Я, слегка успокоившись, но ещё до конца не осознав (на это уйдёт два месяца), пытался всё–таки разговорить её.

Она говорила нехотя. Я сказал, что у меня две новости – одна хорошая, одна плохая. Хорошая та, что милиция наконец изъяла диски с моей повестью, и дело по возмещению материального и морального ущерба будет передано в суд. А плохую новость она слушать не захотела.

Плохая заключалась в том, что девятого февраля я пригрозил дочери, что если кошка съест розы, которые я купил дочери (искал дешёвые розы в горшке для дочери больше года), если она съест выращенные сосёнки, то я выкину её. Дочка была в шоке, зная, что если я сказал, то сделаю. Кошка, у неё, естественно – самый близкий друг. Эта долгая история, в чём–то я был прав, но понимаю, что всё равно этого делать не надо было. Перед этим приехали родственники бывшей жены, и своими намёками, издёвками довели меня до белого колена. В итоге жена взяла справки от врачей, нашла свидетелей, что я чуть ли не убивал дочь в этот день, заявила, что не занимаюсь воспитанием ребёнка, не плачу за квартиру (на самом деле плачу только я, она не заплатила ни копейки), даже заставила дочь дать показания против меня! Инспектор по делам несовершеннолетних, милая женщина, хотела оформить на меня штраф и передавать дело в суд. Четыре часа я доказывал, что я – не сволочь. Каждый день я с дочерью делаю уроки. Был случай, когда я с температурой тридцать девять заново объяснял всю химию, поскольку у них учительница, видимо, с «приветом», и у всего класса были двойки, включая мою дочь. А она учится без троек. В итоге мне поверили, и с этим инспектором мы впоследствии расстались почти друзьями.

История с женой описано документально в других книгах, даже упоминать этого человека не хочется. Я искренно считаю, что она мне устроила каторгу на протяжении тринадцати лет. Вышла замуж ради прописки, ради того, чтобы получить ребёнка. Если бы не я, то, наверное, замуж бы она не вышла бы вообще. Но именно с этим человеком всё получилось «удачно». Я тогда не понимал многих элементарных вещей зомбирования. А сейчас я точно знаю, что мне её «приставили». И одну из главных ролей тогда сыграл вышеупомянутый Пархомс. Но я отвлёкся. После упоминания о милиции я спросил:

– Алеся, может быть, у тебя появился новый друг?

В ответ она загадочно заулыбалась. Я не помню точно, но она стала говорить про наши различия во взглядах, что–то ещё... В ответ, глядя на книгу, которую она читала (это был Герцен), сказал:

– Алеся, читая такие книги, ты же понимаешь, что вечные ценности, как доброта честность, благородство, не меняются с веками. Это – вечные ценности. А всё остальное – мы с тобой преодолевали без проблем.

Только сейчас я понимаю, что я ударил в точку. Именно этого и боялась мне сказать Алеся, зная мои взгляды на жизнь. Но что конкретно?

– Я хочу, что бы ты ушёл.

Когда я одевался, она добавила:

– Найди себе другую любовницу, добрую и отзывчивую.

У меня отвисла челюсть.

– Я тебя никогда не считал за любовницу, ты для меня была невестой, неужели ты мне не веришь?

– Верю, иначе бы ты меня не знакомил со своими родителями.

Я подошёл к двери.

– Алеся, мне кажется, я вижу твоё будущее. Оно меня не радует.

Вместо ответа она сильно занервничала.

В замочной скважине торчал ключ. Раньше он тоже торчал, когда Алеся ждала меня. Я грустно улыбнулся и глянул на неё. Она смутилась. Интуитивно я понял, что никого у неё нет... Но, может быть, мне показалось... По–гусарски щёлкнув каблуками, со словами «Честь имею», я удалился. В ответ она искренне заулыбалась, видя такой мой спектакль.

На следующий день я со своими мореходами поехал отбрасывать снег в яхт–клуб. Было радостное настроение, я вспоминал наши первые встречи, ласки, её слова «Я тебя люблю». Я чувствовал, как я посылаю лучики любви своей Алесе, и было чувство, что она вернётся... По дороге обратно я получил сообщение: «Игорь, даренное не дарят, поэтому забери кофту. Алеся». Мне сестра связала кофту, точнее, довязала только этой зимой, хотя официально подарила на день рождения ещё полтора года назад. Алесе она очень понравилась, я и с радостью её отдал ей. Тёплая кофта, она очень её любила... Я попросил остановить машину около общежития и зашёл к ней. Наташа сказала, что Алеся ушла к Тане, просила подождать. Ох, опять эта Таня... Вскоре появилась Алеся. Весёлая, добрая моя милая Алеся. Я забрал кофту. Сказал, что был в яхт–клубе, вспоминал те дни. Она вспомнила тоже, и её лицо осветилось романтической улыбкой. Предложил вместе справить восьмое марта. Она ответила, что подумает. Я пошёл вниз, и она тоже – ей нужно было позвонить. В лифте она сказала:

– Я никогда не думала быть твоей женой, прости меня. Ведь сегодня – прощальное воскресенье.

– Алесенька, я сам не торопился, ведь я говорил, что нужно всё взвесить. Что бы прошёл хотя бы год наших встреч... И ты прости меня.

– Бог простит.

На это я сделал лёгкий экскурс в историю, объясняя, что так говорят, если не прощают. Нужно просто сказать: «И ты прости».

– Хорошо, и ты прости.

Сейчас, вспоминая тот день, мне кажется, что она говорила неправду. Пять месяцев она ждала меня каждую секунду. Звонила на пейджер. Восемьдесят сообщений за всё время, что бы я пришёл к ней. Неужели это просто страсть, и не более того? Говоря про то, что она не хочет быть женой, она смотрела вниз и глаза бегали из стороны в сторону. Нет, кто–то её заставлял это сделать. Я очень хорошо изучил её, я помню её глаза, нежность, ласку. Не бывает так. Лгать чувствами нельзя. Ведь мы обсуждали покупки квартиры, сколько будет детей. И она говорила об этом искренно. А теперь, словно профессиональный разведчик, она выходила из «игры». Но и в это я не верю. Невозможно в это поверить.