Чужие Пространства - Евгений Гуляковский - Книжная Полка

Часть вторая
Роман Гравов
Глава 1

Когда первые корабли землян робко вышли в космос и стали исследовать ближайшие планеты, никто точно не знал, что за этим последует. Но века сменяли друг друга, люди все дальше уходили в глубь космоса от своих первых поселений. Наконец настали времена, когда корабли землян научились легко преодолевать бездны пространства, отделявшие звезды друг от друга. Человеческие поселения рассеялись по всей Галактике, и для того, чтобы из конца в конец пролететь территорию, занятую Федерацией Свободных Планет, лучу света требовалось уже больше сорока лет.

Пространство и время постепенно теряли свою беспредельную власть над человечеством. Каждый мог выбрать себе из бесчисленного разнообразия миров дом по собственному усмотрению. Упростились потребности и вкусы. Производство материальных благ перестало довлеть над людьми, и вслед за этим началось медленное отмирание огромных индустриальных планет, напичканных автоматикой и гигантскими кибернетическими комплексами. Какое–то время они еще держались, благодаря расширенному производству межзвездных кораблей, но вскоре их выпуск замедлился сам собой. У человечества не хватало людских ресурсов для освоения новых миров.

Естественно и незаметно произошло то, чего так опасались лет двести назад, когда был изобретен сверхсветовой двигатель для звездолетов. Раздробленная, разбитая на мелкие поселения, Федерация перестала представлять собой единое целое.

Каждая новая колония, едва обосновавшись, стремилась прежде всего обзавестись собственной администрацией и сводом собственных правил.

Древняя столица Федерации, планета, некогда бывшая колыбелью человечества, медленно, но неумолимо отходила на второй план. Надобность в едином планировании и координации взаимных поставок исчезла – каждое поселение производило для себя все, что считало необходимым, и вело собственную торговлю с соседними колониями.

Правительство Федерации держалось в основном за счет исторических традиций да за счет организации и управления научными исследованиями, требовавших для своего осуществления все больших материальных затрат и все реже и реже приносивших ощутимые практические результаты.

Никто не знал, как долго сможет продержаться это неустойчивое равновесие, и именно в этот момент на границах своих владений Федерация столкнулась с неведомым и неуловимым врагом. Разваливалась экономика отдельных поселений. Люди теряли инициативу, их охватывало равнодушие и полная потеря интереса к жизни.

Все данные говорили о том, что кто–то ведет четко организованную и спланированную работу по разрушению окраинных поселений Федерации. Но выявить и доказать существование реальных противников так и не удалось. Даже специально созданное в связи с этими событиями Управление внешней и внутренней безопасности до сих пор топталось на месте, хотя в его распоряжении была вся современная техника и совсем неплохие кадры.

Председатель Центрального Совета Федерации Ридов грузно поднялся из–за стола и подошел к матовому, в полстены, окну. Нажав скрытую в подоконнике кнопку, он подождал, пока стекло станет совершенно прозрачным, и лишь затем надолго погрузился в созерцание открывшейся перед ним панорамы улицы, словно увидел ее впервые. Перед ним возвышались слепые, с матовыми бельмами вместо окон, громады старинных зданий.

Улица казалась безжизненной. Далеко внизу, на мостовой, не было заметно ни малейшего движения. Все важнейшие коммуникации давно ушли под землю, и никто больше не увлекался старинным спортом – ездой на электромобилях мимо заброшенных зданий, многие из которых грозили обвалом. «Совсем еще недавно Земля казалась нам такой маленькой, такой тесной!– с горечью подумал Ридов. – Но космос впитал и растворил нас в своих просторах. Большинство колоний не насчитывает и миллиона поселенцев. Когда–то в одном этом городе жителей было в сотню раз больше.

Где они сейчас, эти миллионы? И что собой сегодня представляет человечество в целом?

Продолжит ли оно существование как нечто единое? Что с ним станет завтра?»

От решения, которое он должен был принять, от оттиска его личной печати на пластиковом листе документа с короткой надписью «утверждаю», возможно, зависело то, каким оно будет, это «завтра». «Я слишком стар для принятия подобных решений, я не знаю, к чему это приведет. Никто этого не может знать. Но я и не обязан принимать слишком ответственные решения самостоятельно. Именно для таких случаев и создан Центральный Совет».

Он отошел от окна и назначил через автоматический селектор внеочередное чрезвычайное заседание Совета на завтра.

– За час до начала мне понадобится Райков, разыщите его и пошлите официальное приглашение.

