Глава Пятая. Первый Инка
Итак, Хронику Миссии Разума продолжит уже не Инко Тихий –
Кетсалькоатль, а Кон–Тики, то есть Солнечный Тики, так называют теперь меня.
Слово же «инка» – так произносили здесь люди мое имя – в знак уважения к
сынам Солнца стало означать «человек», а «первый инка» – первый человек
общины.
За то время, пока я не притрагивался к рукописи, сделано было очень
много.
Общение с людьми теперь было иным. Не страх перед лжебогами, не
подчинение их воле вопреки сложившимся привычкам, а пример достойного
поведения, щедрый результат совместного труда – вот что оказалось сильнее по
своему воздействию, чем первый наш опыт в несчастной Толле.
Цивилизация инков развилась, а вернее, возникла при нас взрывоподобно.
Люди, прежде строившие шалаши из листьев, воздвигали теперь в Городе Солнца
(Каласасаве) прекрасные каменные здания, какие могли бы украсить Толлу. Не
строили они лишь ступенчатых жертвенных пирамид...
Однако не только мариане учили людей, кое–что и пришельцам пришлось
позаимствовать у земян.
На Маре нет водных просторов. Рыбачьи плоты из легчайших стволов с
веслами, удлинявшими руки, поразили нашего инженера Гиго Ганта. Он заметил,
что гребцам приходилось бороться с ветром, задумал использовать движение
воздуха и... изобрел парус, решив передать его людям вместе с марианским
колесом.
– Должно знать, – восстал Нот Кри, – что человек останется человеком,
от кого бы он ни происходил – от фаэтов или от фаэтообразных земных зверей,
только в том случае, ежели будет постоянно нагружать важнейшие мускулы тела.
Колесо принесет несчастье людям, ибо они создадут в будущих поколениях
катящиеся экипажи, разучатся ходить и в конце концов выродятся. По той же
причине не нужен им и парус.
Кара Яр и Эра Луа поддержали Нота Кри. Ива, наивно благоговевшая перед
своим Гиго Гантом, обиделась за него. Мне пришлось принять, может быть, и
ошибочное решение, которое спустя тысячелетия способно удивить будущих
исследователей, которым не удастся обнаружить никаких следов колеса ни в
Толле, ни в заливе Тики–кака. (Древние цивилизации Южноамериканского
материка, как установлено, действительно не знали колеса.)
Но парус, как мне казалось, не мог повредить людям. Это утешило Гиго
Ганта, и под его руководством инки построили первый парусный корабль (уже не
плот, а крылатую лодку), на котором вместе со своим рыжебородым летали по
волнам вдоль берегов материка.
Эти путешествия способствовали быстрому росту государства инков. Никто
не завоевывал соседние племена. Мореплаватели лишь рассказывали о своей
стране. Молва о благоденствии инков, умеющих выращивать чудо–зерна и живущих
сплоченной общиной, влекла к Городу Солнца ищущих лучшей жизни.
Вероятно, в грядущей истории Земян еще не раз случится так, что легенды
о счастливом крае заставят людей сниматься с насиженных мест и переселяться
целыми селениями и даже народами в поисках воли и счастья. Так случилось при
нас на материке Заходящего Солнца, отгороженного океаном от других земель.
К бывшим кагарачам постепенно присоединялось все больше и больше
полуголодных племен, промышлявших нелегкой охотой. Они становились
земледельцами, чтобы, и у них труд был столь же щедрым, как у инков,
конечно, обязательный для всех без исключения. Излишки благ оказывались
ненужными. Естественным становилось, что каждый помогал другому, а не жил
лишь своими нуждами. Престарелые уже не умирали, как прежде, около брошенных
костров. Все, кто приходил к инкам, становились равными между собой, и
каждый, уже не голодая, благодаря заботам общины, сам теперь трудился для
нее и полную меру своих сил.
Люди узнали, что сыны Солнца, живущие с инками, научили их добывать из
горных камней металл куда более прочный, чем мягкое золото. Рожденный в
яростном огне, ни был податлив, пока не остывал, и из него можно было делать
не только оружие, но и множество полезных вещей, прежде всего орудия
обработки земли, на которой вырастал дар звезд – кукуруза.
