Посланник - Василий Головачев - Книжная Полка

Глава 2

Все еще чувствуя колебания полей, из которых лишь два были известны людям, да и то чисто информативно – магическое и пси–поле, Никита облетел гроб Святогора, как бы прощаясь с богатырем, а также с Добрагастом и Вихорко Милонегом, и направил вертолет на север. Ночь они провели в машине, отдыхая по очереди, а ранним утром, как только вспыхнули золотом вершины гор на востоке, стартовали.

Через полчаса полета они начали встречать оставшиеся отряды существ, служивших силам зла на Олирне: кентавров–звероловов, ушастых упырей, мороков, многоруков, трех– и двухглавых змей, одноглазых неплахов, косматых переплутов. Называл тварей Рогдай, показывая вниз кончиком копья, остальные молчали. Не то чтобы в кабине царило уныние, но и веселого в их победе было мало. Все понимали, что грядет новая Битва, несущая неисчислимые жертвы и беды, и шанса предотвратить ее почти не существовало.

– Сколько же у вас скопилось недобитой нечисти! – вырвалось у Такэды, провожавшего глазами огненно–рыжего полевика, за которым в траве оставался черный след. – Вероятно, здесь и произошла главная битва Семерых с воинством Люцифера?

Мстиша покачал головой, откинул назад волосы со лба.

– Все битвы на поверхности планет – лишь отголоски настоящей Большой Войны, которую и войной–то можно назвать лишь условно, поскольку она была войной физических законов, а не армий. Хотя в результате оказались свернутыми в сверхплотные коконы сотни вселенных–хронов. Наверное, и у вас на родине из–за просачивания Хаоса происходили резонансные битвы – эхо Войны Семерых с Синклитом Четырех и самим Люцифером.

– Может быть, Куликовская? – подумав, ответил Такэда. – Или Вторая мировая война? Последняя была особенно жестокой, причина была весьма прозаической – передел мира и борьба за власть.

– А кто сказал, что Хаос просачивается только в виде физических субстанций, материальных полей, аннигиляционных процессов и чудовищных порождений зла? Психическое вырождение, рост числа болезней и их смертоносности, генетических отклонений, ведущих к физическому вырождению, – вот далеко не полный перечень примеров просачивания Хаоса в Миры Веера. И процесс этот оружием остановить невозможно. Следующие Семеро должны копать глубже.

– А ты... вы? – повернул голову к Мстише Никита. – Могу я считать вас одним из Семерых?

– Меня – нет, – ответил, блеснув улыбкой, князь, – Яросвета – да.

Вертолет дернулся, но не из–за потери управления пилотом: Никита почуял выстрел террострелка и успел отвернуть машину в сторону; длинная черная стрела унеслась в небо так высоко, что пропала из глаз.

– Хорошая реакция, Посланник! – похвалил Мстиша.

– Наши! – вскрикнул Рогдай, тыча в пол кабины ножнами меча.

Среди скал начинающегося плоскогорья Оряк ползла толстая серо–стальная змея отряда всадников – дружина Мстиши.

Через несколько минут их обнимал князь Могута и радостно приветствовали дружинники, примолкшие после сообщения о гибели Добрагаста и волхва.

В течение получаса был разбит лагерь, поднялись шатры для князей и гостей, загорелись костры, и сокольничие начали готовить завтрак.

Никита постоянно чувствовал присутствие меча: то как огромного кота, свернувшегося и спрятавшего когти, то как слиток раскаленного металла, готового прожечь ножны и землю до самой преисподней, то как настороженно вглядывающегося в хозяина пса, а то и как молчаливого товарища. Финист привыкал к нему, изучая со своей стороны, наполняя душу уверенностью и силой. Но хотя возможности его превосходили человеческое воображение, а сам он, едва вынутый из ножен, заметно прогибал пространство–время, влияя одновременно на психику, скрытая мощь меча не создавала впечатления злобной угрозы. Он предупреждал. Прежде всего предупреждал убийц, подонков, циников, предателей и лицемеров. Вынимать его из ножен по пустякам не стоило, Никита это уже понял.

– Пошли умываться, – позвал его Такэда, – здесь неподалеку ручей с чистой водой.

