Форс-мажор
Найти «хроноязву» с необходимой временной глубиной – ровно двадцать один
год – оказалось труднее, чем он себе представлял. Транспортных средств у
Стаса не было никаких, а волхварь перемещал его в слишком широких пределах
расстояний, кратных сотням и тысячам километров. Чего–то он все–таки не
учитывал при «просачивании» сквозь пространство, подсказать же ему было
некому, таким образом, отчаявшийся Стас вынужден был при каждом выходе на
поверхности Марса делать многокилометровые вылазки пешим ходом, что в
суровых условиях планеты – мороз до минус шестидесяти пяти градусов, почти
полное отсутствие воздуха – было делом нелегким даже при меньшей, чем на
Земле, силе тяжести.
Станислав устал, хотел есть и пить, но упорно бродил по диким руинованным
ландшафтам Красной планеты в поисках ям с мутноватой светящейся водой –
такими выглядели вблизи временные воронки, разъедавшие ткань реальности
Марса и соединявшие прошлое с настоящим. Просыпавшееся изредка в голове
знание, переданное ему инспектором СТАБСа, рекомендовало проверять глубину
«хроноязв» дистанционно, не подходя к ним слишком близко, но точность
таких проверок при этом снижалась, и Стас приближался к ямам с «водой» как
можно ближе, рискуя провалиться в прошлое Марса не на двадцать с лишним
лет, а гораздо глубже. Суть же проверки состояла в мысленном погружении в
воронку длинного щупа с нанесенными на нем метками лет. Каждая метка,
исчезая в «воде», отзывалась в голове Стаса тихим потрескиванием, и надо
было до предела напрягать интуитивный слух, чтобы это потрескивание
услышать.
Никакой мистики в этом методе определения глубины воронки не было. Стас не
просто мысленно опускал в нее щуп, а действительно воздействовал на нее
«струной» ментального поля, в то время как подсознание, руководимое
эйконалом инбы, обрабатывало полученную информацию и выдавало ответ.
О возвращении в свое время Панов не задумывался, полагая, что об этом у
него еще будет время позаботиться. Зато у него было достаточно времени,
чтобы поразмышлять о своих случайно приобретенных навыках, включающих в
себя ясновидение, проскопию и ретроскопию, которыми он еще не овладел в
полной мере. Связь его сознания с колоссальным полем информации инбы
существовала, надо было лишь познать законы ее включения для определения
уровней понимания, и тогда, Стас в это верил, у него открылись бы
удивительные горизонты, о которых пока можно было только мечтать.
И все же он вряд ли нашел бы «хроноязву» с необходимой временной глубиной
или в крайнем случае искал бы очень долго, если бы не помощь извне. Хотя
кто ему подсказал местонахождение ямы с глубиной в двадцать один земной
год, Стас, естественно, не знал. Да и устал настолько, что не хотел даже
думать об этом.
Приблизившись к очередной яме с зеленоватой, светящейся изнутри «водой»
(никакой воды, конечно же, на поверхности Марса не было и в помине),
обнаруженной в развалинах какого–то древнего марсианского города на берегу
исчезнувшей реки, Стас увидел плоскую каменную стелу с какими–то
письменами, равнодушно скользнул по ней взглядом и вдруг краем сознания
определил нечто знакомое в очертаниях вырезанных на стеле знаков. Нехотя
вернулся к ней, сосредоточиваясь на восприятии новой информации, и с
растущим изумлением и недоверием прочитал надпись на вполне современном
русском языке:
«Здесь был комба Антоша. Предупреждаю: «хронотрясина» ограничена
горизонтом событий земного тысяча девятьсот девяностого года. Время
распада язвы – сто двадцать пять дет. Коррекции не подлежит, я пробовал.
Руками не трогать!»
Стас дважды перечитал послание, шевеля губами, засмеялся.
– Здесь был Вася... Надо же!
Голос внутри витасферы звучал глухо, и Стас замолчал. Можно было не верить
находке и вообще принять ее за галлюцинацию, тем более что писавший
предупреждение явно понимал толк в юморе, что уж совсем не вязалось с
обстоятельствами находки человеческих следов на Марсе, однако Станислав
предпочел поверить своим ощущениям и почти без раздумий шагнул в яму с
«водой».
Падение в глубокую черную шахту казалось вполне реальным, даже дух
захватило. Потом на голову Стаса свалилась многотонная каменная глыба.
Свет в глазах померк, а когда Панов обрел способность видеть, его ожидал
сюрприз.
С первого взгляда ничего вокруг не изменилось, разве что солнце
переместилось чуть ниже к горизонту, пейзаж остался тем же: гигантские
полуразрушенные временем и катаклизмами пирамиды, трещины, расколовшие
плиты набережной и сухое русло реки, фиолетово–сиреневое небо, усыпанное
звездами. Но стела...
Станислав мельком посмотрел на каменную плиту с надписью, затем еще раз,
более внимательно, и прочитал вслух:
«Я же предупреждал: руками не трогать! Возможен спонтанный переброс
реальности! Услышишь, как трещит ткань пространства, беги, дурак!»
Стас прислушался и в самом деле услышал тихие потрескивания, будто по
битому стеклу шел человек. Одновременно в воздухе вокруг замерцали,
появляясь и пропадая, маленькие голубые зв„здочки, запахло озоном. Стас
понял, что пора бежать на Землю, и с мыслью: «Спасибо, комба Антоша!" –
перешел в состояние волхваря.
Очнулся он уже на Земле, в полной темноте, и лишь когда глаза
адаптировались к новому освещению, стало понятно, что он оказался ночью в
лесу, недалеко от какого–то шоссе: были Слышны звуки проносящихся мимо
автомобилей. Глубоко вдохнув теплый воздух, Стас поздравил себя с успешным
бегством в прошлое (охотники РА так его и не догнали) и направился к
дороге. Затем на плечи навалилась безмерная усталость, он остановился,
прикинул свои возможности и сел на мягкую подстилку из опавших листьев и
сосновых иголок. Судя по температуре воздуха и запахам, здесь царила
весна, что вполне устраивало беглеца.
Спать захотелось непреодолимо. Стас прилег, положил голову на какой–то
мягкий бугорок и провалился в сон как в омут.