Вокруг государства инков были воздвигнуты бастионы, предназначенные для
защиты от грабительских отрядов Толлы, рыскавших в поисках сердец для
жертвенных камней. В свое время Чичкалан попал в плен к кагарачам, участвуя
в одном из таких набегов. Теперь Чичкалан был главным помощником Гиго Ганта,
первым инженером среди землян, искусный не только в игре в мяч, как бывало,
но и в создании хитрых рычажных механизмов. Неунывающий весельчак, он не
избавился лишь от своей страсти к пульке, варить которую научил даже инков.
Вместе с ними он строил парусный корабль и вместе с ними плавал в
незнакомом море. Чтобы научить землян правильно ориентироваться по звездам,
нам с Нотом Кри пришлось вспомнить, что мы звездоведы.
Первым звездоведом среди инков стал наш ученик Тиу Хаунак. Он обладал
зрением не менее острым, чем у могучих птиц, разглядывавших землю с огромной
высоты. Высокий, широкоплечий, с выпуклой грудью и гордо закинутой головой,
крючковатым носом и широко расставленными круглыми глазами, он умудрялся
видеть звезды, доступные нам лишь с помощью оптики. Его огромные руки, будь
на них перья, казалось, способны, как крылья, поднять его ввысь.
Он обладал каменной волей и жестким упорством, удивляя нас своей
феноменальной памятью и способностью к математическим вычислениям, от
которых мы, мариане, избалованные вычислительными устройствами, совсем
отвыкли. Собственно, ему, а не нам обязаны инки созданием своего
государства. Если я был «первым инкой», то он был первым из инков. Он
понимал, что процветание его народа основано на дружбе с пришельцами.
Тиу Хаунак поразил меня своими расчетами, сообщив:
– Если время оборота вокруг Солнца трех планет: Вечерней Звезды, Луны –
так называл он Луа – и Земли относилось бы почти как восемь к десяти и к
тринадцати, 225–280–365 земных дней, то орбита Луны была бы устойчивой, как
камень, скатившийся в ущелье.
– Но орбита ее неустойчива? – осведомился я.
– Да, как камень на краю утеса, потому что на самом деле год Луны равен
не 280, а 290 дням. При опасных сближениях Луны с Землей «камень с утеса»
может сорваться.
– Разве сыны Солнца говорили Тиу Хаунаку об опасности предстоящего
сближения планет? – напрямик спросил я своего ученика.
– Тиу Хаунак сам понял, почему сыны Солнца прилетели на Землю и зачем
их братья стремятся на Луну.
Однажды он привел меня на берег моря. Позади высились громады новых
зданий. Впереди расстилался неспокойный простор. Небо хмурилось, ветер
доносил брызги с гребней волн. Я вытер ладонью лицо.
– Мудрейший Кон–Тики, наш первый инка, все же не знает людей, –
загадочно начал он. – Люди становятся лучше от общения с сынами Солнца, но в
своей основе остаются столь же жестокими, как жрецы Толлы.
Порыв ветра рванул наши плащи, сделанные из еще пока грубой ткани,
появившейся у инков. Он продолжал:
– Мудрый Нот Кри объяснил Тиу Хаунаку, что причина кроется в самой
крови людей, в которой таится сердце ягуара.
– Нот Кри придает излишнее значение наследственности. Долг инков так
воспитать своих детей, чтобы сердце ягуара не просыпалось в них Сестра
Кон–Тики Ива все силы отдает такому воспитанию.
– Как ни приручай ягуара, он все равно будет смотреть в лес. Что больше
любви и преданности может дать воспитание? И все же девушка Шочикетсаль
предала и тех, кого любила, и даже свой народ, едва сердце ягуара проснулось
в ней.
В черной туче над морем сверкнула молния. Донесся раскат грома.
– Почему Тиу Хаунак бередит свежие раны друзей?
– Потому что он с тревогой и болью услышал слова Нота Кри о скором
возвращении мариан на родную планету.
