Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | LAT


Василий Головачев
Черный Человек
 < Предыдущая  Следующая > 
Глава 8
Трансгалактический корабль Кузьмы мало напоминал земные спейсеры, подчиняясь законам иной геометрии и гармонии, по сути, это был «динозавролет» маатан, выращенный заводом–маткой для нужд неизвестных существ. Рубки управления эта удивительная машина пространств, очертаниями напоминавшая тушу быка с гигантскими рогами, не имела. Кузьма мог управлять ею из любой точки, вырастив из дырчатых стен нечто вроде крыльев летучих мышей и закутав в эти крылья всего себя или любое из своих тел. Излучая волну дружелюбия, сдобренную чувством сожаления, вины и сострадания, он вырастил Мальгину подобие кресла. Полость, в которую он усадил хирурга, походила на каверну от ракушки в толще известняка, стены ее были желто–серыми, шершавыми, холодными и мокрыми на вид. Но стоило Кузьме включиться в сеть управления, как стены Климовой ячейки заискрились огоньками, приобрели глубину, словно были сделаны из толстого зеленовато–желтого стекла. Перед Мальгиным в стене протаяло черное пятно, потом другое, третье, десятое, все они соединились, и Клим оказался с редкими инфракрасными источниками и всего одной золотистой звездочкой, светящейся на грани видимости. Мальгин задержал на ней взгляд. Таинственность этого прямого света в эпоху погасших галактик дошла и до него. Однако спрашивать, что это такое, Клим пока не стал, его ждала встреча с Землей такого далекого будущего, что не снилось даже Герберту Уэллсу с его «машиной времени».
Гигантская холодная тень накрыла Мальгина, так что он невольно посмотрел над собой, вошла в голову и вышла через пальцы рук и ног. Тело обрело вес. И Мальгин вдруг осознал, что корабль Кузьмы уже стоит на поверхности планеты, потерявшей атмосферу, но продолжавшей излучать остатки тепла. Сердце сжалось от нахлынувшего волнения, даже слезы навернулись на глаза, и пришлось приложить недюжинное усилие, чтобы справиться с собой.
Кузьма включил осветители, использовав участок спектра, соответствующий человеческому зрению, перед глазами Мальгина предстала поверхность Земли, пережившей множество самых разных цивилизаций. Следы последней еще не совсем стерло время, хотя прошло уже немало миллионов лет после ее исчезновения.
– Крокодилы... – пробормотал Мальгин, вспомнив реплику Кузьмы о том, что последняя волна разума на Земле проявилась у пресмыкающихся.
– Нет, не крокодилы, – отозвался понявший его Кузьма на пси–волне внутренней связи; он неплохо знал земную историю, – лягушки, вернее, псевдолягушки, потомки мутировавшей ветви лягушек. Но какой фактор послужил возбудителем их прогресса до стадии мышления, я не знаю.
Он еще что–то говорил, сгорая от вполне человеческого сочувствия к землянину, реликту, вынырнувшему из глубин веков, но Мальгин его не слышал. Перед ним простиралась растресканная, как такыр, с редкими пологими холмами, отблескивающая зеркальным металлом равнина, усеянная мелкими и крупными валунами, кристаллическими глыбами не то камня, не то стекла, и серо–белыми пористыми кочками, похожими на подушки мха. Вершины холмов венчали странные конструкции, то ли стволы высохших деревьев, то ли скелеты каких–то существ, вызывающие мрачные ассоциации. Ближайшая из них походила на скелет древней ракеты, а чуть поодаль красовался скелет танка... если представить, что под броней у него (под «кожей и мышечным каркасом») прячется самый настоящий скелет из костей, вплоть до гусениц и пушки!
– Танкозавр? – пробормотал пересохшими губами Клим.– Ракетоящер... Игра случая? Или это и есть останки разумных лягушек?
