Переход причины в следствие
Он бежал по мрачному, полному таинственного скрытого движения подземному
лабиринту, слыша за спиной топот сапог преследователей, понимал, что это
сон, и не мог проснуться. А каменный коридор с бугристым полом все
раздваивался, сужался, петлял, превратился в мост над пропастью, мост
странный из каменных столбов с плоскими вершинами, образующих цепочку
опор. Из туманной дали выступили очертания старинного замка, сложенного не
из каменных глыб или блоков, а из гигантских костей, и в это время с неба
на вершину столба впереди упала черная тень и превратилась в трехглазого
старика в рваном плаще, с седой щетиной на лице и светящимися
кровавокрасными глазами.
Стас перестал скакать, как заяц, со столба на столб, в отчаянии оглянулся
и увидел второго преследователя, с угрюмым смуглым лицом в кольце бороды и
бакенбардов. Смуглолицый вытянул вперед руку с огромным указательным
пальцем, направил палец на Стаса.
Прыгай! раздался его гулкий раскатистый голос.
С пальца чернобородого сорвался сгусток розового огня. Стас пригнулся,
пропуская сгусток над собой, но не удержался и с криком свалился в сияющую
туманную бездну. Завыл в ушах ветер, скорость падения стремительно начала
увеличиваться, внизу показался хаос скал и россыпи камней, а когда удар о
камни казался неминуемым, он с криком подхватился с кровати в липком
холодном поту, широко раскрытыми глазами разглядывая мирную обстановку
спальни.
Через минуту лег, унимая бешено колотившееся сердце, потом встал и
поплелся в ванную, чувствуя себя разбитым и больным. В затылке словно
застряла заноза, точнее, косточка абрикоса или сливы, и это ощущение не
покидало Стаса уже два дня, с момента его встречи с двумя незнакомцами на
мосту через железнодорожные пути в районе «Авиамоторной», когда он ехал из
издательства домой. Встреча произвела на него такое впечатление, что
странные мужики в необычного покроя плащах снились ему теперь каждую ночь,
не помогали ни успокаивающие таблетки, ни аутогенная тренировка, и Стас в
конце концов решил обратиться к врачу. Хотя был твердо уверен, что встреча
на мосту ему не пригрезилась и двое баскетбольного роста мужчин сунулись
под колеса его «Рено» на самом деле.
После того как они «разрядили» в него свои кулаки. Стас доехал до дома на
полном автопилоте, и факт этот тоже не подлежал сомнению, как и то, что на
полу кабины он потом обнаружил диковинной формы нож с острым как бритва,
волнистым лезвием. Вспомнилась не то чтобы добрая, но извиняющаяся улыбка
старика, его странная фраза:
Прости, Стас. Видно, такова твоя судьба... Что он хотел сказать этими
словами? Почему извинялся? Каким образом его кулак превратился в
электрошокер? И откуда он узнал имя водителя «Рено», случайно попавшегося
на пути?
Абракадабра! пробормотал Стас, направляясь в ванную.
Ответов на эти вопросы у него не было, а сомнения в трезвости ума уже
появились.
Стас Станислав Кириллович Панов, тридцати лет от роду, шатен, метр
восемьдесят пять, спортсменлюбитель теннисист, не женат, генеральный
директор издательства «Дар» (название издательство в конце девяносто
девятого года получило от имени Дарья, так звали девушку Стаса, с которой
он был знаком три с лишним года), принял душ, сварил себе кофе, оделся и
позавтракал, все еще переживая отдельные эпизоды сна.
Жил он в двухкомнатной квартире на проспекте Жукова один, лишь Дарья
появлялась здесь регулярно, да мама изредка навещала сына, чтобы навести
порядок в холостяцкой квартире, хотя сама жила не близко, на Сухаревской
площади.
В девять часов Стас вывел машину из гаража, находившегося прямо под домом,
и мысли его свернули в другое русло. Когда, он подъехал к офису
издательства, располагавшемуся в пятиэтажном здании бывшего стройтреста на
Первой улице Энтузиастов, его занимали уже другие проблемы, издательские:
предстоящая покупка бумажного комбината в Твери, расширение площадей,
редакторские дела и финансовые отчеты. Хотя нетнет да и вспоминался сон с
преследователями в плащах.