Корабль Гиго Ганта с надутыми парусами спешил укрыться в бухте от
начинающегося шторма за уходящей в море недавно построенной защитной
каменной стеной.
– Разве сыны Солнца не научили людей основам добра, знания и
справедливости? – спросил я.
– Этого мало, – с необычной резкостью ответил Тиу Хаунак. – Миссия
Разума никогда не должна закончиться.
– Пришельцы смертны, – напомнил я.
– Все бессмертны в своем потомстве, – возразил Тиу. – Если Кон–Тики
женится на Эре Луа, или Нот Кри на Каре Яр, или же Гиго Гант на Иве Тихой,
то любая эта чета может остаться с инками, дав им в правители своих детей, в
крови которых не будет крупинок сердца ягуара.
Я даже вздрогнул. Он сумел увидеть то, чего я не хотел видеть. Я и Эра
Луа! Нот Кри и Кара Яр! И даже моя сестра Ива с Гиго Гантом!..
Со дней моей марианской молодости я считал себя влюбленным в Кару Яр,
хотя она ни разу не дала мне повода почувствовать взаимность.
А Эра Луа? Не потому ли она участвует в Миссии Разума, чтобы быть рядом
со мной?
Поэты Мара утверждали, что истинно любят не за что–нибудь, а вопреки.
Вопреки всему: обстоятельствам, здравому смыслу. И не за качества характера
или внешность, не в благодарность, не из жалости, не из долга, а в силу
необъяснимой внутренней тяги к другому существу, хотя бы и несовершенному,
которому готовы простить все его недостатки.
Вместе с ближайшими помощниками Чичкаланом, Тиу Хаунаком, Хигучаком и
его старшей дочерью Имой, заботившейся о нашей пище, мы, мариане, жили в
одном из первых воздвигнутых здесь каменных зданий.
Хигучак вбежал ко мне, вырвал из седых волос яркое перышко и бросил его
на пол:
– Горе нам! Прекрасная врачевательница, пришедшая с первым инком к
костру Хигучака, сейчас открыла двери смерти.
Я вскочил, недоуменно смотря на него.
– Ничто не спасет Эру Луа, – продолжал он, топча свое перышко.
Я бросился в покои, которые занимали наши подруги, где Ива и Кара Яр
хлопотали около Эры Луа.
Услышав мой голос, она посмотрела на меня, передавая взглядом все то,
что не могла сказать словами.
– Сок гаямачи, – указал Хигучак на уголки страдальчески искривленного
рта Эры Луа.
Я заметил красноватую пену, словно она до крови закусила губы.
– Сок гаямачи, – твердил Хигучак. – Конец всего живого.
И тут вбежала Има и упала к ногам отца. Тот схватил ее за золотистые
волосы.
– Тиу Хаунак рядом со смертью, – произнесла она.
– Сок гаямачи? – свирепо спросил отец.
– Сок гаямачи, – покорно ответила девушка. Отец выхватил из–за пояса
боевой топор.
– Тиу Хаунак! Нет, нет! – твердила Има.
Я стоял на коленях перед ложем Эры Луа и держал ее руку. Ива, приставив
к ее плечу баллончик высокого давления, впрыскивала ей через поры кожи
лекарство. Но ведь от сока гаямачи не было противоядия!
Кара Яр помчалась с другим таким же баллончиком к Тиу Хаунаку.
Има посмотрела на нас с Эрой Луа и завыла раненым зверем.
Я оглянулся на нее. Внезапное просветление помогло мне понять все...
Как же я был слеп! Прав был бедный Тиу Хаунак, сказав мне, что я, «первый
инка», все же не знаю людей!..
Много позже я попытался разобраться в чувствах и мыслях Имы Хигучак.
Чуткая на глухих тропках, с верным глазом и сильной рукой, не знавшей
промаха при метании копья, с простодушным сердцем пришла она из леса в Город
Солнца.
Дочери Солнца научили ее многому, даже умению изображать слова в виде
знаков на камне или дереве, хотя произносить слова ей было куда проще и
приятнее.
С рождения она уважала силу, ловкость, отвагу. Ее воспитание было
похоже на то, которое дает самка ягуара своим детенышам.