– Не ищите аналогий, – посоветовал Кузьма. – Эти останки могут быть чем угодно, от искусственных сооружений до растительных антенн и скелетов некогда живших существ. Но не лягушек. В моей видеотеке есть изображение землянина третьей волны, я покажу, если захотите.
– Эта равнина... плато? Я имею в виду – суша или дно моря?
– Воды на Земле не стало уже спустя миллион лет после человека. Кстати, не это ли подтолкнуло пресмыкающихся к жизни на суше вообще и к появлению разума в частности? Но потом в результате новых химических процессов вода снова появилась, хотя с первичной водой ее сравнивать нельзя.
– А горы сохранились?
– Увы, нет. Рельеф полностью переработан, вся планета, по сути, окружена искусственной оболочкой, и все ее ресурсы выработаны вплоть до ядра. – Кузьма помолчал и тихо добавил: – Той Земли, какую вы помните, мастер, нет. Даже если бы вы побывали в момент расцвета человеческой расы, скажем, всего на пару тысяч лет вперед, вы все равно не узнали бы родных мест. А тут прошел не один миллион лет и не одна цивилизация.
Мальгина вдруг пробрала холодная дрожь: он впервые ощутил бездну, не бездну пространства – бездну времени, отделявшую его от родной эпохи. Изменилось все, и даже само время изменилось, перестав быть стрелой, превратившись в безмерный океан...
– Везде... так? Городов у этих ляг... землян–два... или три не было?
– Вся Земля при них была одним городом, если их своеобразную архитектонику можно назвать городом. Мир Тэнгли – вот что такое представляла собой Земля в их эпоху. Помните термин?
Значение термина Клим помнил смутно. В двадцатом веке существовал какой–то изобретатель по имени Тэнгли, который прославился сотворением живущих по своим законам механизмов. В двадцать первом веке его идеи подхватили потомки Тэнгли, а в двадцать втором большинство заводов–автоматов на Земле представляло собой замкнутые системы Тэнгли. Правда, первый Тэнгли строил своих монстров для развлечения, превратив свой труд в какой–то мере в искусство. Неужели лягушки использовали его идеи? Или открыли их заново? И что это значит – превратит Землю в мир Тэнгли?
– Их техника жила сама по себе, а они сами по себе, – ответил Кузьма, терпеливо ожидая конца экскурсии. Вежливость его, как и эрудиция, не знала пределов. – И вся она была живой. В космос они проникли дальше вас, первых землян, только благодаря тому, что посылали интеллект–автоматы, оставаясь на планете и занимаясь непонятными делами. Мне непонятными, – подчеркнул Кузьма корректно. – Я почти не интересовался историей заповедных зон, так что извините, мастер.
Мальгин откашлялся.
– Перенесите меня куда–нибудь в другое место. – Он хотел сказать «на Европейский материк», но Кузьма вряд ли знал, что это такое, а тем более не знал, где его искать.
Равнина смазалась, превратилась в туманную плоскость и снова проявилась твердой массой, хотя пейзаж стал иным. Теперь она была похожа на коралловый слой толщиной в километр с порами, выемками, кавернами и трещинами, в которые вполне мог влезть слон. Те же цвета – серый и белый, те же зеркальные блики, проблески металла и перламутра и мертвое спокойствие. Руины какого–то гигантского преобразователя энергии? Кладбище отходов? Мертвый лес? Кто знает...
Что–то сверкнуло в глубине «кораллового» поля, как алая звездочка, погасло и вспыхнуло вновь. Кузьма, видимо, тоже заметил огонек, включил осветители. Из упавшей темноты, как из ямы, звездочка засияла сильней.
– Что это? – спросил Мальгин, затаив дыхание.
– Маяк, – сказал Кузьма после некоторого молчания. – Вернее, эталон местного стандарта покоя. Природные условия в заповедной зоне вплоть до физических констант поддерживаются с его помощью на одном уровне все последние тысячелетия.