На берегу ручья они встретили Мстишу, утиравшегося после купания длинным полотенцем. Князь был широк в кости, поджар и мускулист. Видимо, привык держать себя в форме. Его доспехи сторожили двое дружинников, третий – Рогдай, купался неподалеку.

– Потренируемся, Никито? – окликнул он Сухова.

Тот подумал и согласился. Раздевшись догола, как и Рогдай, взял меч, но не свой, а Такэды, и полчаса рубился с молодым воином, изучая приемы, которых еще не знал. Затем оба сошлись в рукопашной, где Рогдай явно уступал своему противнику в силе и знании систем борьбы. Искупавшийся Такэда, Мстиша и дружинники с удовольствием наблюдали за баталией, перекидываясь репликами, но князь вдруг не выдержал и вмешался в поединок, заменив выдохшегося Рогдая.

Противником он оказался посерьезнее, знавшим кулачный бой и многие приемы русского стиля, да и силушкой Господь его не обидел, но все же Сухов превосходил его почти по всем параметрам и закончил бой, сбросив князя в глубокий бочаг у противоположного берега ручья.

– Ну, Никито Будимирыч, ты велик! – сказал Мстиша с восхищением, вынырнув на поверхность. – Исполать воину! Меня по сю пору никто не ронял. Знал я, конечно, что Посланник должен быть мастером всех видов воинских искусств, но к себе его мастерство не примеривал.

Бойцы еще раз искупались, вытерлись насухо и оделись.

– Итак, куда теперь? – Мстиша расчесал мокрые волосы красивым гребнем из полупрозрачного зеленого, с желтыми светящимися прожилками камня, перехватил взгляд Никиты. – Нравится? Камнереза Данилы работа. – Князь хитро подмигнул. – Возьми, дарю!

Сухов принял подарок: от гребня исходило удивительное тепло, – вспомнил заколку для волос, которую ему подарила Тааль, но между обоими подарками существовала большая разница, такая же, наверное, как и между демоном–хаббардианкой и магом Семерки. Сухов спрятал гребень на груди и вдруг почувствовал беззвучный толчок в сердце. Замер, прислушиваясь к себе, а потом к миру вокруг. Мстиша метнул на него потемневший взгляд.

– Что–то услышал, Никито?

Сухов глянул на индикатор, камень перстня весь светился оранжевым, а внутри него пульсировала, как зрачок чьего–то недоброго глаза, черная окружность.

– Похоже, у нас гости... кто–то вышел из темпорала.

Князь тоже посмотрел на перстень эрцхаора на пальце землянина, стремительно подошел к ручью, наклонился и звонко шлепнул ладонью по воде. Через несколько секунд из воды вынырнула чья–то усатая морда: сом не сом, тюлень не тюлень – полурыба–полузверь. О чем он разговаривал с князем, осталось неизвестным, Сухов смог только поймать эхо их ультразвукового обмена. Затем голова рыбы–зверя без всплеска ушла под воду, князь вернулся озабоченный.

– Завтрак и отдых отменяются. Ты прав, Никито, в болотах Мировой Язвы началось какое–то движение. А это означает, что...

– Что нас запеленговали, – закончил Такэда. – У темпорала наверняка будет ждать засада «чекистов», которых вызвал Праселк.

Никита задумался. Навалилось ощущение безнадежности, неуверенности, обреченности; появилось желание бежать куда глаза глядят, спрятаться, забиться в щель или на дно морское и не выходить... и тут же негативные эмоции схлынули, вызвав огромное облегчение: диморфант включил пси–защиту хозяина. Сухов поднял голову. Мстиша смотрел на него изучающе и вопросительно.

– Мне бы коня... – проговорил Никита тихо, хотел пояснить, что он имеет в виду, но его поняли.

– Меч нужен по воину, – кивнул Мстиша, – конь – по всаднику. К сожалению, такого коня на моих конюшнях нет.

– Вы о чем? – озадачился Такэда, спрашивая сразу обоих.

– Мне нужен конь или любое другое транспортное средство, не привязанное к темпоралу, – ответил Никита. – И на данный момент я знаю лишь одно такое средство. – Он помолчал. – Это жругр.

– Только жругра нам не хватает! – Такэда впал в состояние каталепсии.