Ей непонятны были рассуждения сынов Солнца о доброте, но она ценила
сделанное ей добро.
Когда отец и мать стали выращивать кукурузу, она лишь пожала плечами,
оправив на себе пятнистую шкуру. Охота в лесу казалась ей занятием более
достойным, чем копание в земле и выращивание из травы кустарника.
Има чувствовала себя в лесу не женщиной, а мужчиной. Не всякий воин мог
соперничать с ней в быстроте бега, ловкости и точности удара копьем, умении
читать следы у водопоя. И она болезненно переживала, что мужчины ее племени
не желали признать ее равной себе, считали, что и она должна стать обычной
женой, матерью, рабой своего мужа.
И вот такой девушке повстречался белокожий бородач, безмятежно уснувший
на пороге ее хижины, не остерегаясь копья. Он сразу покорил Иму тем, что
признал в ней Великую Охотницу, во всем равную мужчинам. А потом, когда ему
подчинился отец и стали повиноваться все кагарачи, она увлеклась им.
Она гордилась им, никого не унизившим, равным со всеми: и с мужчинами,
и с женщинами, даже со сгорбленной Киченой. Он был необыкновенен в ее
представлении. Недаром он сумел научить людей строить каменные шалаши,
работая вместе со всеми, поднимая камни или взрыхляя землю. Он сумел изгнать
голод из племени, потом присоединил к кагарачам другие народы, не пуская в
ход копья. Но главное, у него были мягкие и светлые вьющиеся волосы, в
которые хотелось запустить пальцы, и голубые глаза, отражавшие само небо.
Пришелец не выделял Иму среди других, но она всей силой своего
простодушного сердца полюбила бородатого сына Солнца.
С наивной простотой охотника она решила «добыть» пришельца, но если
нужно, отстоять его с копьем.
И она пришла вместе с отцом в новый дом сынов Солнца, чтобы помогать им
жить. Если они, как робкие олени, не умеют есть мясо, которое она достала бы
им в лесу, она соберет им сытных кореньев и сладких стеблей.
Чтобы привлечь к себе внимание бородатого пришельца, Има сменила
пятнистую шкуру на новую яркую ткань инков и часто пела.
Она пела не песни людей, а песни леса. Голос ее то урчал разгневанной
самкой в логове, то взлетал в переливах, как яркая пташка на солнце.
Бородатый сын Солнца очень любил ее пение, и она подумала, что он может так
же полюбить и ее.
Но он не прикасался даже к ее руке. Има горько страдала, уязвленная в
своей гордости и первой девичьей мечте.
В Городе Солнца выросли огромные каменные шалаши, в море стала плавать
лодка с белыми крыльями. Има все страдала и надеялась.
Наконец ей стало ясно, что сын Солнца не принадлежит ей потому, что на
пути ее стоит та белокожая, которая разделила с ним первую опасность у
потухшего костра.
И тогда с наивностью дикарки, для которой так привычно было убивать,
она собрала смертельный сок гаямачи.
Она готовила пищу для сынов Солнца и их помощников. Ей ничего не стоило
пропитать им любимую пищу Эры Луа.
Но она не собиралась причинить вред Тиу Хаунаку, которого любили и
уважали все кагарачи. О последствиях своего поступка свирепая охотница даже
не задумывалась. Просто Эра Луа перестанет существовать, как и любой из тех
зверей, которых она поражала копьем. Ведь никто не воспитывал в Име тех черт
характера, которые старалась теперь привить маленьким инкам Ива Тихая.
Черты характера! Ревность как черта характера присуща отдельным людям
или это характеристика людей вообще? Я вместе со своими друзьями
впоследствии много думал об этом. Если бы только одна Мотылек так проявляла
себя, это можно было бы счесть за случайность. Но сейчас Има заставила
думать о закономерности подобного поведения людей – вот что было страшно.
Обо всем этом я, Кон–Тики, думал уже много позже, а в тот миг лишь
увидел, что могучий Хигучак оттянул за волосы назад голову Имы, взмахнул
топором и со свистом опустил оружие.