Павел впервые переступил порог кабинета Ромашина. Комиссар безопасности Евроазиатского континента понял его состояние, но остался сдержанно–официальным. Прошел к своему столу с черной матовой поверхностью, однако не сел и гостю сесть не предложил. Взглянул на инспектора.

Жданов стоял совершенно неподвижно и смотрел на комиссара–два желтыми глазами, в которых можно было прочесть лишь непробиваемое спокойствие и порой иронию – если нюансы разговора становились понятны обоим до словесного объяснения.

Он был высок, но из–за развитой мускулатуры казался массивным, форму инспектора носил с подчеркнутым щегольством, что говорило о собранности, аккуратности и чувстве собственного достоинства. Лицо у инспектора было несколько замкнутым, лишенным мимики – печать долгой работы в пространстве при отсутствии больших человеческих коллективов, но умный, проницательный взгляд выдавал в нем характер незаурядный.

– Прошу прощения, – сказал наконец Павел, выдержав оценивающий взгляд комиссара. – Мне не очень ясно, почему меня вызвали в земной сектор.

Павел удивился не зря. Он был инспектором безопасности дальних космических экспедиций, а Игнат Ромашин возглавлял отдел безопасности научных исследований УАСС Земли. Служба одна, но разные направления, объекты, задачи. И вдруг его вызывают в Центр, отстраняют от прежней работы и приглашают в наземный сектор...

– Объясню. – Ромашин изменил позу, задумался, не отводя глаз.

«Интересный тип, – в свою очередь подумал Павел. – Молод, но виски седые, скуп на эмоции, а лицо простое, разве что менее открытое и более твердое, но это уже характер. Выдержка у него, надо полагать, не уступает моей. А кожа подбородка и шеи, похоже, регенерирована – заметны глянцевитость и слегка розовый цвет...»

– Во–первых, у вас за плечами десятилетний стаж работы в космосе, – продолжил Ромашин, – а космос воспитывает в человеке умение мыслить раскованно, нестандартно, нестереотипно. Во–вторых, по образованию вы физик, что немаловажно, в–третьих, незаурядный спортсмен. Есть и в–четвертых, но об этом поговорим отдельно.

– Звучит интригующе.

– Увы, я вынужден говорить туманно, особенно что касается выбора вашей кандидатуры. Вернемся к главному. Я введу вас в курс дела, дам связь, код выдачи информации. Будете работать по своим планам и своим методам. Сразу отмечу: параллельно с вами будут работать и уже работают другие группы нашего отдела, но пусть это вас не смущает, дублирование необходимо, потому что положение дел требует исключительных мер, каких – не знает пока никто. Теперь я покажу то, из–за чего, собственно, вы находитесь здесь. – Не сходя с места, Ромашин дал команду инку кабинета, и тот в объеме развернул пакет информации о катастрофе в лаборатории времени. Закончилась подача зрелищем хроноквантового ускорителя: двухкилометровая его башня внезапно вспыхнула голубым мигающим светом, с ее вершины сорвалась в небо исполинская голубая молния, вздрогнула земля, чудовищный вихрь ударил во все стороны от стен башни, вырывая с корнем сотни и тысячи деревьев...

Запись закончилась.

Ромашин изучающе смотрел на инспектора.

– Теперь вы знаете почти все. Главными консультантами для вас будут Атанас Златков, бывший заведующий лабораторией времени, и хронофизик, вернее, инженер–хрономеханик Игорь Марич, непосредственный участник эксперимента. Он единственный... – Ромашин снова изучающе взглянул в глаза Павлу, – кто остался жив из всего персонала лаборатории. Итак, вы видели, как это произошло. Последствия катастрофы плачевны. Повреждена орбитальная станция дальнего обнаружения, она в момент эксперимента проходила над лабораторией. Вокруг башни хроноквантового ускорителя, которую мы называем проще – Ствол, лес и... все остальное уничтожено в радиусе десяти километров. Нарушен тепловой баланс региона. К Стволу подойти невозможно из–за хронопены – темпоральных эффектов, здание лаборатории уцелело, но проникнуть внутрь никому не удалось.