В одиннадцать часов он провел оперативное совещание, обсудил с главбухом
издательства, с которым когдато учился в школе, финансовые дела и поехал
на Хорошевку, на встречу с главой банка «Москредит», от которого зависела
судьба покупки издательством собственного бумажного комбината. В этом же
банке работала и Дарья Валентиновна Страшко, подруга Стаса на протяжении
последних трех лет. Правда, что пора жениться, Стас сообразил недавно.
Дарья любила его и была чрезвычайно терпеливой женщиной, притом красивой
и умной, что в нынешние времена редкость, но вряд ли ее устраивало такое
положение вещей, хотя она и не показывала Панову своего заинтересованного
отношения к замужеству. И все же он созрел благодаря маме, обратившей
внимание на то обстоятельство, что сын с подругой стал встречаться реже.
Стас и сам заметил, что Дарья приходит к нему все неохотней, но все никак
не мог, да и не хотел, честно говоря, поменять образ жизни, который его
устраивал. Но мама в последнюю их встречу вдруг грустно сказала:
Сынок, а ведь ей уже двадцать семь лет.
Ну и что? не понял Стас.
Ничего, улыбнулась Зоя Николаевна. Внуков хочу...
Этот разговор и привел Стаса к состоянию! внутренних разборок с самим
собой, в результате чего он пришел к мнению, что пора. Пора узаконить
отношения с любимой женщиной, ждущей этого шага, как и все женщины мира.
Это лишь для мужчин не имеет значения формальны или неформальны их
отношения с женским полом, дай им волю, большинство из них никогда не
переступило бы порог загса, но для женщины! факт брака имеет гораздо
большее значение, и Стас наконец это осознал.
Естественно, сначала он забежал в кассовый зал банка, чтобы увидеть Дарью
и договориться о встрече. Хмурый вид девушки его не смутил.
Привет, боярыня, сказал он, протягивая ей букет роз. Чтонибудь
случилось? Отчего вид похоронный? I
Ничего не случилось, слабо улыбнулась Дарья, глянув на Стаса слегка
раскосыми глазами; она уверяла, что в жилах ее предков течет тюркская
кровь. Не очень хорошо себя чувствую.
Надеюсь, ничего серьезного? встревожился Стас. Сможешь съездить со
мной после обеда в одно место?
Дарья покачала головой, увенчанной короной из волос, в которую она
превратила свою роскошную косу.
Не смогу, меня не отпустят.
Если я попрошу, отпустят.
Зачем? Куда ты хочешь поехать?
В загс, пожал плечами Стас.
Глаза девушки раскрылись шире, в них сквозь недоверие и печаль вспыхнули
искры изумления и радости.
Ты... серьезно?!
Еще как, небрежно сказал Стас. Будь готова к трем часам, я за тобой
заеду.
Он сунул в окошко руку, погладил вздрогнувшие пальцы девушки, уловил
ответное касание и направился к выходу из зала, провожаемый засиявшими
глазами Дарьи. А у колонны посреди зала ему преградила путь молодая
женщина в деловом темносинем костюме, широколицая, некрасивая, с широким
носом и низким лбом.
Господин Панов?
Да, я, остановился Стас.
Пройдемте со мной.
А в чем дело? озадаченно посмотрел он на незнакомку. Вы кто?
Женщина достала из сумочки красную книжечку с вытесненным на ней двуглавым
золотым орлом, махнула ею перед носом Стаса и упрятала обратно.
Я следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры.
Ну и что? Меня обвиняют в криминале?
Вы находились вечером седьмого сентября на мосту через железнодорожные
пути возле станции «Авиамоторная»?
Станислав снова вспомнил встречу с двумя незнакомцами в странных плащах, в
душе невольно шевельнулся страх.
Нне помню. А в чем всетаки дело? Из вестибюля выглянул штатный
сотрудник секьюрити банка, знавший Панова, направился к разговаривающим.
Женщина следователь Генпрокуратуры оглянулась на него, бросила Стасу
сквозь зубы:
Постарайтесь припомнить точное время, когда вы ехали через этот мост.
Нуу... гдето около одиннадцати часов, пробормотал сбитый с толку
Панов. Задержался на работе и... да в чем дело, в конце концов?!
Проблемы, Станислав Кириллович? подошел охранник.
Спасибо, сказала женщина и, не глядя на парня, пошла к выходу из зала.