– Жругр? – переспросил князь. – Что это такое? Может быть, я знаю? Расскажите.

Сухов рассказал, поглядывая на эрцхаор. Перстень пылал и «кусался», предупреждая о вторжении в хрон чужого носителя магиполя гигантской концентрации.

– Нет, в пределах Олирны и вообще на планете таких тварей я не видел, – твердо заявил Мстиша. – Но не переоцениваешь ли ты свои силы, Посланник?

– Не знаю, – признался со вздохом Никита. – Но не вижу другого выхода. Пока я привязан к «лестнице» Шаданакара, риск попасть в засаду будет увеличиваться день ото дня, а чтобы собрать Семерых, мне нужна свобода передвижения из хрона в хрон.

Мстиша не переспросил, что такое «лестница» Шаданакара, подтверждая этим свою причастность к знаниям Яросвета.

– Что ж, если без темпорала не обойтись, идем к нему. Единственный вопрос – каким путем? По земле, по воде, по воздуху?

Словно в ответ над головой раздался орлий клекот. Схватившись за оружие, все трое посмотрели вверх. Над ними кружила давешняя рогатая птица, которая спасла их от военного вертолета. Она вытянула длинную лапу, словно показывая что–то за горизонтом, взмахнула крыльями и в несколько взмахов исчезла в густой синеве неба.

– По воздуху, – сказал Никита, прикидывая, кто бы это мог быть. Не Зу–л–Кифл, во всяком случае, он распознал бы его появление. Тогда кто?

Вертолет, охраняемый дружинниками, был готов к полету – удивительное создание рук каких–то разумных существ, владеющих секретами тысячелетней консервации техники. «Хотя, с другой стороны, – пришла Сухову мысль, когда он садился на место пилота, – машину могли оставить и недавно, лет двадцать–тридцать назад, предназначая ее для кого–то из своих. Разобраться бы, кто они – эти «свои»...»

Вертолет поднялся в воздух.

Их сбили при подлете к Огнь–реке, на этот раз террострелок не промахнулся. К счастью, стрела не задела двух пассажиров, Мстишу и Такэду, и пилота, пробив хвостовую часть кабины и отбив кончик винта. Упали они с высоты в сто метров, и тоже удачно – сначала на склон холма с густой травой, а потом скатились на торфяно–мшистое болото, смягчившее удар. Выбрались на берег.

Сзади простиралась знакомая холмистая равнина, степь, впереди начиналось болото, за которым текла Огнь–река. Ее недалекий низкий и топкий берег порос гигантским папоротником и рыжей травой, стебли которой походили на лезвия сабель и были так же остры.

– Далеко отсюда до темпорала? – спросил князь, глядя на реку.

– Верст сто, – ответил Никита. – Пешком будем добираться неделю. Зря пошел с нами, князь. В твоих руках судьба страны, ты не должен рисковать своей жизнью.

– Кто знает, что и кому я должен? И кто знает, где риск меньше: в стольном граде за стенами детинца или здесь, у Мировой Язвы? А насчет судьбы державы, тут ты прав, Посланник, именно поэтому я нынче с тобой.

– Не философствуйте на смертном одре, коллеги, – вмешался озабоченный Такэда. – Лучше думайте, как нам перебраться на тот берег.

– Придется обращаться за помощью к Яросвету. – Мстиша достал из кармана плаща, которым прикрывал доспехи, необычной формы свисток, поднес к губам. Свиста никто не услышал, даже Никита, но спустя минуту мох на болоте зашевелился, и к реке устремились полчища змей самых разных расцветок и размеров. Самая крупная из них – двухголовая – достигала длины четырех метров.

– Эт–то еще зачем? – Такэда брезгливо отбросил ногой бурую змею с глазами по всему телу, не обратившую на него никакого внимания.

– У Яросвета со змеями договор, – ответил князь. – Они ему многое должны. – Махнул рукой: – За мной. – И первым полез в болото.

– А свистулька–то похожа на ту, что нам дал Вуккуб на мосту, – обратился Толя к Никите. – Ультразвуковая.

– Скорее магически–звуковая, – рассеянно отозвался Сухов.

