Глава 3
Художница пробыла в гостях три дня, успев понравиться хозяевам,
вызвав у Сухова душевный подъем и заставив Такэду здорово
понервничать. Виду он не показал, хотя окончательно понял, что его
надежды на семейную жизнь с этой девушкой – он любил ее давно –
рухнули с приездом Ксении в Хабаровск. Приехала она сюда не ради него,
а ради Никиты, слегка обалдевшего от свалившегося счастья. Правда,
тень идеала, который создала Ксения не без влияния Такэды, все еще
стояла между ней и танцором.
Неизвестно, дала ли она почувствовать это Сухову, но после ее
отъезда он с такой яростной энергией продолжил тренировки, что удивил
даже инженера, с которым все чаще проводил спарринг.
Красильников сдержал слово и познакомил Никиту с мастером
фехтования, который несколько лет назад основал Ассоциацию
профессионалов риска (АПР). Мастера звали Виктором Борисовичем
Зленским, шел ему сорок шестой год, он и выглядел на все свои сорок
шесть, если не больше – огромный рыжий детина, широкий, пузатый, с
руками–лопатами, заросший бородой чуть ли не до глаз, – но в бою он
преображался, прибавляя к гигантской силе невиданную гибкость,
ловкость и грацию барса. Никиту он поразил тем, что мог вести бой с
завязанными глазами, хотя чудом было уже и владение всеми видами
холодного оружия – от кинжала и шпаги до сабли и меча. Клинок казался
естественным продолжением его руки.
Никита начал уставать, хотя и не признавался никому, упорно уделяя
тренировкам по двенадцать часов в день. Однако Такэда не стал
требовать сокращения объема тренировок, интуитивно чувствуя, что их
свободе вот–вот придет конец. В конце ноября он снова уехал,
строго–настрого приказав Сухову соблюдать все меры предосторожности и
быть готовым к появлению эффектов внедрения, или вселения.
Сухов, слегка осунувшийся и побледневший в последнее время, только
кивнул. Сомнения в целесообразности их действий охватили его с новой
силой, хотелось бросить тренировки ко всем чертям, рвануть в Москву и
зажить нормальной человеческой жизнью. Но в глубине души он понимал,
что будет выглядеть предателем в глазах Такэды и слабаком в глазах
Ксении. Стиснув зубы, он продолжал заниматься у Красильникова и
Зленского, возвращаясь домой к ночи, а уходя из дома ранним утром.
И все же, несмотря на все ухищрения и осторожное поведение, в
субботу четвертого декабря произошел инцидент в булочной, пробудивший
знакомое ощущение подглядывания и преследования.
Булочная находилась недалеко от дома, в одноэтажном здании, и
Никита обычно перед обедом забегал в нее, брал батон белого и лепешку
черного хлеба – на день хватало и ему, и старикам. Иногда случались
перебои со снабжением, тогда возникала очередь, как и на этот раз.
Сухов сначала заколебался – стоять ли, но потом все–таки занял
очередь, подумав, что хозяевам будет нелегко тащиться по морозу и
выстаивать полчаса–час.
В этот момент в булочную ввалилась компания молодчиков лет по
восемнадцать–двадцать, человек пять. Не обращая внимания на
возмущенных людей, отпуская шутки, огрызаясь, они бесцеремонно
растолкали толпу у прилавка, взяли по два батона и подошли к кассе. У
Никиты вспотели ладони от желания одернуть грубиянов, но он помнил
наказ Толи и сдержался. Однако события продолжали развиваться по
нарастающей.
Проходя мимо кассы, первый с хохотом указал на приятеля:
– Он заплатит.
Тот в свою очередь передал эстафету следующему, потом третьему и
четвертому, а пятый, вывернув карманы, сказав, что забыл деньги дома и
сейчас принесет, попытался миновать кассу, но молоденькая кассирша,
пытавшаяся увещевать хулиганов, вцепилась в его рукав со слезами:
– Платите сейчас же! Что же это делается? Мужчины, помогите...
В очереди поднялся ропот – осуждали юнцов в основном пожилые
женщины да старушки, но мужчины молчали. Никита вышел из толпы и
преградил путь упивавшемуся собственной смелостью и находчивостью
парню, который оторвал от себя руки кассирши и собирался последовать
за друзьями.
– Плати.
Четверо у двери перестали бросать издевательские реплики, очередь
притихла, юнец с батонами захлопал ресницами.