Мужчины молча смотрели ей вслед.
Кто это? поинтересовался охранник.
Следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры.
Ух ты! усмехнулся охранник. Важная дама. Неужели издательство «Дар»
попало в поле зрения Генпрокуратуры? Признавайтесь, что вы там напечатали?
Мы много чего печатаем, пробормотал Стас. Только интерес у
следователя другой...
Он оглянулся, махнул рукой наблюдавшей за ним из окошка кассы Дарье и
направился на второй этаж здания, где его ждал президент банка. Дама из
прокуратуры ему не понравилась, как и ее неожиданный интерес к
происшествию на мосту. Генеральная прокуратура пустяками не занималась, и
если следователям стало известно, что вечером седьмого сентября Панов ехал
по автостраде через железнодорожные пути в районе «Авиамоторной»,
следовательно, там чтото произошло. Чтото серьезное, помимо контакта
Станислава с двумя мужчинами необычного вида, со стреляющими молниями
кулаками.
В банке Стас задержался ненадолго, молодой президент «Москредита» решал
все вопросы быстро и оперативно, как и сам Панов, и даже согласился
отпустить Дарью с работы, узнав причину, по какой его клиент просил
отпустить работницу. После этого Стас помчался в издательство, а оттуда
за цветами на рынок, чувствуя, как в душе растет ожидание какихто перемен
в жизни. К половине третьего он был уже на мосту, соединявшему улицы
Беговую и Девятьсот пятого года над железнодорожными путями; оставалось
лишь свернуть под мост и выехать на Хорошевское шоссе, в начале которого
располагалось здание банка «Москредит», когда следовавший за машиной
Панова джип «Шевроле» с черными стеклами (Стас заметил его за собой давно,
но не придал значения) догнал «РеноСценик» и на повороте с ходу врезался
в заднее крыло машины. «Рено» Панова от удара развернуло на девяносто
градусов, выбросило на полосу встречного движения, и боковым зрением он
успел увидеть надвигавшийся капот фургона «Континенталь». Последняя мысль
его была: как странно, опять меня подловили на мосту... Потом наступила
темнота и тишина.
В себя он пришел только на второй день после автокатастрофы. Сосед по
палате потом сообщил, что корпус машины Стаса пришлось разрезать, чтобы
вытащить его из кабины: дверцы так деформировались от бокового удара, что
открыть их оказалось невозможно. Однако Станислава спасла воздушная
подушка, предохранившая грудную клетку от переломов ребер и лицо от
порезов, и сравнительно небольшая скорость движения на повороте, и все же
прогнувшаяся крыша кабины едва не раздавила ему голову (врач сказал, что
разошлись швы черепа), что и послужило причиной суточного шока и
беспамятства. И тем не менее Стас выжил.
На третий день он стал понимать, что находится в реанимации. На четвертый
узнал маму. На пятый ему разрешили принять делегацию сотрудников
издательства, искренне переживавших за здоровье своего директора, а
вечером четырнадцатого сентября Стас дождался прихода мамы и спросил, не
звонила ли Дарья.
Не знаешь, почему она не приходит? добавил он. Может быть, уехала
куданибудь в командировку?
Какая Дарья? удивилась Зоя Николаевна.
То есть как это какая Дарья? ошеломленно уставился на мать
Станислав. Шутишь, мам?
Лицо Зои Николаевны отразило недоумение и опасение:
Что с тобой, сынок? О какой Дарье ты говоришь?
Брось разыгрывать, ма, досадливо поморщился Стас. Ты мне плешь
проела, уговаривая жениться на ней. Между прочим, я сделал ей предложение
и перед аварией хотел везти в загс. Неужели она не знает, что я в больнице?
Мама с тревогой заглянула в глаза сына, лежащего с перебинтованной головой
и руками, которые порезало осколками стекла.
Это, наверное, последствия травмы, сынок. Никакой Дарьи я не знаю, ты
меня никогда с ней не знакомил и ничего о ней не рассказывал. Может быть,
ты имеешь в виду Сашу? Помнишь, я както видела ее у тебя?
Какую Сашу? нахмурился Стас. У меня отродясь знакомых Саш не было.