Они продрались сквозь кусты и траву на берег Огнь–реки, где змеи начали «монтаж» из своих тел какой–то башни. Это было удивительное и одновременно страшное зрелище. Поток шипящих гадов не иссякал, змеи ползли и ползли, сцеплялись друг с другом, ловко взбирались на ступенчатое основание башни и снова сплетались в узоры, застывающие фермами, пилонами и перепонками. Через полчаса «строительства» перед застывшими людьми красовалось нечто напоминающее скелет аэроплана времен начала воздухоплавания длиной в полсотню, высотой в десяток метров, с размахом крыльев, в два раза превышающим длину.

– Хацюмэ [Хацюмэ – первый сон в новом году (яп.); здесь: я сплю!]! – прошептал Такэда. – Самолет, что ли? Или планер? Как он полетит без двигателя?

– Залезайте, – сказал Мстиша, подавая пример.

Никита после некоторого колебания последовал за ним, с удивлением обнаружив, что тела змей стали твердыми и прочными.

«Кабина» больше напоминала корзину, сплетенную из толстых корней какого–то растения; головы змей, слава Богу, торчали наружу. Воздухоплаватели уселись на пол, Мстиша снова достал свой свисток.

– Поехали, други.

«Аэроплан» без толчка поднялся в воздух и скользнул над рекой на ту сторону. Поднялся над болотом, потом над лесом, но невысоко, так что можно было при желании срубить вершину дерева. Никаких полей и сил, несущих аппарат, Никита не ощущал, и тем не менее они летели! И летели с приличной скоростью – километров сто в час.

– Чуть левее, – посоветовал Сухов князю, глянув на эрцхаор.

Змеиный «аэроплан» послушно изменил направление, будто им управлял пилот, который услышал распоряжение. Мстиша засмеялся.

– Не удивляйтесь, други, наш мир еще и не такие чудеса видывал. К сожалению, больше злые, чем добрые, но уж таково наследие. Ничего, справимся, еще и Мировую Язву когда–нибудь перепашем и заселим... если ваша миссия закончится благополучно.

Какое–то время летели молча, готовые ко всему, всматриваясь в горизонт и в лес под «змеепланером».

– Ты уверен, что справишься с ЧК? – спросил Такэда, приблизив губы к уху Сухова.

– Вы забываете о Яросвете, – подал голос князь, обладавший великолепным слухом. – У нас существует пословица: и комар лошадь повалит, ежели медведь подсобит.

– Значит, я – комар? – нехотя улыбнулся Никита, почувствовавший вокруг себя некое сгущение полей: их пытались пеленговать по мысленному эху и по магиполю.

– О Знич, Перкун–грозовик! – Мстиша, побледнев, уставился вперед. – Только не это! А я думал, что же так похолодало! Вот, значит, кто вылез из второго могильника!

– Кто? – не понял Сухов.

Князь оскалился:

– Василиск! Из первого разрушенного могильника Чертова Кладбища – Кщерь, а из второго – василиск. Приготовьтесь, катапультируемся. Заметит – глазом моргнуть не успеем.

Никита, холодея, осознал, что черная глыба, торчащая над лесом горой, напоминающая паука, – гигантское существо!

В тот же момент змеи, вплетенные в дно кабины, стали мягкими, подались под весом трех тел, разошлись, и воздушные путешественники посыпались вниз с высоты пятиэтажного дома. И хотя упали они не самым удачным образом, на голые каменистые бугры, все трое не получили ни ушиба, ни царапины: земляне – благодаря скафандрам–диморфантам, князь – в силу своих врожденных способностей. Стена леса скрыла их от взгляда чудовища, оглянувшегося на шум.

– Вы сказали, василиск? – обернулся к Мстише Такэда. – В нашем фольклоре тоже встречается такое чудовище, однако на то, что я успел увидеть, оно не похоже. Наш василиск имеет голову петуха, туловище жабы и хвост змеи, может убивать дыханием, взглядом и ядом.

– Это он, – кивнул князь, сверкнув глазами. – Хотя наш больше похож на помесь паука и акулы. Кто же его выпустил и реактивировал? Кто здесь похозяйничал без Яросвета?