Мальгин уловил в пси–голосе Кузьмы нотки нетерпения и заставил себя сбросить покрывало меланхолии. Этой Земле он был чужим. Впрочем, он был чужим всем и каждому в этом времени, в том числе и Кузьме–негуману, обладавшему невероятной любознательностью и чувствовавшему себя своим в любой эпохе. Кузьма знал много, очень много, невероятно много, по мнению человека, но и он не мог ответить на глобальные вопросы Мальгина, хотя собеседником был прекрасным. Впрочем, ответы на некоторые вопросы он должен знать, подумал Мальгин.
Организму потребовался воздух, и Кузьма по просьбе гостя наполнил его каюту смесью азота и кислорода. Надышавшись всласть, хирург хотел поблагодарить хозяина и откланяться, но вспомнил о «сфере Сабатини».
– Кажется, я догадываюсь, о чем речь, – заявил Кузьма. – В земной истории существовала легенда, я помню ее не точно, о титане по имени Микульо Сельониновитч, который много веков носил в своей суме «тягу земную». Никто не мог эту суму поднять, даже знаменитые по тем временам богатыри Ильо Муромитц, Дон Кихот и Святогор. На самом же деле то была не «тяга земная», а реликтовая «сверхструна», упакованная законами иной вселенной и способная храниться только в суме – специальном боксе с определенными условиями. В один из дней к Микульо Сельониновитчу заглянул Вершитель в образе некоего Агента Ро–машинного и в споре с ним выдернул «струну» из сумы, в результате чего произошла мгновенная разгерметизация «струны» и превращение ее в Провал – узел пересечения метавселенных с разными свойствами. Этот Провал существует до сих пор, и я знаю, что он каким–то образом связывает не только домены, но и времена в нашей вселенной. Вершители пользуются им, хотя принципов я не знаю.
Агент Ро–машинный... Мальгин улыбнулся, вызывая в памяти образ Игната Ромашина. М–да! Войти в легенду наравне с былинными богатырями может далеко не каждый.
– Посмотреть на «сферу»... э–э... Провал можно?
– К сожалению, нет. Когда–то он был привязан к поверхности одной из планет системы, потом планета упала на центральную звезду – Солнце, и теперь «сфера» находится где–то в толще остывающей звезды, изредка взламывая ее кору вследствие каких–то процессов. Еще во времена вторых землян – кошачьих, после вас вторых, Вершители поставили возле звезды широкошумящий маяк, такие обычно ставятся в районах бедствия, и он продолжает работать до сих пор. Правда, сейчас он светится только в длинноволновом диапазоне, но и лет с момента установки прошло более трехсот миллионов.
На черном фоне «слева» по фронту обзора Мальгина вспыхнуло и ритмично запульсировало оранжевое колечко.
– Только машины Вершителей способны работать так долго, – добавил Кузьма с ноткой восхищении. – Мой корабль – тоже их работа.
Мальгин нашел глазами еще один светящийся объект – единственный на весь здешний космос. Звезда была невероятно далека, объемное дальновидение Мальгина не брало ее, не позволяло оценить ни количественно, ни качественно, да и спектр ее был какой–то странный, линейный, в очень узком диапазоне, будто горела стеариновая свеча, но свечой этот объект быть не мог. Вершители... Не их ли «фонарь» светится?..
– Я пробовал лететь в том направлении, – сознался Кузьма, – но дойти не смог. По мнению некоторых моих коллег, это одна из реализаций Абсолюта – абсолютной непознаваемости, например, хотя, по–моему, это конец одной из «сверхструн», уходящей в никуда, в бесконечность или, на худой конец, во Вселенную Вершителей. Проверить идею пытались многие, не удалось никому.
– Может быть, это на самом деле сооружение Вершителей?
– Почему бы и нет? – легко согласился Кузьма. – Некоторые из их сооружений мне встречались, масштаб поразительный, но цели в большинстве случаев остались неясными.
– А что именно вы встречали?