– Ты чо, кореш? Чо тебе надо? Ты еще не понял? Откуда у нас такие
деньги?
– Плати, – шепотом повторил Сухов. Не поворачивая головы, бросил
остальным: – Мальчики, у нас проблема – надо заплатить за хлеб.
Девушка ждет.
– Ах ты... морда! – прорезался голос у парня, одетого, как и
приятели, в меховую шубу, но без шапки. – А ну вали отсюда, пока не...
Никита точным движением взял его за ухо и едва не приподнял, так
что тот взвыл не своим голосом, пытаясь освободиться.
– Ой–ой–ой! Отпусти, амбал, убью! Отпусти–и–и...
Сухов отобрал батоны, передал кассирше, повернулся к остальным,
продолжая держать извивающегося, не оставлявшего попытки достать его
ногой юнца за ухо.
– Мальчики, или платите, или кладите хлеб обратно, а то я вас
сильно огорчу.
Двое было двинулись с батонами обратно, но у черноволосого, со
шрамом на губе вожака проснулась «гордость». Он бросил батоны на пол и
вынул нож. Его телохранитель щелкнул вторым. Очередь подалась назад,
закричали женщины. Никита кивнул на рыдавшего от боли и злости
«заложника»:
– Не жалко? Я ему ухо оторву.
Вожак заколебался, потом сделал жест друзьям – уходим, мол.
Сверкнул глазами:
– Ну погоди, паскуда, мы тебя встретим!
Компания удалилась с шумом и бранью, едва не сорвав дверь с
петель. Кассирша лепетала слова благодарности, вытирая слезы, очередь
шумела, восхищалась, осуждала и спорила. Никита взял хлеб и вышел из
булочной. Компания ждала его у соседнего дома. Сухов направился прямо
к ней, чувствуя, как напряглись мышцы живота и в звезде на плече
запульсировало холодное пламя. И столько в его решительной походке
было целеустремленной ярости, что пятеро не отважились затевать драку,
поспешили перейти на другую сторону улицы.
Опомнился Никита только у ворот дома. Прислушался к ощущениям:
плечо дергала тонкая, как укол ледяного шприца, боль. Звезда пыталась
языком боли что–то сказать своему владельцу, но тот ее не понимал. В
Хабаровске она заговорила впервые.
Как ни берегся Сухов, как ни осторожничал, все же во время
тренировок не раз получал удары по плечу с пятном Вести, однако она на
это никак не реагировала, словно понимая, что «беспокоят» ее случайно,
не целенаправленно. И вот Весть проснулась, проснулась в тот момент,
когда Сухову понадобилась концентрация психической энергии и воли. Не
это ли шаг к диалогу? Нельзя ли попытаться воздействовать на нее
предельным напряжением сил и мысленного приказа?
Никита даже остановился, оценив идею, но по зрелом размышлении
решил повременить с экспериментом. Риск был велик, и следовало
застраховаться от неожиданностей: подождать Толю и разбудить звезду
под его наблюдением.
Федор Полуянович был дома один, сказав, что жена ушла к соседке:
они дружили семьями уже лет десять. Полюбопытствовал:
– Володя, мы тут со старухой гадаем: вы террористы или спортсмены?
Если первые – значит, готовитесь что–то взорвать в Хабаровске, хотя
ума не приложу, что у нас можно взрывать, кроме казино «Бомонд». Если
спортсмены – значит, тренируетесь к чемпионату мира по каратэ.
– Террористы, – улыбнулся Никита.
Федор Полуянович улыбнулся в ответ. Постояльцев своих он уже знал
достаточно хорошо, чтобы составить о них свое мнение, но любопытства
все же пересилить не мог.
– То–то я вижу, вы какие–то странные приемы изучаете... А
серьезно, Володя?
– Долго объяснять, дядя Федя. – Сухов разделся и прошел в свою
комнату. – Вообще–то я акробат, а борьба – это хобби.
Федор Полуянович с уважением посмотрел на атлетическую фигуру
постояльца.
– Да, мышцы накачаны не по–борцовски. А ваш друг сказал, что вы
танцор.
– И это правда – танцевал в балете. – Никита пригласил хозяина в
комнату. – Проходите, дядя Федя.
– Да нет, это я со скуки, – замахал руками Федор Полуянович. –
Надоело с книгой на диване валяться. А ваш друг кто?
– Инженер, электронщик.