Никита внимательно посмотрел на Мстишу. С ним что–то происходило. Казалось, тело его растет, крепнет, наливается могучей силой, начинает светиться, хотя человеческий глаз видел все того же воина в русских доспехах, высокого и сильного, мало чем отличающегося от других, таких же, как он. Теплый «ветер» пси–излучения прянул от Мстиши во все стороны, глаза его засияли внутренним огнем, качнулись деревья вокруг.

– Приветствую тебя, Яросвет, – кивнул Никита. – Ты вовремя.

– Я знаю, – звучным голосом, не похожим на голос князя, произнес маг. – И готов к бою. Но нас только двое... о, простите, Наблюдатель, – Яросвет–Мстиша поклонился Такэде, – нас трое, но против нас сегодня выдвинуты гораздо большие силы. Василиск, Кщерь Бессмертный, двоедушники, богинки и дьяволы ЧК, ликвидаторы, как вы их называете. И может быть, кто–то из Великих игв.

Никита, который заранее настраивал свою паранормальную систему чувств, стряхнул с латной перчатки струйку голубого свечения. Запахло озоном.

– Нас не трое, та птица с рогами – еще один наш соратник, но обычно он приходит на помощь в последнюю минуту. А теперь расскажите, что или кто этот ваш василиск и как с ним бороться, пока я буду переходить на другой уровень.

– У нас всего две–три минуты, василиск идет сюда, а Кщерь уже здесь.

– Я успею.

Никита потрогал перевязь меча, получил в ответ ощущение рукопожатия и сел прямо на бугор. Через минуту он вышел в эйдос и наткнулся на гигантскую «фигуру угрозы» – чью–то мысль–действие с гигантской плотностью пси–энергии. Его уже ждали! Ловушка захлопнулась. С этого мгновения Сухов – Посланник и маг – выбыл из схватки в лесу, вынужденный бороться за сохранение личности, своего «я», за свою жизнь.

Товарищи поняли, в чем дело, сразу увидев, как почернело и буквально провалилось в себя лицо Никиты, но помочь ему Яросвет не успел: с пси–нападением на Посланника началась атака на всех троих отряда засады.

Удар по психике через открытый канал Вести был так силен, что Сухов «улетел» из сознания за тридевять земель, не помогла и защита диморфанта. Правда, без нее было бы совсем худо, часть пси–энергии диморфант все же принял на себя.

Сначала Никита осознал себя на ринге. Он был одет как боксер, площадка, обтянутая канатами, была залита слепящим белым светом, и за ее пределами никого нельзя было увидеть, хотя зрители присутствовали, судя по излучаемой ими холодной враждебности. А противником Сухова оказался некто, задрапированный с ног до головы в серый текучий дым, из которого изредка вылетали черные руки в перчатках. Первый же выпад поверг Никиту в нокдаун, он не успел собраться с мыслями и подготовиться к бою.

– Вынь меч, иначе не справишься, – раздался бесстрастный металлический голос.

Рука Никиты метнулась к поясу, нащупывая невесть откуда взявшиеся ножны, однако частью сознания, контролирующей ситуацию, он успел оценить угрозу, таящуюся в совете, и выпустил ножны.

Второй тяжелый удар он тоже пропустил. И третий, а потом вспыхнувшая ледяная ярость помогла ему сосредоточиться, уйти в глухую защиту и отдышаться. Последующую серию ударов неведомого боксера он блокировал, ушел от третьей руки – пролетевшей над головой с гулом и свистом, и ударил вразрез. Атака чернорукого боксера прекратилась, фигура в туманной тоге отшатнулась, вызвав волну недоумения. Никита не стал ждать ответа, в прыжке ударил противника ногой... и оказался голым в четырехугольном помещении с медными на вид стенами, в которых виднелись сетчатые окошки.

Пока оглядывался, изучая обстановку, сетки окошек откинулись, и в помещение с грозным гудением устремились потоки гигантских – с кулак! – пчел или ос. Укус любой из них если и не был смертелен для мага, то причинял, наверное, хорошие мучения, ну, а их нападение грозило явной гибелью.

– Тебя спасет только меч! – вонзилось в голову ядовитое шипение.

И снова рука Сухова сама собой дернулась к поясу: действительно, вот он меч. Какая удобная рукоять!..

– Не смей! – выдохнуло с натугой внутри Никиты второе «я» – он разжал кулак.