– Например, объемную пространственную решетку псевдорегулярной структуры поперечником в миллиард световых лет, собранную из погасших звезд. Концы решетки размыты и светятся в широком диапазоне от инфракрасного до жесткого гамма. Коллеги утверждают, что это машина поворота времен, но едва ли они сами понимают смысл утверждения. Или еще пример: ансамбли «черных дыр», не сливающихся в одну, что само по себе уже чудо. Энергонасыщенность этих областей чудовищна, обмен информацией в таких системах возможен только потоками гравитации. Ходят слухи, что это «преобразователи топологии», а также ограничители расширения вселенной, узлы перехода топологически связанных вселенных–доменов, но опять же это только слухи, точных данных нет. По рассказам предшественников, якобы видевших Вершителей, те экспериментируют с вакуумом. Нравится?
Мальгин вздохнул. Эмоциональная оценка деятельности Вершителей не нужна была ни ему, ни Кузьме. Бог на то и Бог, чтобы вершить грандиозные дела. Хотя, с другой стороны, восхищаться есть чем. Кто же они такие – Вершители? Как выглядят?
– Доставьте меня обратно... на Спутник.
Через минуту Кузьма выполнил просьбу и отбыл в неизвестном направлении, пожелав Мальгину удивительных встреч и счастливого возвращения домой. Его корабль сгинул, как привидение: вот он был, торчал рядом со Спутником ощутимо массивной глыбой, а вот его уже и нет. Ни взрыва, ни вспышки, ни звука. «Динозавролеты» маатан, вернее Вершителей, ходили бесшумно.
Мальгин проверил время: по его расчетам, прошло двадцать часов с минутами, скоро должен был появиться таинственный Живущий–за–Пределами, и снова волнение охватило хирурга. Запас терпения подошел к концу, хотелось наконец определиться и узнать свою судьбу. Интуиция подсказывала, что встреча будет необычной и главной, остальные встречи не шли ни в какое сравнение с ней, потому что Живущий–за–Пределами мог быть только Вершителем или существом, равным ему по возможностям.
Оставшиеся до назначенного срока полтора часа хирург потратил на обследование Спутника, окончательно убедившись, что существа, его строившие, были двоякодышащими: они жили в воде, но могли недолгое время дышать воздухом. Точный их облик восстановить не удалось, прошло слишком много времени с момента постройки Спутника, и блоки памяти его полностью разрушились, но по конфигурации сохранившихся кресел, рабочих модулей, помещений отдыха и бытовых мелочей Мальгину удалось построить изображение землянина–три, «псевдолягушки», и он с невольным облегчением (хотя это не имело никакого значения) признал, что землянин–три на обычную лягушку походил мало. У этого существа были мощные, как пружины, кузнечикообразные ноги с ластоподобными ступнями, туловище в чешуйчатом панцире, конусовидная голова и вполне человеческие руки с пятью длинными пальцами, между которыми росли перепонки. Мальгин вздохнул. Rana сапиенс [Rana – лягушка (лат.).] ему понравилась. Волнение, вызванное приближением рандеву, увеличивалось, но, честно сказать, Мальгин не делал особых попыток успокоиться: на этой встрече он хотел быть человеком со всеми его слабостями и болями, силой и гордостью. Несколько раз он начинал рисовать в уме облик Живущего–за–Пределами, но фантазии не хватало, а футур–память так и не заработала, хотя в маатанском «блоке» памяти сведения о Вершителях, пусть отрывочные и противоречивые, но хранились.
– Встречаюсь с ним, но не знаю, кто он, – пробормотал Мальгин, удобно расположившись в центре пологого икосаэдра – здесь когда–то был центр управления Спутником. – Говорю с ним, но не знаю его имени [Чаньское изречение (древнекит.).]. Жаль, что никто не научил меня законам теургии [Теургия – прямое воздействие на верховного Бога.].