Хозяин поцокал языком.
– Я думал – художник. Встанет иногда и по часу картины мои
разглядывает. Или вот давеча на снег смотрел.
– Это в традициях япон... – Сухов остановился. Не то чтобы он
побоялся проговориться, хотя они с Такэдой и решили поменьше говорить
о себе, но вопросы Ивлева вдруг перестали ему нравиться. Вспомнился
термин Толи – вселение. Уж не вселился ли в старика кто–нибудь из тех,
из группы СС? Впрочем, ерунда. Старик действительно заскучал.
– Созерцание картин требует ума и вкуса, – добавил Никита, искусно
меняя тему разговора. «Как танец», – добавил он мысленно.
– Да это уж конечно, – пробормотал Федор Полуянович. – Извините,
что напал так сразу, с порога. В шахматишки не перекинемся?
– С удовольствием. – Никита собирался лечь спать пораньше, но
отказать старику не решился. В зеркале прихожей отразилась его
физиономия, и танцор задержал на ней взгляд. Твердые губы,
сосредоточенный взгляд – лицо человека озабоченного и сильного. Надо
же, как изменили его обстоятельства!
Отражение вдруг заколебалось, кивнуло и снова успокоилось. Никита
даже глаза вытаращил, потом качнул головой – привиделось. Но заноза в
душе осталась: подсознание сработало не зря, что–то изменилось в
окружающем мире, сдвинулись невидимые колеса судьбы, и над будущим
Сухова нависла тень...
Несколько дней он старался никуда в свободное время не ходить,
даже в магазины, – проверял надежность своих ощущений. И, как
оказалось, не напрасно.
Сначала в дом Ивлевых заявился некий незнакомец, представившийся
другом Сухова. Поскольку танцор остановился у Ивлевых под именем
Петрова, Федор Полуянович ответил, что Суховых у них отродясь не
проживало, и в свою очередь осведомился, с кем имеет дело.
Мужчина – лет под пятьдесят – вдруг сделал вид, что не понимает,
как сюда попал, начал озираться с изумленным видом, бормотать что–то
насчет головной боли и, извинившись десяток раз, ушел в полной
растерянности. Федор Полуянович передал Сухову этот разговор в лицах,
с юмором, и Никита даже посмеялся вместе с ним, хотя в душе у него все
сжалось. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы определить
вселение. Функционеры СС вышли на Хабаровск, а это означало, что они
не поверили в гибель танцора и его друга и включили свои поисковые
системы.
Стиснув зубы, Никита продолжал ходить на тренировки, утроил
осторожность, заставил работать интуицию и нервную систему сверх
нормы. И – о чудо! – утомляться он стал меньше. Словно сами собой
подключились резервы организма, при обычной жизни дремлющие в не
поддающихся сознательному управлению «аккумуляторах».
Ни молодежных шаек, ни бандитских групп, ни профессионалов
преступного мира, работающих в одиночку, Сухов уже не боялся, поверив
в свои силы, может быть, чересчур рано и с изрядной долей
самоуверенности. Но, тем не менее, эта уверенность отразилась и в его
облике: фигура танцора стала внушать уважение, скрытую силу, так что
многие инциденты удавалось тушить просто взглядом. Преобразилась и его
походка. Если раньше он ходил, как танцор и гимнаст, чуть ли не на
пуантах, привыкнув к мелкому шагу с вытянутым вперед носком, то теперь
шаг его стал широк, стремителен, упруг и гибок, так что даже по снегу
он шел почти бесшумно и ловко, словно собираясь в любой момент сделать
прыжок.
Второй «звонок» прозвучал в четверг, двадцать девятого ноября,
когда Сухов возвращался поздно вечером из АПР, где занимался
фехтованием под руководством Зленского. Автобус шестого маршрута был
почти пуст, ехало всего человек шесть: две женщины, старик, пара –
юноша и девушка и сам Сухов. И вот в автобус ввалилась веселая
компания парней – танцор насчитал восемь душ – и согнала с передних
сидений женщин, предложив и парочке поискать другие места.
Парень не стал рисковать, встал, чтобы пересесть, но кто–то из
компании толкнул девушку на сиденье.
– А она посидит с нами.
Драка началась мгновенно и так же мгновенно закончилась: парню
врезали по затылку дубинкой, и он упал. Девушка закричала, бросилась к
нему, но ее схватили и силой усадили на место, со смехом пригрозив:
– Сиди, не то и тебе достанется. Полежит и очухается, неча
кулаками–то махать.