Мигнул зеленый огонек, означавший, что автоматический секретарь приступил к исполнению полученного задания. Матовая поверхность стола отсвечивала тускло, на ней не было ничего лишнего, ни одного постороннего предмета. Кабинет всегда оставался для Ридова лишь местом работы. Выключив автоматику и вызвав свой личный глайдер, он подумал о том, что, уйдя от самостоятельного решения, ничего, в сущности, не добился. Некогда восточные мудрецы не без основания считали, что бездействие – это тоже часть действия, к тому же далеко не самая пассивная.

Запустив пружину, приводящую в действие механизм Совета, он лишь отодвинул решение на сутки. Привлек к обсуждению разных людей, но, в сущности, ничего не изменил и ничего не добился. Никто не снимет с него конечной ответственности, не простит ошибки, если она произойдет, именно ему, председателю. К тому же, вызвав Райкова, он, собственно, предрешал результат этого заседания.

Издали дом напоминал игрушечный стеклянный шар, забытый каким–то великаном посреди лесной поляны. Его задняя, срезанная наискось, часть заканчивалась верандой, плавно переходившей в дикие заросли. Высокий худой человек подошел к дому с северной стороны вместе с мальчиком лет девяти.

– Мы теперь всегда будем ходить на лыжах? Каждый день?

– Всегда. До тех пор, пока у тебя не кончатся каникулы.

– А почему тебя уволили?

– Кто это тебе сказал?

– Миша. Мы вчера разговаривали по видику, и он сказал, об этом передавали в новостях.

– Говорят не «видик», а «видеофон».

– Но тебя все–таки уволили?

– Это шутка. У меня есть друг, который умеет так шутить. Тебе не следует вмешиваться в дела взрослых.

– Спросить нельзя, что ли? Если хочешь знать, я очень рад, что тебя уволили!

– Да?

– Да! По крайней мере, теперь у меня будет отец.

– А это, конечно, мама.

– Ага.

– Ты у меня замечательный цитатер.

– Кто–о?

– Цитатер – это человек, который не умеет разговаривать собственными словами, он, как попугай, повторяет только чужие фразы.

– Ну, ты даешь! Я это слово запомню!

– Еще бы!

Они остановились перед выходом на веранду, сняли лыжи и отряхнули снег с блестящей ветрозащитной одежды.

В доме их встретила тишина, настоянная на запахе хвои и яблочного пирога.

– Позовем маму?

– Не стоит. Разве ты не чуешь, чем пахнет? В этот момент ей нельзя мешать, иначе пирог не удастся.

Дом, разделенный на четкие функциональные зоны, выглядел изнутри слишком просторным. Сразу за гардеробной начиналась «музейная». По крайней мере, так эту часть дома называла Анна. Здесь стояли стеллажи с пластиковыми копиями древних книг, чучела никогда не виданных на Земле животных, встречались и предметы вовсе уж непонятные: например, головоломка, найденная на Гидре и похожая с виду на рогатый каменный шар. При нажатии в определенном месте отдельные части этой конструкции менялись местами. Она могла принимать практически любую форму.

Легенда гласила, что человек, которому удастся собрать из нее любой знакомый предмет, тут же получит его в натуре. Но пока эту задачу не удалось решить даже с помощью большого компьютера.

Переодевшись и освежившись ионизированным паром, Райков прошел в рабочую часть дома. Еще с порога кабинета ему бросилась в глаза лежащая на столе рядом с дисплеем домашнего компьютера желтая карточка визиограммы. Обычные сообщения оставались в памяти компьютера и попросту высвечивались на дисплее. С отпечаткой текста передавались только сообщения особой важности и официальные документы.

Стараясь унять волнение, уже догадавшись о том, откуда поступила визиограмма, Райков подходил к столу нарочито медленно. На его узком лице под широким разлетом бровей возбужденно блестели разбойничьи зеленоватые глаза.

Взяв карточку и разглядев на ней штемпель Совета, он медленно перевел дыхание и лишь затем прочитал все сообщение залпом: «К трем часам прошу прибыть для получения задания. Ридов».

После такого вызова его увольнение и в самом деле стало походить на шутку.

Только сейчас он понял, почему в доме стояла настороженная тишина, почему Анна не вышла их встречать и откуда в доме запах его любимого пирога.

Предстоял трудный разговор с женой и еще более трудное прощание...