И вдруг что–то изменилось вовне. У Мальгина возникло впечатление, что пространство вокруг стало твердым, словно гранитная толща, а он вмурован в гранит, как древний трилобит в известняковую породу. Ощущение быстро прошло, но тут же возникло новое: внутри Мальгина, точнее в его желудке, пророс чей–то глаз и стал осматриваться вокруг, без особого удивления, озабоченно и деловито. Клим увеличил плотность нервного поля, охватывая «глаз», и тот стянулся в точку, исчез. В следующее мгновение на голову хирурга обрушился оглушающий удар мощного пси–поля, так что несколько секунд он барахтался в этом кипящем океане, полуослепший, почти потерявший сознание, но яростно сопротивляющийся неведомой силе. Кто–то заглянул в него, одним взглядом охватил всю память, прочитал прошлое и высчитал будущее, и отпустил его, машущего кулаками во все стороны. Напряжение схлынуло, поток пси–излучения ослаб.
– Прошу прощения, – проговорил кто–то внутри Мальгина, выписав эту фразу огненными буквами на струящемся фоне мысленного контакта.
Мальгин собрался с силами и отгородился от чужого «пси–прожектора» тонкой «фанерой» блока. Голова прояснилась, вернулась способность видеть и чувствовать пространство.
Ничего в его положении не изменилось: он по–прежнему висел в центре полости. Спутник все так же плыл по орбите вокруг пра–Земли, пустой и почти мертвый, никого не было рядом с ним, никто не появился внутри него.
Но сгусток пси–поля продолжал пульсировать где–то рядом, Мальгин ощущал эхо его излучений, чувствовал колоссальную мощь исполина, сдерживаемую волей, некоторое время пытался определить местоположение пришельца, пока с благоговейным ужасом и восторгом не понял, что источником поля... является он сам!
Живущий–за–Пределами не прибыл на встречу сам как личность, он просто послал по «струне» психоматрицу, завладев мозгом (и телом) собеседника, но оставив нетронутой его биологическую структуру.
– Не совсем так, – тотчас же откликнулся гость. – Я – постличность Живущего и вернусь, когда он захочет. Я его продолжение, и только, хотя мою сущность нельзя передать словами и символами людей.
– Бог того, чего не может быть в принципе, – вырвалось у Мальгина.
Ответом был понимающий смешок.
– Нечто вроде этого... если бы вы сами понимали смысл формулы. Я понимаю ваши чувства, но пусть смысл Живущего–за–Пределами – имя, которое весьма точно дал мне ваш друг Кузьма, – останется непроявленным, не возражаете? Чтобы понять его, нужен совершенно иной аппарат мышления и восприятия, а вы всего лишь человек, хотя и с некоторыми задатками существа Границы.
– Но и вы не Вершитель, – буркнул Мальгин.
– О, конечно нет, – не обиделся Живущий–за–Пределами. – Вершитель – это недостижимый идеал и для нас, живущих за пределами обитаемых миров. Вершитель – это Великий Предок и одновременно не менее великий потомок всех мыслящих, достигший абсолюта, имя которому смысл жизни! Нам же, равно как и вам, людям, предстоит долгий и мучительный подъем к этому абсолюту, и я уверен, что мы дойдем.
– А мы–то уж точно не дойдем.
– Кто знает, – философски заметил Живущий.
– То есть?! – удивился Мальгин. – Вы хотите сказать... но ведь человеческая цивилизация умерла!
– Когда–нибудь вы тоже дойдете до тезиса: нельзя со всей определенностью утверждать, что смерть есть противник жизни. С одной стороны – Вселенной не нужен разум, чья эволюция основана на агрессии, насилии и лжи. С другой – человек есть одна из бесчисленных попыток Природы познать самое себя, и поэтому упрекать человека во всех грехах не стоит.
– А разве возможна эволюция, основанная не на агрессивной или хотя бы не на конкурентной реакции на мир?
– Возможна, – грустно сказал гость. – Для Вершителей, например, эволюция есть вопрос личных усилий, для нас эволюция – игра с меняющимися правилами, в которой не меняется лишь одно – ценность жизни в любых ее проявлениях.