И в этот момент и вмешался Сухов:
– Отпустите их.
– А ты кто такой? – огрызнулся тот, что был с резиновой
милицейской дубинкой. – Родственник? Или переодетый омоновец?
Никита молча подошел к лежащему ничком парню, потрогал затылок под
шапкой, контролируя боковым зрением все движения группы, выпрямился.
– Вы же ему чуть голову не проломили, шутники.
Он действовал так уверенно и спокойно, что это подействовало на
ребят отрезвляюще, и все закончилось бы хорошо, если бы не девица,
приятельница лежащего без сознания юноши. Она сорвалась с места и
бросилась с кулаками на парня с дубинкой:
– Гад! Убийца! Подонок! Ты его убил...
Дубинка поднялась и опустилась, Никита не успел перехватить удар,
так как не верил, что кто–то может ударить девушку. Та упала, замолчав
на полуслове.
– Ты тоже хочешь получить? – хрипло сказал парень, крутанув
дубинку в руке. Было видно, что он владеет ею вполне профессионально.
– Подонок, – сказал Сухов одними губами и выхватил из сумки за
плечами бамбуковую палку, которую использовал на тренировках в
качестве меча.
Компания бросилась на него вся разом... и откатилась с воплями.
Двое получили удары по рукам, еще двое – по лицу. И лишь парень с
дубинкой остался на ногах, отбив удар. Оскалив зубы, он стоял в
позиции защиты и медленно вращал дубинку. Глаза его светились.
Сухов вздрогнул, встретив этот горящий взгляд. Вспомнился вожак
«десантников» СС в парке: у того тоже был такой взгляд – полный угрозы
и силы. Неужели это «свита Сатаны»?! Не похоже, хлипки больно. Скорее
снова вселение. Но тогда как точно выбран момент!
Парень прыгнул вперед, дубинка в его руке превратилась в черный
веер, Никита с трудом парировал несколько быстрых и точных выпадов,
понимая, что в мастерстве фехтования уступает этому дьяволу с глазами
убийцы. И в это время водитель автобуса решил вмешаться в схватку. Он
резко затормозил, так что вся компания попадала между сиденьями и в
проходе, и выскочил из кабины с монтировкой в руках.
– А ну прекратите! Головы посшибаю!
И сорвиголовы прекратили бузу. Глаза вооруженного дубинкой
погасли, он схватился за голову, с недоумением глянул вокруг, но его
потянули за рукав, и компания сунулась к выходу. Никита со вздохом
облегчения опустил свой бамбуковый «меч», только теперь ощутив боль в
местах, где по телу прошлась дубинка в с е л „ н н о г о.
– Спасибо вам, – проговорил юноша, держась за голову. Девушка
помогла ему подняться, хотя ей досталось не меньше, бросила
благодарный взгляд на спасителя. Набросилась на приятеля:
– Говорила, давай останемся, нет же, не послушался, пока голову не
проломили. Это те телохранители Дадуева, не понял, что ли? Я узнала
двоих, а тот, с дубинкой, и вообще милиционер, тоже с ними...
Они сошли.
Напряжение спало.
– Спасибо и вам, – пробормотал Сухов водителю.
– Не за что, – ответил тот, мордастый, несимпатичный с виду. – Мы
делаем одно дело.
Сухов доехал до своей остановки, сошел и долго смотрел вслед
автобусу, вспоминая лицо и тон водителя, с которым тот говорил: «Мы
делаем одно дело». Кто же это был?
Еще с полчаса Никита смотрел на звезды, ни о чем особом не думая,
пока не созрела догадка: их нашли!
Такэда приехал второго декабря, похудевший и усталый, но все такой
же невозмутимый и обманчиво флегматичный. Однако, узнав о стычках
танцора с неизвестными «бандформированиями», помрачнел.
– Они запустили ЦРУ.
Никита невольно усмехнулся, переодеваясь после душа; Толя нашел
его в раздевалке ЦРБИ после тренировки.
– Ну и зверинец! Сплошной фашизм: СС, ЧК, СД, теперь ЦРУ. Что еще
нас ожидает?