Но это позже, это потом. Пока еще можно сделать вид, что он ни о чем не догадывается, не знает причины вызова... Только надолго ли хватит его притворства? Он чувствовал, что с каждым отлетом в дальнюю экспедицию отчуждение между ним и Анной все глубже пускало свои ледяные корни.

– Садитесь, Райков.

Ридов опустил в прорезь пневмопочты очередной рулон документов, над которыми работал перед приходом Райкова, и внимательно осмотрел своего посетителя.

Последний раз они виделись года два назад, когда Райков руководил спасательной экспедицией на Зенде. Тогда требовалось снять с планеты экипаж застрявшего там поисковика. Посадка из–за сложных местных условий исключалась. Была разработана сложная комплексная программа с участием трех кораблей и целой серии челночных автоматических зондов. Райков нарушил инструкции и, не используя зондов, все–таки сел на планету.

Ему удалось взлететь, хотя корабль стал похож после этого на смятую консервную банку. Людей, тем не менее, он спас. И это, как считало руководство поискового отдела, счастливая случайность, не более. Райкову здорово влетело. Он подал рапорт с протестом, и Ридову пришлось заниматься этим делом лично. Оно получило широкую огласку в прессе. Он и сейчас еще помнил крикливые заголовки статей того времени с риторическим вопросом:

«Нужно ли судить победителей?»

С тех пор, по крайней мере внешне. Райков мало изменился. Разве что седина появилась да суше стал взгляд чуть нагловатых зеленых глаз.

– Я знаю, что вас снова уволили, но на этот раз не собираюсь вмешиваться.

Причины мне известны, и я одобряю решение вашего начальства, полагаю, они терпели достаточно долго.

– В целом они, конечно, правы. Но там есть некоторые обстоятельства...

Райков обладал удивительным качеством – во время вот таких кабинетных встреч располагать к себе начальство и производить самое благоприятное впечатление. Но стоило ему оказаться вдали от этих кабинетов, стоило приступить к решению очередной сложной задачи, как он напрочь забывал обо всех инструкциях, о своих личных обещаниях и поступал совершенно дерзко, зачастую слишком рискованно. Пока что ему сказочно везло. Или, как в глубине души полагал сам Ридов, он умел учитывать те неуловимые нюансы ситуации, обладал той глубокой внутренней интуицией, которая одна только и может принести человеку удачу в непредсказуемых, сложных, постоянно меняющихся условиях. Не дослушав, он прервал излияния Райкова.

– Я уже сказал, что не собираюсь вмешиваться. В конце концов, взаимоотношения с руководством Отдела – это ваше личное дело. Не сработались – ищите другое, более подходящее место. Собственно, я и вызвал вас, чтобы предложить руководство экспедицией, не имеющей никакого отношения к Отделу поиска. Ее организует непосредственно Совет.

Райков уставился на Ридова чуть удивленными глазами, в которых уже прыгали бесовские огоньки.

– Я знаю всего две экспедиции, которые организовывал Совет, и все они решали задачи чрезвычайной важности.

– Вы правы. Эта будет третьей и, я думаю, не менее важной. Вы что–нибудь слышали о Мексиканском черном ящике?

– Легенды, слухи... Поскольку официальной информации не существовало и моих заданий это не касалось...

– Есть официальная информация. Но лет двести назад, когда открыли параллелепипед, почему–то посчитали целесообразным утаить ее от общественности.

Наверное, чиновники, бравшие на себя смелость решать, что можно знать народу, а чего – нельзя, думали, что так жить спокойнее. Они имели в виду, разумеется, себя. Поскольку толком объяснить, что собой представляет параллелепипед, никто не смог, сочли возможным закрыть всю тему.

– Это я не понимаю!

– Ну, понять можно... То, чего мы не знаем, вроде бы не существует. Во всяком случае, не может влиять на сегодняшнюю нашу жизнь. Правительство прошлого века не могло допустить существования рядом с собой загадочного объекта, который оказался не по зубам их науке, – это бросало тень на престиж. Само существование такого объекта ставило под сомнение не одну научную концепцию. Пожалуй, даже не только научную... Но прежде чем мы продолжим наш разговор, я хотел бы, чтобы вы изучили в спецхране всю существующую на сегодняшний день информацию о черном параллелепипеде. Теперь она непосредственно относится к вашему заданию.

– Вы хотите сказать, что она до сих пор закрыта?

– Ну, видите ли, для того чтобы ее подготовить к представлению широкой публике, нужно было проделать определенную и немалую работу. Желающих не нашлось.