– И все же человек в основе своей добр, – упрямо гнул свое Мальгин. – Вряд ли он вымер сам, без помощи извне.
Живущий–за–Пределами огорчился, эмоциональный фон его пси–речи стал грустным.
– Но самым опасным врагом, которого ты встретишь, будешь всегда ты сам [Ф. Ницше.], – процитировал он. – Ты сам подстерегаешь себя в пещерах и лесах.
Он мог бы не продолжать, Мальгин и без него помнил дальнейший текст изречения, но Живущий все так же грустно закончил:
– Ты будешь сам для себя и еретиком, и колдуном, и прорицателем, и безумцем, и скептиком, и нечестивцем, и злодеем. – Помолчав немного, добавил: – Только немногие из вас, людей, способны на отдачу души, не прося ничего взамен, а главное, все вы, как гребцы в лодке, сидите спиной к будущему [Выражение принадлежит американскому ученому Ф. Дж. Дайсану.].
– Сидели...
– Сидите, – возразил Живущий. – Если вас нет здесь и сейчас, то для Вселенной вы есть, где–то там и вчера, но есть. К тому же существует такая нехитрая штука, называемая ветвлением Вселенной.
– Я знаю. Где–то существует Метавселенная с точно такими же параметрами, где есть Солнце и Земля, и друзья мои... (и я и Купава, – добавил Клим уже для себя).
– Вы знаете лишь половину истины, – вторая половина заключается в существовании ансамбля миров. Это означает, что каждая Метавселенная ветвится не как дерево – вне ствола, сама в себе. То есть каждая величина данной вселенной есть слагаемое всех величин каждой из ансамбля вселенных.
Сказать, что Мальгин был ошеломлен, – значит ничего не сказать. С минуту он оцепенело переваривал услышанное, но так как к дискуссии такого масштаба он готов не был, то и не стал продолжать тему. На протяжении многих дней спустя ему предстояло анализировать слова (мысли) Живущего–за–Пределами и дивиться их реальной силе. Единственное, что он сказал в ответ, было:
– Поистине Вселенная – шедевр Сатаны!
Живущий–за–Пределами улыбнулся – так расшифровал его реакцию Мальгин, – но промолчал. Кипение мыслей хирурга, борьбу идей, попытки анализа он, вероятно, видел, однако отвечал только на хорошо сформулированные или перенасыщенные эмоциями вопросы.
– И все же я не понял высказывание Держателя Пути, – не удержался Мальгин в финале своих размышлений. – Он сказал, что у человечества есть шанс... а оно вымерло, несмотря на этот шанс.
– Вы все–таки ограниченны, как и всякий человек, – снова погрустнел Живущий. – В отличие от других интрасенсов, вы больше землянин, чем они, и все еще находитесь на полпути к истинной свободе. То, что для вас – реальность, для вселенной – сценарий того, что может быть. И факт одновременно. Это трудно воспринимается, так что примите как данность, как один из законов этого мира, который вы еще не открыли.
Мальгин некоторое время боролся с собой, пытаясь найти в памяти нужные сведения, свои и маатанские, но вынужден был отступить.
– А вы можете забросить меня еще дальше в будущее?
– Могу, но тогда ваш шанс вернуться домой будет сведен к нулю.
– Почему?
– С течением времени начинает сказываться правило возрастания принципиальной невосстановимости событий, следствие закона природы этой вселенной: не существует полностью обратимых процессов.
Мальгин помолчал.
– А что ожидает этот космос в будущем? Я имею в виду достаточно отдаленное будущее.
– Через двести триллионов лет стэгспансия – фаза застойного расширения – закончится и начнется... – Живущий–за–Пределами замялся: – Простите за неточность. Фаза расширения сменится сжатием по очень простой причине: из–за экспериментов Вершителей.
– Что это за эксперименты?