Перестань прикидываться, мам! Может, с Дарьей чтонибудь случилось, а ты
не хочешь говорить? Он приподнялся на локтях, и тотчас же раздался
звонок медрегистратора, анализирующего состояние пациента.
В палату заглянула медсестра.
Лежи, лежи, испуганно проговорила мама, укладывая сына на кровать.
Все образуется, не волнуйся. Ты получил сотрясение мозга, вот и мнится,
будто был знаком с какойто Дарьей.
Да не с какойто! выпалил Стас, чувствуя, как голова начинает звенеть,
перед глазами поплыли разноцветные круги. Дарья в банке «Москредит»
работает, ты ее видела...
Сейчас, сейчас, ласково проговорила медсестра, ее ловкие пальчики
пробежались по груди Стаса, обнажили руку, сделали укол. Все пройдет, не
волнуйтесь, все образуется...
Голова закружилась. Стас начал уплывать в сияющее туманное марево, но все
же успел упрямо пробормотать:
Дарья... моя... невеста... позовите ее...
Потом ему все стало безразлично.
Однако вопреки надеждам матери и врачей он не забыл о Дарье и снова
потребовал, чтобы ее попросили приехать в больницу. И не успокоился до тех
пор, пока Зоя Николаевна не съездила в банк и не привела с собой одного из
его менеджеров, которого Стас не знал и который сообщил, что Дарья
Валентиновна Страшко у них никогда не работала.
Это сообщение так потрясло Панова, что ему стало плохо и он сутки
провалялся в полубреду, изредка всплывая в явь и вяло требуя провести
расследование: куда пропала Дарья, с которой он встречался целых три года.
Шестнадцатого сентября благодаря усилиям врачей он успокоился, принял их
объяснения ситуации: «У вас сработал эффект ложной памяти молодой человек,
это последствия травмы головы, так называемый посттравматический синдром,
это пройдет..." но не поверил ни одному их слову, решив после выхода из
больницы отыскать Дарью самостоятельно. Сомнения в собственной трезвости
и памяти у него были, однако! он отчетливо помнил чуть ли не каждую минуту
встреч с Дарьей, ее поцелуи, жаркий шепот: любимый мой! объятия, лукавые
взгляды и сдвинутые в моменты ссор брови. Она существовала! И никакие
доводы врачей не могли поколебать уверенности Стаса в ее реальности.
Вскоре его из реанимационного отделения перевели в стационар, в обычную
лечебную палату, где уже лежали двое выздоравливающих: молодой парень по
имени Анатолий, поправлявшийся после операции на колене, и средних лет
толстяк Семен Семеныч с переломом тазобедренного сустава. Толстяк оказался
офицеромхимиком, относительно недавно ушедшим на пенсию по выслуге лет, а
также страстным любителем кроссвордов. Он мог разгадывать их утром, днем,
вечером и даже ночью, постоянно донимая соседей по палате вопросами и
удивляясь, почему Стас, эрудиция которого превосходила воображение бывшего
капитанахимика, не увлекается кроссвордами. Онто и послужил новым
раздражителем для медленно восстанавливающейся психики Панова, и без того
переживавшего странное отсутствие Дарьи.
Семнадцатого сентября, в пятницу, после обеда, когда Стас вернулся из
столовой в палату и собрался заняться документами и письмами, которые ему
принесли из издательства, кроссвордолюбитель Семен Семеныч обратился к
нему с вопросом, не отрываясь от страницы какойто газеты с очередным
кроссвордом:
Слово из восьми букв: главный элемент процессора компьютера.
Предпоследняя буква «и».
Микрочип, ответил Анатолий, лежавший с загипсованной после операции
ногой; он читал книгу.
Стас, никогда не встречавший этого слова, заинтересованно посмотрел на
парня:
Как ты сказал? Нука еще раз.
Элемент процессора микрочип, повторил Анатолий. Или просто чип. С
английского электронная деталь. Неужели не знаешь? Да чипы стоят во всех
компьютерах.
Первый раз слышу, признался Стас. До сих пор мне казалось, что
микросхемы называются иначе смолами. От английских слов «маленький
слоеный пирог».
Не сочиняй, засмеялся Анатолий. Все знают, что вся сложная
электроника работает на микрочипах.
Да не сочиняю я!.. хотел было вспылить Стас и осекся, в который раз
вспомнив странное исчезновение Дарьи.