Метаться по комнате и отбиваться от ос руками он не стал, вырастил из живота огнемет и ударил по туче насекомых факелом жаркого оранжево–белого пламени... которое уничтожило ос, но одновременно воспламенило стены! От удушающего дыма перехватило дыхание, жар нарастал, грозя сжечь кожу, затрещали волосы на голове...

– Возьми меч, проруби дверь!

– Иди к дьяволу! – Никита решил не слушать больше таинственного советчика, толкавшего на неосознаваемую, но явно опасную акцию с непредсказуемыми последствиями, у него в запасе еще оставались средства борьбы с могущественным, обладающим колоссальной силой внушения врагом.

Сухов сменил огнемет на огнетушитель, а когда это не помогло – на баллон с жидким азотом. Пламя погасло. Помещение обросло льдом, в который начал кристаллизоваться воздух.

– Меч...

– Пошел вон!

Сухов киркой руки прорубил во льду нишу, сменил кирку на лазер и вырезал часть стены. Комната начала размягчаться, течь, превратилась в поток воды, вынесла человека на поверхность моря без конца и края. Гигантская акула бросилась на него из фосфоресцирующих фиолетовых глубин.

– Проглотит! Проткни ее мечом...

Сухов отбил атаку акулы гарпуном руки. Море превратилось в пустыню с огромными шипастыми шарами растений, грозящих наколоть человека на себя, как муху на булавку. Никита организовал костер из шаров. Песок начал плавиться, и вскоре вся пустыня превратилась в оплавленную равнину с длинными пологими грядами и увалами, на которых застыли странные фигуры, похожие на свечи из парафина самых причудливых форм. Многие из них казались живыми... они и были живыми, вдруг выдрали ноги–корни из корки такыра и двинулись к человеку, демонстрируя текучесть форм, вглядываясь в него отсутствующими глазами, приказывая превратиться в такую же свечу. Сознание померкло.

– Меч, меч, меч...

Последним усилием воли Никита соорудил себе меч из расплавленного песка и врубился в ряды текучих созданий, пробился к черному кольцу в одной из впадин и нырнул вниз... чтобы оказаться зажатым в гигантской лапе!

Лапа не принадлежала ни человеку, ни одному из животных, которых знал Сухов, она была физически осязаема и нематериальна одновременно и обладала свирепой, беспощадной, угрюмой силой, которой не мог сопротивляться никто! Ни одно живое существо!

Кто–то тихо, торжествующе и пренебрежительно рассмеялся. Над головой блеснул длинный кроваво–красный глаз, но темнота не позволяла разглядеть лица чудовища, да и существовало ли оно, Сухов не мог сказать с уверенностью. Лапа сдавила тело еще сильнее, затрещали ребра, боль пылающими углями рассыпалась по коже, вонзилась в сердце, голову.

– Кажется, это конец твоей миссии, Посланник. Не дергайся, меч тебе уже не поможет, ты в моей власти. В качестве комплимента могу сказать, что ты очень сильный человек. Мы не ожидали, что ты зайдешь так далеко.

– Кто... ты?

– Игва Даймон. Вернее, его пси–двойник. Ты же знаешь, игвы многомерны и живут в мириадах хронов одновременно. Не было нужды собирать всех двойников в одного мага... демономага, как нас окрестили. Прощай, Посланник, я тороплюсь.

Боль усилилась, сознание снова стало меркнуть.

Никита сжал зубы, чтобы не закричать, закрыл глаза, расслабляясь, уже не обращая внимания на чувства, успокаивая и приводя в порядок мысли, настраивая нервную систему, и позвал. И предки, все те, кто составлял его род, кто вложил в его гены накопленную чувственную информацию и духовный потенциал, любовь и страдание, пришли к нему на помощь...

Яросвет–Мстиша знал, что означают корчи лежащего на земле Посланника, напоминающие припадки, а особенно – его попытки вытащить меч из ножен, и был вынужден отвлекаться на контроль рук Никиты, чтобы в последний момент предотвратить трагедию: если бы Сухов вытащил меч, будучи в трансе, сражаясь сам с собой, он уничтожил бы вокруг все и всех, не разбирая, где друзья, где враги.