– О, Вершители экспериментируют только в глобальных масштабах, вряд ли их дела можно оценить воображением. Они изучают тезис о неустойчивости материальной структуры этого мира к варьированию фундаментальных физических констант, исследуют границы законов конфайнмента [Конфайнмент – невылет кварков из элементарных частиц.], жонглируют сотнями уровней реальности, поворачивают стрелу времени... что им в конце концов и удалось.
– Зачем?!
Живущий–за–Пределами молчал минуты две.
– Они не всесильны. И пытаются привлечь внимание того, кто может все! И ждут его. И пытаются постичь смысл слова «всемогущ». Но я не уверен, постижимо ли это в принципе.
Мальгин снова был ошеломлен и одновременно разочарован. Прошло немало времени, прежде чем он пришел в себя.
– Но вы только что говорили... Вершитель – Великий Предок... и потомок... Разве он не?.. Значит, существует кто–то еще более великий?
– Не знаю, – опечалился Живущий.
– Не знаете?!
– А чем я лучше Вершителя? Я всего лишь одна из его реализаций, как Свидетели, Строители Пути, Хранители, Искатели, Ограничители, Кладовые Памяти и тому подобное. Я всего–навсего Живущий–за–Пределами Знаний, и тайн на мою жизнь хватит. Да и едва ли в Большой Вселенной есть кто–то, кто знает все! В том числе и тот, кого ждут Вершители. А теперь прощайте, непроснувшийся, может быть, мы и встретимся еще когда–нибудь, тем более что мы связаны нитью кармы.
– Постойте, – быстро сказал Мальгин, – есть два вопроса...
– Если бы два, – заметил Живущий с улыбкой. – А то ведь сто двадцать два, верно? И зачем Вершителям маатане, и куда они везли груз информации и энергии, и существуют ли еще реликтовые «сверхструны», и где те Пределы, за которыми я живу, и где искать друзей... а?
Мальгин глубоко вздохнул, расслабляясь, улыбнулся в ответ.
– Да, вы правы. Но хоть бы на один вопрос вы ответите? Что значит «мы связаны нитью кармы»?
– Это значит, о непроснувшийся брат мой, что мы – я, вы, Паломник, и Кузьма–негуман, и Держатель Пути – суть воплощения Вершителя и связаны его дыханием. Всеми, кто тебя услышал, был ты сам. Просыпайся, колдун!
Мальгину показалось, что он раздвоился: половина его – человеческое тело – осталась в недрах Спутника, а вторая рванулась в космос, причем сразу во все стороны, и тут же пси–прожектор Чужого в голове погас. Огромный, невероятно огромный мир, распахнувшийся было в сознании, сжался до пределов черепной коробки, гулкий медный удар сердца потряс организм, открывшаяся внизу бездна, не бездна пространства – бездна времени, затянула, увлекла, и грохот падения, длившегося одну пульсацию сердца, был слышен, наверное, во всей Вселенной... Бездна сжалась в туннель, в трубу, в копье, в струну... – брызнул в глаза свет – гигантская сфера Солнца вывернулась сбоку, мелькнула под ногами каменистая, отмеченная оспинами кратеров планета, потом обзор закрыли металлические стены, и движение остановилось! Он стоял в кабине метро спейсера «Ирокез», висевшего над Меркурием. Он был дома!
Вершитель вернул его, мелькнула мысль. И вслед за ней другая: он сам вернул себя. И на долгое время остались от встречи впечатление величия, возвышенности и вместе с тем простоты происходящего, ощущение присутствия при событиях вселенского масштаба и, наконец, чувство глубины, влекущей бездны. Это последнее переживание было беспредельно, неизмеримо и невыразимо никакими словами.

© Василий Головачев

Разрешение на книги получено у писателя
 www.Головачев.ru 
 
 < Предыдущая  Следующая > 

  The text2html v1.4.6 is executed at 5/2/2002 by KRM ©


 Новинки  |  Каталог  |  Рейтинг  |  Текстографии  |  Прием книг  |  Кто автор?  |  Писатели  |  Премии  |  Словарь
Русская фантастика
Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.
 
Stars Rambler's Top100 TopList