Чтобы его не считали сумасшедшим, а такие мысли уже приходили в голову,
следовало молчать о своих «открытиях» и докапываться до истины самому.
Ты что, всерьез считаешь, что чип называется... этим, как там его...
смопом? поинтересовался Анатолий.
Я пошутил, очнулся Стас, ощущая болезненную пульсацию крови в затылке,
там, где с недавних пор он стал чувствовать какоето инородное тело;
впечатление было такое, что там действительно застряла сливовая косточка.
Просто удивляюсь, что в русском языке не нашлось адекватного слова,
отвечающего понятию этого вашего... чипа.
Букв, наверно, не хватило, засмеялся Анатолий, в то время как Семен
Семеныч продолжал корпеть над кроссвордом и не слышал, о чем говорили
соседи по палате.
В гавайском алфавите и вовсе двенадцать букв, и ничего, общаются, не
заимствуют чужие слова...
Стас прилег, собираясь с мыслями, но усиливающаяся головная боль заставила
его переключить внимание на состояние здоровья, и размышления о
странностях окружающего мира пришлось перенести на более позднее время.
Зато появилась цель выяснить, есть ли вокруг другие странности, что
вообще происходит с ним или с миром, и вечером Панов принялся за чтение
газет, принесенных по его просьбе мамой.
Открытия посыпались одно за другим, так что сомнения в своей психической
полноценности снова вернулись к Стасу. Так, например, он с удивлением
обнаружил, что никогда прежде не читал газеты «Коммерсанта». В его кабинет
регулярно поступали почти все издаваемые в России газеты, но «Коммерсанта»
среди них не было. Это он помнил точно. Зато была газета «Бизнесмен», о
которой ничего не слышали мама и киоскер, у которого она покупала газеты
для сына.
Новое потрясение ожидало Стаса чуть позже, когда он вычитал в «Известиях»
фамилию премьерминистра Путилин. Панов был совершенно уверен, что
премьером полгода назад стал Степанов, бывший министр обороны.
И доконал Стаса визит в больницу Кеши, бывшего однокашника Викентия
Садовского, ставшего в одночасье... космонавтом! Узнав об этом, Стас
почувствовал слабость в коленках и понял, что с ним все же творится чтото
неладное. До момента встречи в больнице он знал, что Кеша работает
прорабом в частной строительной конторе и пишет стихи. Космонавт же
Викентий Садовский, как выяснилось, стихов не писал, зато уже дважды
побывал в космосе на станциях «Мир» и «Альфа», а два дня назад вернулся с
Луны, где строилась первая международная лунная станция «Селена», и,
конечно же, первым делом поспешил навестить «закадычного» друга!
После этого известия у Стаса случился сильнейший приступ головной боли, и
врач выгнал посетителя из палаты. Испуганный Садовский пообещал прийти на
следующий день, но все же Стас, несмотря на свое состояние, заметил, что
Викентий явно находится под впечатлением какихто событий, о чем он и
хотел поговорить с другом. И вместе с тем Стас был абсолютно уверен, что
до аварии никогда не слышал о совместном строительстве русские,
американцы, китайцы и французы станции на Луне.
Вокруг суетились врачи и медсестры, их голоса отдавались в гулкой пустой
голове Стаса колокольным звоном, шевелилась и пульсировала «сливовая
косточка» в затылке, а перед мысленным взором светились янтарной желтизной
глаза старика (иногда их было три), заросшего седой щетиной, в которых
плавились воля и сомнение, потом старик превратился в Дарью в необычном
«космическом» шлеме, она протянула к Стасу руки и проговорила раскатистым
басом:
Отдай, что украл!..
Что?! пискнул съежившийся Стас.
Знания Бездн!
В голове Стаса вспыхнуло пламя, «сливов косточка» в затылке отозвалась
уколом боли, и потерял сознание.
В себя Панов пришел к вечеру, увидел сгорбившуюся на стуле возле кровати
маму, хотел бы спросить, не нашла ли она Дарью, но вовремя прикусил язык.
Продолжай он действовать в том же духе, его могли перевести из
травматологии в психиатрическое отделение, а из психушки, как известно, на
волю выйти потруднее, чем из обычной лечебницы. Надо было ждать
окончательной заживления травмы головы, выхода из больниц и лишь потом
заниматься выяснением ситуации «ложной памятью».