*
Он был стадионом, а голова – зеленым полем стадиона, на котором
происходил чемпионат мира по легкой атлетике. И каждый бросок и удар
вонзающихся в поле молота, ядра или копья отзывался уколом головной боли,
каждый толчок ноги бегущего о дорожку стадиона, каждый прыжок
соревнующихся заставляли содрогаться голову Василия, порождали мучительную
вибрацию кожи и кровеносных сосудов, сдавливали нервные узлы и
травимровали мозг.
Потом в какой–то момент произошла смена ощущений.
Василию показалось, что его позвал знакомый нежный голос, а перед
глазами возникли странно волнующие зыбкие лица людей, которых он когда–то
знал, но длилось это видение недолго. Василий снова нырнул в мир
ирреальных ощущений и необычных пейзажей, соединяющих в себе
несоединяемое: тишину и грохот, огонь и воду, радость и горе, живое и
неживое...
Василий был океаном во время шторма и глотал корабли, подводные
лодки, разбивал их о скалы и смывал гигантскими волнами целые города,
испытывая при этом странное наслаждение и муки совести, радость и боль
одновременно...
Он превращался в космический корабль неизвестной цивилизации, тысячи
лет странствующий в космосе, и сгорал вместе с ним в недрах приблизившейся
звезды, не в силах изменить траекторию летального исхода...
Он ощущал себя вулканом, засыпающим пеплом близлежащие поселки,
ледником, сползающим в пропасть, северным сиянием, проливающимся на землю
горячим дождем, ветром, разрушающим хижины на атолле, одинокой скалой в
океане, китом, выброшенным на берег, гигантским насекомым, конвоирующим
колонну пленников, полулюдей–полульвов, и одновременно этой же колонной,
ощущая страх, боль и тоскливую тоску каждого пленника...
И, наконец, Василий Никифорович Котов, летчик–истребитель, сбитый в
небо под Смоленском в тысяча девятьсот сорок втором году, упал со своим
самолетом в болото и утонул, пуская пузыри... и утонул... и утонул, чтобы
внезапно выплыть неизвестно где и неизвестно в чьем теле чуть ли не сто
лет спустя...
Он осознал, что лежит на носилках, которые несут кру–то сбитые парни
в камуфляже, впереди полубредет–полуобвисает на плечах таких же парней
Вахид Тожиевич Самандар, а чуть сзади и сбоку шагает съежившаяся девчонка,
дочь Юрьева, в сопровождении еще двух верзил.
Память восстановилась рывком, хотя и не полностью (лишь спустя
какое–то время он понял, что ему помогли, очистили сознание от шлаков
травмированной психики и подпитали энергетически, кто – тоже стало
известно позднее), но одно Василий понял отчетливо: группа попала в засаду
в квартире Юрьева, куда вернулась из «розы» по чьей–то воле (не его, это
совершенно очевидно) и теперь ее переправляют в место, откуда бежать будет
практически невозможно.
Незаметно сократив и раслабив мышцы, Василий убедился, что они ему
подчиняются, сосредоточился на пустоте и вошел в меоз. Ему
потребовалось всего несколько секунд, чтобы определиться в пространстве,
оглядеть место действия, вычислить силы противника и подготовиться к
сопротивлению. Расширившейся многократно сферой чувств он воспринял два
потока угрозы–внимания, один – ослабевающий (это отъезжал от дома Юрьева
эмиссар ликвидатора), другой – усиливающийся (это приближался маршал СС
Герман Довлатович Рыков), и понял, что времени у них на попытку
освобождения осталось совсем ничего. И начал действовать.
Если бы сознание и память Котова восстановились полностью, он
действовал бы иначе: просто включил бы тхабс и перенес себя и друзей в
другой миры «розы реальностей». Однако вспомнил он об этой своей
возможности намного позже, что осложнило их положение и позволило Рыкову
приблизиться к цели.
Местом боя Котова со взводом спецназа УСО ФСБ, руководимого когда–то
десять лет назад генералом Первухиным, который впоследствии занял кресло
директора службы, стал коридор перед квартирой Юрьева и лестничная
площадка.
Он сел на носилках и исчез. То есть вошел в темп, сразу на порядок
увеличивший скорость его реакций и движений. Эсбешников было восемь, не
считая тех, что рассредоточились по лестницам дома и стерегли крышу и
подъезд: один шел впереди, двое вели Самандара, двое несли Котова, еще
двое сопровождали Марию, и замыкал шествие боец арьегарда. Он был наиболее
опасен, потому что контролировал обстановку и был вооружен автоматом. Его
Василий постарался выключить первым. Не желая убивать парня, он бросил
металлический шарик, попал ему в лоб и добился желаемого результата. Затем
атаковал тех двоих, что вели Марию. Один получил докко – удар костяшкой
пальца под ухо, второй микасуки – удар в угол нижней челюсти*. И лишь
после этого парни в камуфляже опомнились и начали ответные действия, хотя
были уже обречены.
* Наносится сгибом указательного пальца под небольшим углом сверху вниз.
Мария, давно оценившая замысел Котова, взяла под пси–контроль бойца
авангарда, готового пустить в ход «никонов» новейшего образца – с лазерным
целеуказателем, оптическим прицелом и прибором автоматической подводки
ствола на цель, – и заставила его опустить оружие, после чего Василий
уложил его на пол броском еще одного металлического ореха и помог
очнувшемуся Самандару освободиться от опеки последней пары спец–назовцев,
прозевавших момент атаки.
Запас сил Василия закончился одновременно с окончанием схватки. Он
держался исключительно на внутреннем паранормальном запасе и потратил его
за минуту.
По всему коридору до лифта лежали тела в пятнистых комбинезонах. Было
тихо, только гудел лифт, поднимая кого–то наверх, да чирикала рация в
кармане одного из лежащих парней. Вася согнулся, присел на корточки, дыша
толчками, с трудом, почти теряя сознание, но на вопрос подбежавшей Марии:
что с вами?! – пошутил:
– Живот болит... от страха...
И в это время стены коридора ощутимо повело из стороны в сторону,
словно от землетрясения, хотя никакого землетрясения конечно не было – это
обнаружил себя Рыков. Он подоспел к дому Юрьева спустя минуту после того,
как Первухин, избранный ликвидатором в качестве эмиссара на смену
погибшему Дятлову, уверенный в задержании Посвященных, уже отъехал, но
пленников еще не вывели из дома. На то, чтобы обездвижить спецназ ФСБ и
подняться на седьмой этаж, где располагалась квартира Юрьева, Рыкову
понадобилось еще две минуты. Из лифта он вышел в тот момент, когда Котов,
Самандар и Мария, ощутившие его приближение, скрылись за дверью квартиры.
Но это для Германа Довлатовича уже не играло существенной роли, ему
удалось «зацепиться». И когда Василий, вспомнивший наконец о своей
способности переходить границы «розы реальностей», включил тхабс, он
захватил с собой не только Самандара и Марию, но и Рыкова со всем его
манипулом.
Масса перемещаемых тхабсом людей не имела значения, но
психоэнергетический потернциал поля, необходимый для перемещения, был
настолько велик, что квартира Юрия Венедиктовича превратилась в ничто, в
вакуум, в который с гулом и скрипом просела верхняя квартира. К счастью,
никто при этом не пострадал.
Первухин, почувствовавший толчок ментального воздействия, остановил
машину, прислушался к себе и приказал водителю возвращаться. Но как тот ни
гнал автомобиль, было уже поздно: пленники, которых эмиссар считал своими,
исчезли.