Посланник - Василий Головачев - Книжная Полка

Глава 5

Два часа они потратили на поиск неизвестного носителя магического поля и на исследование кладбища колоссальных сооружений, оказавшихся и в самом деле космическими кораблями, вернее, их останками.

Никого не обнаружив, путешественники немного успокоились и уже без особой опаски обошли гигантское поле с наполовину погруженными в почву скелетами звездолетов. Прошла тысяча лет с тех пор, как они перестали бороздить космос, но сделаны они были так добротно и из таких материалов, не поддающихся быстрому разрушению, что люди, ощущая себя пигмеями, только диву давались – почему такая умная раса позволила себя уничтожить какому–то ничтожному вирусу.

Форма кораблей почти у всех была одинакова – усеченный конус, разделенный тремя щелями шириной в полсотни метров на три части – до центрального цилиндра диаметром в двести метров, что соответствовало диаметру верхнего среза конуса. И почти все они имели одинаковые разрушения: внутри – холмы пыли и вещества, похожего на серо–зеленую смолу, ставшие хрупкими системы трубопроводов, тоннели и шахты, изъеденные коррозией, баки, контейнеры – все пустое, и ни одного намека на двигатели и централь управления. Зато нашелся еще один космический корабль, меньших размеров, но сохранившийся лучше. Вернее, с виду он был так же пуст и стар, погружен в почву на треть корпуса, мертв и тих, однако на самом деле его «древность» была лишь камуфляжем. Корабль оказался вполне современным, действующим, и внутри, на взгляд землянина, представлял собой чудо техники.

Внешняя его форма – параллелепипед – сначала не заинтересовала экскурсантов: барак не барак, но какое–то вспомогательное строение, металлическое, с гофрированными серыми стенами. Но поскольку треугольный люк в торце «барака» был открыт, наши герои заглянули в него... и оказались в царстве современной технологии, почти не отличимой от земной.

Загорались на сухих и теплых, перламутровых стенах коридоров какие–то знаки и надписи, бесшумно открывались впереди и закрывались позади перегородки и заслонки, бесчисленные люки в помещения, напоминающие залы вычислительных центров, спальни и бары. Эскалаторы начинали двигаться, как только люди появлялись на лестничных площадках, лифты в виде прозрачных пирамид услужливо распахивали двери, в комнатах загорались огни, светились потолки и полы, начиналась таинственная электронно–механическая жизнь.

Путешественники бродили по кораблю с час, не зная еще, что это звездолет, пока не набрели на рубку или зал управления с двумя рядами кресел перед необычной формы – ряд янтарных долек лимона – пультом, над которым нависла наклонная серая плита экрана в два человеческих роста. Стоило им войти в зал, как одна из секций пульта засветилась изнутри тающим золотистым сиянием, из нее выдвинулось нечто вроде козьих рогов с огоньками на концах и следом раздался вежливый голос, произнесший с вопросительной интонацией короткую фразу на неизвестном языке.

Быстро ориентирующийся Такэда надел на уши лингвер, Никита сделал то же самое, и когда голос повторил вопрос, компьютер аппарата перевел:

– Кто вы? Жители планеты?

Люди переглянулись.

– Я думал, что здание принадлежит аборигенам и просто хорошо сохранилось, – буркнул Сухов. – Оказывается, это новая постройка. Чья?

– Сейчас узнаем.

В результате переговоров с автоматом, впустившим их, путешественники выяснили, что находятся на борту космического корабля, прилетевшего сюда из иной звездной системы. Кто привел его, что за экипаж – и был ли он вообще или старт и посадка проводились автоматически – электронный хозяин корабля не сообщил. На все вопросы, касающиеся судеб экипажа, родной планеты, ее жителей, социального устройства, экономики и политики, он только зажигал алую полосу над пультом и отвечал лишь на вопросы жизнеобеспечения экипажа, поэтому вскоре гости отчаялись что–либо узнать. Но явное миролюбие и гостеприимство хозяев звездолета не могло быть прелюдией к рассчитанной ловушке и коварным планам, и путешественники решили отдохнуть здесь, дождаться хозяев и объясниться.

– Ни раругги, ни тем более игвы наверняка не пользуются таким средством передвижения, – закончил мысль Сухов. – У них должны быть другие возможности. А космонавты нам не страшны, тем более что мы похожи на них, если судить по форме кресел и антропоморфному убранству помещений.

– Но М–фон здесь повышен, – напомнил Такэда.