– ЦРУ – это почти то же самое, что и ЦРУ в Штатах: Центральное
разведуправление, то есть система разведки и слежки. Подручные Денницы
запускают ее в потенциально опасных для них хронах, чтобы выяснить
количество магов. В нашем хроне ЦРУ до сих пор не работало, Земля не
считалась опасной для замыслов Люцифера, скорее наоборот. В общем,
меченый, пора уходить отсюда.
Никита застыл, вдев руки в рукава рубашки.
– Куда уходить? На Луну, что ли? Ты серьезно?
– Нет, пошутил.
– Только–только начало что–то получаться – и снова в бега... Может
быть, обойдется?
– Не обойдется, Кит. И ты еще не готов.
Никита оделся, и они вышли на улицу. Было два часа дня, но
казалось, будто уже наступил вечер: серая пелена туч опустилась на
город, не пропуская солнечный свет. Мело. Редкие прохожие торопились
по своим делам, и никто не обращал внимания на друзей.
– Где был на сей раз?
– Где меня не ждали, – туманно ответил Такэда. – В том числе и в
Москве.
– Ксению видел?!
– Нет... нельзя было, за ней тоже пущено ЦРУ, так что я не рискнул
связываться с ней. Поискал Книгу Бездн и смылся.
Никита погас.
– Ты уверен, что она существует? А если мы ее все равно не найдем?
– Я уже говорил о вариантах. Один из них – первыми напасть на след
СС и выяснить, как они попадают в наш хрон. Конечно, лучше бы найти
Книгу, риска в сотни раз меньше.
Пару остановок решили пройти пешком, поговорить без свидетелей, а
потом зайти в кафе пообедать.
– И все–таки, как она выглядит, Книга? Ты что–то говорил, но я не
понял.
– Она может выглядеть как угодно: книгой, кассетой, кристаллом,
камнем, любым предметом. Главное, что она содержит информацию о входе
в хроноскважину. – Такэда помолчал. – И не только о входе. Но не
каждый сможет ее прочитать. Есть мнение, что Книга за время скитаний
по Земле потеряла большую часть информации, рассеялась по другим
книгам черной магии.
Никита хмыкнул.
– Тогда зачем ты ее ищешь?
– Потому что у меня другое мнение. Я думаю, что срок в десять
тысяч лет, на который она была заколдована «страшным проклятием», уже
истек, и Книга начала свободное хождение, расшатывая стабильность
нашего хрона. Где она появляется – начинаются национал–фашистские
конфликты, войны, геноцид, массовые болезни, разгул терроризма и
бандитизма, низменных страстей и религиозного фанатизма. К сожалению,
я не успел закончить всесторонний компьютерный анализ, но кое–что
посчитал: Книга сейчас находится у нас, на территории Лиги, а точнее –
или на границе Афганистан – Таджикистан, или в Карабахе, там снова
неспокойно, или в Чечне. И путь по бывшему СССР она прошла быстро:
начала с Москвы, через страны Балтии и Югославию пришла в Молдову,
потом в Абхазию, Карабах, Грузию, Таджикистан. Вероятнее всего, там
она и застряла.
Никита скептически скривил губы.
– Это не более чем твои предположения. Не может же Книга
передвигаться сама.
– Кто знает, – пожал плечами Такэда. – Может быть, у нее есть
владелец, а может, она способна передвигаться.
Сухов от неожиданности поскользнулся, но, сделав пируэт, удержался
от падения.
– Шутишь!
– Если бы.
Кафе называлось «Веселый Роджер», и кормили здесь прилично. Никита
съел харчо и отбивные, Такэда буай–бесс [Рыбный суп.] и жареную рыбу.
За столом разговаривали мало, больше смотрели за входящими
посетителями. Одеваясь, Сухов спросил:
– Что, прямо сейчас и поедем?
– Дня через два.
– А может, отобьемся?
Инженер поднял на друга скептический взгляд.
– Чем, бамбуковыми мечами? Тебе повезло в автобусе, что всел„нный
имел при себе лишь дубинку, а не настоящий меч или пистолет. Применил
бы не задумываясь.
Никита зябко передернул плечами.
– Таких инструкторов, как Иван, мы уже не найдем. Зленский вообще
уникум. Видел бы ты, что он делает с холодным оружием! Он владеет
всем, что колет, режет или рубит, не говоря о мечах и саблях.
– Тут ты, к сожалению, прав, Зленского я тебе не заменю. «Сечей
Радогора» владеет только он. Придется просить его дать на время свод
приемов и правил, отреставрированных и доработанных еще его учителем –
историком Бельцовым. Кстати, тоже великим фехтовальщиком. Но Зленский
его превзошел. Он уже определил параметры твоего личного меча?