Нужды в ней особой до сегодняшнего дня не было. Так что, возможно, именно вам выпадет честь впервые представить общественности Мексиканский ящик.

– Благодарю за честь! Я всегда считал себя выдающимся архивным работником.

– А вы не спешите. Возможно, после знакомства со всеми материалами и выводами многочисленных комиссий ваша точка зрения несколько изменится.

В овальном зале спецхрана не было стеллажей с бумажными пайками, и тем не менее, как и сотни лет назад, здесь пахло крысиным пометом.

Райков подумал, что причина запаха, скорее всего, в том, что суть этого учреждения за все века не изменилась.

Здесь хранилась информация, недоступная простым смертным. Наверное, те, кого сюда впускали, должны были испытывать известную гордость людей, облеченных особым доверием начальства. Райков гордости не испытывал. Его раздражала дурацкая трата времени. Какое отношение может иметь к дальнему космическому поиску история с найденной два века назад каменной глыбой?

Но приказ есть приказ. Он знал по опыту, что все распоряжения Ридова нужно выполнять в срок и добросовестно.

Только после того, как центральный компьютер спецхрана выдал на рабочий дисплей первые документы и фотографии, его скептицизм несколько поуменьшился.

Перед ним разворачивалась захватывающая, прямо–таки детективная история двухвековой давности.

Скалу обнаружили совершенно случайно под толстым слоем наносов и оползней.

Внимание специалистов сначала привлекла лишь ее правильная геометрическая фигура. Почти идеальный параллелепипед. Но первый же радиоизотопный анализ показал, что глыбе больше двух миллионов лет. В таком случае, если считать вероятным ее искусственное происхождение, к нашей земной истории объект вряд ли имел какое–нибудь отношение. Райков переключил изображение на дисплее и сразу же убедился в своей правоте.

Впрочем, одновременно с космической появилась гипотеза и земного происхождения глыбы. Логически вполне обоснованная. Сторонники космического происхождения объекта представили новые данные: котлован похож на метеоритный кратер...

Вряд ли здесь есть резон. Если эта штука свалилась из космоса, она могла сохраниться после удара об атмосферу только в том случае, если ее поверхность состоит из материала, не уступающего в прочности кристаллическому броневиту, но тогда она ушла бы. в земную кору, как нож в масло.

Ни того, ни другого не произошло. Есть еще один вариант: смягченная посадка.

Именно это утверждает доктор Строгий: искусственный объект с заданными свойствами, нечто вроде кибернетического устройства.

Не слишком ли сложно для обломка скалы? Однако лет через пять только что открытый нейтринный анализ показал сложнейшую электронную структуру объекта: там оказалось нечто вроде гигантского кристалла компьютера с неизвестной программой, способного к накоплению энергии. Обнаружено наличие внутренних энергетических резервуаров на сверхпроводимость. Попытка расшифровать программу хоть бы в общих чертах успеха не имела. «Вещь в себе». Вот почему ее назвали «черным ящиком».

Лет на двадцать исследования заглохли. Объект законсервировали, закрыли на всякий случай энергетической защитой, установили круглосуточное наблюдение. За это время наблюдения никакой активации и никаких новых данных. В сороковых годах прошлого века все тот же Строгий, теперь уже академик, разработал теорию пространственного прокола: генератор–приемник, мгновенный переход объекта независимо от расстояния... Ну, с этим его подробно знакомили еще в школе пилотов. Ничего не вышло. Во всяком случае, практически. Энергии нужно было столько, что всего солнечного излучения за год не хватит на один переход.

Какое отношение это имеет к Мексиканскому объекту? Ага, вот еще одна гипотеза Строгина: «черный ящик» может быть генератором перехода с использованием внешних, неземных источников энергии...

Сразу же возник законный вопрос: если это действующий генератор, почему его не используют те, кто затратил столько сил на его создание и транспортировку?

А может быть, использовали? Седая древность, начало четвертичного периода Кайнозойской эры... эоплейстоцен. Вполне вероятно, то время не вызвало у них особого интереса. А потом, многое могло измениться за миллион лет в тех местах, где создавали эту штуку. Неудавшаяся попытка контакта? Может быть... Тогда следует рассчитать направление прокола и заняться поисками приемника.

Конечно, данные таких расчетов неопределенны: ведь звездные объекты не фиксированы в скоплениях, они смещаются и, следовательно, постоянного направления к этим объектам быть не может. Замкнутый круг...

И еще одно оставалось совершенно непонятным: кому и зачем понадобилось делать из всего этого большой секрет?..