Боевые действия воинства Люцифера, спешно мобилизованного кем–то из Великих игв на бой с Посланником, начались атакой нечисти: упырей, оборотней, полевиков, полудниц, хрипуш и трясей – еще до того, как василиск подошел к месту сражения. Однако Такэде, приготовившемуся защищать беспомощного Сухова, почти не пришлось участвовать в отражении атаки. Яросвет опередил его, подключив свое войско: птиц, зверей, деревья, природные силы, подчинявшиеся магу в этом мире. В результате бегающая нечисть была частью истреблена волками, медведями и кабанами, а частью провалилась в глубокие ямы, тут же заваленные камнями. Летающие твари были встречены воронами, ястребами и соколами и тоже потерпели поражение. Но оставались еще существа, владеющие магическими превращениями и свойствами: мороки, трояны, переплуты, волкодлаки и кикиморы, – и заговоренным мечам Такэды и Яросвета пришлось показать свою силу.

Инженеру были не страшны ни стрелы, ни кинжалы и дротики, ни ядовитые клыки и когти, пока на нем сидел диморфант, а Яросвет не нуждался в доспехах и физической защите, обладая защитой куда более могущественной – законами магифизики, творцом которых в пределах хрона был он сам.

Последние остатки нечисти сгинули в лесу, однако Яросвет меча не опустил. Взгляд его горящих глаз был непереносим, и Толя возрадовался, что маг – их союзник и друг.

– Они допустили ошибку, – сказал он, – нападая по очереди. Если бы сейчас тут появились ликвидаторы ЧК, нам пришлось бы туго.

Яросвет согласно кивнул.

– Вы правы, Наблюдатель, однако положение наше не внушает особого оптимизма. Если Посланник не очнется через пару минут, придется отступать. С василиском и Кщерем мне одному не справиться, оба расколдованные или, если хотите, разблокированные в пси–диапазоне игвы, почти свободно, хотя и по–разному владеющие кварко–глюонными процессами. Пси–мощь их велика. Хорошо, что на вас надежные скафандры, они–то и спасли от Кщеря. Помните свое «бегство» из внушенного им замка?

Толя открыл рот, чтобы ответить, и в это время Кщерь Бессмертный нанес свой удар.

Голова взорвалась, как граната! Осколки ее разлетелись во все стороны... и соединились вновь, но в конгломерат, который уже нельзя было назвать головой, мыслящим органом. Чувства, ощущения, мысли, образы, воспоминания смешались в калейдоскопическую мозаику, разобраться в которой не было никакой возможности, и Такэда позволил себе закричать, но не ртом, а внутрь, беззвучно, мысленно напрягаясь:

– Сухов!

Сознание прояснилось, кошмар видений поблек – это диморфант отдавал последние крохи своей энергии на защиту хозяина. Потом чья–то рука разогнала дым внушенной путаницы, глаза приобрели способность видеть, а мозг – анализировать действительность. Толя ощутил себя стоящим на коленях над телом Сухова. Оба были накрыты полупрозрачным куполом, по которому ползли радужные пятна, как по пленке мыльного пузыря. Мстиша–Яросвет отсутствовал, но купол явно был делом его рук, значит, он сражался сейчас где–то снаружи, прикрыв друзей каким–то силовым полем.

Толя мотнул головой: прошло всего несколько секунд с момента нападения Кщеря, а показалось – час! Позвал:

– Кит, очнись! Слышишь?

– Слышу, – отозвался вдруг Сухов, открывая глаза, бездонно–черные, страшные, объявшие сразу всю ситуацию под куполом и вовне, в лесу, на всем пространстве Мировой Язвы и вообще в хроне. Толя отпрянул.

Легкая улыбка тронула сухие губы Никиты, мгновенно передав Такэде множество добрых чувств.

– Сиди здесь, самурай, не высовывайся, – раздался внутри него знакомый голос, хотя Сухов рта не раскрывал. – Понадобится твоя помощь, позову.

Сухов глянул на свою руку, стиснувшую рукоять меча так, что побелели костяшки пальцев, поднялся и шагнул сквозь пленку полусферы, одевшись на миг в золотистый ореол свечения. И Толя остался один в тишине защитного кокона.