– Нет... не знаю... мне он ничего не говорил. Что за параметры? И
что такое «сеча Радогора»? Слышу второй раз.
– Вечером расскажу. Я пошел по делам, а ты поглядывай по сторонам,
не расслабляйся. ЦРУ не ошибается дважды.
Такэда заявился домой в двенадцатом часу ночи, и Никита едва
сдержал нетерпение, чтобы не атаковать инженера вопросами с порога.
Обстоятельный Такэда хотя и заметил горящий в глазах танцора огонь
любопытства, но к беседе приступил, лишь приведя себя в порядок и
насладившись горячим чаем с малиновым вареньем, которым угостила их
хозяйка. Переодевшись в халат, инженер налил себе еще чаю и с чашкой
уселся в кресле, рядом с торшером.
– Давно такого кайфа не испытывал! – Покосился на устроившегося
рядом Сухова. – Как плечо? Все по–прежнему? – Он имел в виду звезду.
Никита выпростал из–под халата руку. Пятиконечная «родинка» Вести
переместилась на самый верх плеча, «съев» три из четырех родинок в
форме цифры семь. На ее фоне семерки стали зеленоватыми, еле заметными
и походили больше на девятки. Такэда покачал головой, задумываясь о
своем.
– Что, плохо? – поинтересовался Никита.
– Как тебе сказать... Весть словно намекает на что–то. Видишь,
семерки твои вроде бы уже не семерки, а девятки. А цифра девять, по
Пифагору, – не только символ высокого знания, но и символ равнодушия.
Если звезда накроет и четвертую родинку, последствия могут быть самыми
плачевными.
– Для кого?
– Для тебя... меня... для всех. Человеку, отмеченному четырьмя
девятками, откроется истина, но сам он при этом станет немилосердным,
жестоким и презирающим всех остальных людей.
– Со мной этого не произойдет.
– Кто знает? Хотя, с другой стороны, может, действительно, как
говорят японцы, дайгэн дзедзю–но ками нарэ ни ари?
– Переведи.
– Божество великой мощи в тебе самом.
– Да что ты, право, – обиделся Сухов. – Сбиваешься на какие–то
траурные речи. Что будет, то и будет. Ты обещал рассказать о «сече
Радогора» и о мечах.
– «Сеча Радогора» – это всего–навсего комплекс боевых приемов с
мечом, которым владел легендарный славянский богатырь Радогор.
Славяноведы раскопали несколько эпизодов в исторических хрониках, в
которых описывается бой Радогора с превосходящим по численности
противником, а потом этим занялись основатели русских воинских
искусств. Руки бойца с мечами в технике «сечи» движутся по сложным
траекториям, и почти каждое движение – удар! А если учесть, что
классный боец наносит от четырех до десяти взмахов за секунду...
– Здорово! – выдохнул Никита; у него горели глаза.
Такэда кивнул.
– Это точно. Ну, а мечи... ты читал саги, сказания, былины или
чей–нибудь богатырский эпос?
– В глубоком детстве, хотя люблю их и по сей день.
– Пример, у короля Артура – Экскалибур, у Фергуса – это уже
исландские саги – Каладболг. Известен меч Мухаммеда, обладающий
магической силой, меч Нуаду – один из талисманов ирландских племен
богини Дану, мечи Зигфрида и бога Сусаноо. Упоминаются в сказаниях
мечи истинной веры, разящие, и даже мечи, предотвращающие
столкновение. Но самый уникальный – меч древнерусского богатыря
Святогора. Едва вытащенный из ножен, он уже колеблет пространство,
словно дает знать: берегитесь! По легенде, он может удлиняться чуть ли
не на несколько верст, раздваиваться и даже размножаться,
корректировать силу и точность удара... – Такэда прервал речь,
отхлебнув чаю. Потом сказал, будто ни к кому не обращаясь: – Найти бы
этот меч...
Никита глубоко вздохнул и засмеялся.
– С таким мечом нам и СС не страшна. Только где его искать?
Инженер не ответил, продолжая изучать чашку с чаем и поглядывая
при этом украдкой на перстень с черным камнем, внутри которого
загорался и гас желтый чертик. Перстень предупреждал, что по их следу
идут слуги мрака и ждать их материального воплощения осталось недолго.