Ромашин помолчал. Павел тоже молчал, потом проговорил:

– Извините, но я все же не понимаю, чем вызван режим бедствия. Эксперимент не удался, произошла катастрофа, нужно провести расследование причин, устранить последствия... Так? Обычная формула работы линейных отделов Управления. Где здесь работа для безопасности?

– Эксперимент не просто не удался, он вышел из–под контроля и... продолжается до сих пор! Хронобур – генератор–инициатор реакции хронораспада – провалился в прошлое на сотни миллионов, а может быть, и на миллиарды лет. Но главная беда в том, что Ствол неустойчив, колеблется во времени, возможно, генератор продолжает работать и уходит все глубже в прошлое. К чему это может привести, неизвестно. Ваша задача – выяснить степень вины человеческого фактора.

Павел безмолвно переваривал сказанное. У него уже скопилось немало попутных вопросов по мере того, как собеседник продолжал рассказ, но высказывать их вслух было преждевременно. В отделе хранится полный отчет о происшествии, и знакомство с ним наверняка отсечет большинство вопросов.

– Запишите код информационного канала нашего отдела. – Ромашин продиктовал семизначное число. – Вопросы ко мне есть?

– Есть, но задам я их позже, если не возражаете. Могу я начать работу сегодня?

– Можете, я только что хотел просить вас об этом. Ваш кабинет рядом, комната двести семь.

Ромашин поколебался немного, все еще не спеша сесть за свой рабочий стол, затем сказал:

– Возможно, моя просьба покажется вам странной, но... будьте все время начеку. Обращайте внимание на любые мелочи, странности, опасные происшествия и держите себя в постоянной готовности...

Павел ожидал продолжения, не выказывая удивления, и думал, что комиссар знает о случившемся в экспедиции, о его встрече с «санитарами». Но не говорит. Почему? Что за странная манера недоговаривать?

– Хорошо, – кивнул он с непроницаемым лицом. – Я всегда держу себя в форме. У вас все?

Ромашин едва заметно усмехнулся, кивнул, хотя сомнение в его глазах не рассеялось. Он ждал чего–то, а дождался ли – неизвестно.

На столе комиссара вспыхнула гроздь цветных огоньков, зазвучал голос инка:

– Контроль–один, контроль–два – норма, контроль–три – колебания поля, контроль–четыре – граничные эффекты запредельной передачи.

– У меня все, – зачем–то добавил Ромашин, и Павел вышел, коротко поклонившись.

По его мнению, абракадабра, сообщенная инком, могла расшифровываться следующим образом: защиту кабинета кто–то пытался нейтрализовать, чтобы подслушать, о чем разговаривает хозяин кабинета. И неизвестному злоумышленнику это, по всей видимости, удалось.

Придя к такому умозаключению и приняв его к сведению, Павел нашел дверь с номером «207», осмотрел свой оперативный служебный модуль, называемый по старинке кабинетом, и сделал вывод, что кабинеты любой организации стандартны до тех пор, пока не носят отпечаток личности владельца. В этом работал, очевидно, кто–то назидательно–нудный, угрюмый, пожилой, любящий порядок и дисциплину. Этакий педантичный зануда с лысиной в полчерепа.

На стене висели два листка пласт–папира. На первом красовалась надпись: «Прежде чем сделать – подумай!", на втором – пункт номер тринадцать Инструкции УАСС, именуемый в просторечии пунктом «срам», который расшифровывался как «сведение риска к абсолютному минимуму». Интересно было бы взглянуть на прежнего хозяина кабинета. Неужели в отделе есть такие личности? Впрочем, хозяином мог быть и новичок, стажер, заучивавший инструкцию наизусть.

Павел заглянул в кабину метро [ Метро – система мгновенного транспорта (возврат старого термина самого удобного и массового вида транспорта XX в.). ] : пусто, чисто, на стенке карта станций выхода, на другой – крохотная панель с одним–единственным индикатором и сенсором включения, игла задатчика перемещения. Вставляешь иглу в гнездо на карте, дуешь на сенсор, и ты за тысячу километров отсюда или за миллион, а то и за сто световых лет...

Павел сел за пульт координатора, посмотрел на часы и повернул ключ подачи питания.