Никита глянул на перстень индикатора, играющий желто–оранжево–красную гамму, пожал плечами.

– Это либо след кого–то из наших недругов, либо предостережение, чтобы мы не теряли бдительности.

Толя не думал, что эрцхаор будет призывать к бдительности, он был запрограммирован на более серьезные вещи, однако говорить танцору об этом не стоило.

Спустя пять минут они нашли двухместную каюту, обследовали вырастающие прямо из пола мягкие лежаки, стены и пол на предмет неожиданных сюрпризов, напились воды и улеглись спать не снимая костюмов, к которым успели привыкнуть, словно ко второй коже. И в этот момент хохха Такэды подала сигнал: мышцы на боку, которого касалось «крылышко бабочки», свела приятная судорога.

Толя достал хрустальную коробочку, открыл, и подскочивший Никита вырвал у него из руки тонкий, размером с сигарету, белый рулончик, развернул, жадно шаря глазами по ленте. Но на матовой полоске неведомого материала о Ксении было сказано всего несколько слов, смысл остального сообщения сводился к предупреждению о близкой погоне и о невозможности помощи в случае их захвата. Никита, шевеля губами, дважды перечитал сообщение и выронил рулончик из пальцев. Такэда нагнулся, развернул ленту и прочитал: «Сведений о Ксении Красновой, художнице, Наблюдатели Шаданакара не имеют. Более глубокий поиск требует чрезвычайных мер и времени. Подтвердите необходимость». Дальше шел текст предупреждения.

– Куда же они могли ее запрятать? – как бы про себя проговорил Никита. Закрыл глаза, лег, утонув в кровати по грудь. Добавил, не открывая глаз: – Подтверди запрос.

Такэда молча написал просьбу на другой стороне сообщения, вложил в футляр, закрыл, потом убедился, что запрос ушел, и лег сам. Сказал тихо:

– Еще не все потеряно, служба информации и у нас поставлена хорошо.

Никита не ответил.

Проснулся он от неприятного ощущения, что на него кто–то смотрит. Полежал, не шевелясь, прислушиваясь к тишине.

В каюте было темно, однако ощущение наблюдателя, третьего – не Толи, не уходило. Никита открыл глаза и, когда вспыхнул свет – от движения ресниц, скатился на пол, выставляя в сторону двери копье–вардзуни.

На него, округлив глаза, смотрела очень похожая на Ксению девушка в отливающем зеленью комбинезоне. Она была высокой, тонкой в талии, с великолепной фигурой богини и полудетским лицом, с пухлыми губами и бровями–крыльями. Именно этой детскостью да еще серьезным взглядом без тени испуга она и походила на Ксению.

Сухов загнал разочарование в глубь души, завозился, поднимаясь. Украдкой взглянул на эрцхаор – перстень все так же гнал гамму предупреждения, разве что чуть чаще, чем раньше. Фон магиполя все еще был повышен, однако, похоже, гостья к этому не имела отношения. Гостья ли? Может быть, хозяйка?

– Доброе утро, – поклонился Никита.

На соседней кровати зашевелился Такэда, глянул на девушку и сел.

– Ага, вот наконец и хозяева заявились. Здрасьте.

Незнакомка перевела взгляд на него, потом снова стала разглядывать Сухова, не отвечая Толе.

– Кто вы? – Танцор тоже оглядел девушку, отметив, что то, что он принял за золотистый шлем, всего лишь плотная замысловатая прическа. Девушка была сказочно красива, и красота ее была тревожна, заставляя сердце сожалеть о чем–то и биться сильней.

– Заавель, – назвалась наконец гостья, удовлетворившись осмотром. Голос ее переливался и журчал, как ручей. – А вы – Никита Сухов и Тоява Такэда, жители сто сорок четвертого хрона Шаданакара. Сухов – кандидат в Посланники, Такэда – Наблюдатель хрона. Чего еще я не знаю?

Путешественники онемели. С ними говорили, конечно, не на языке Земли, но лингвер не мог сам выдумать то, что было произнесено.

– Кто вы? – повторил вопрос Сухов, подразумевая поле ее деятельности, а не имя.

– Наблюдатель этого хрона, – последовал ответ.

– Но... ведь... цивилизация погибла... планета мертва...

– Я не являюсь жителем этой планеты. Вернее, мои предки жили на ней более тысячи лет назад.

– Переселенцы? – догадался Такэда. – Вы успели спастись, переселиться на другую планету? Я имею в виду ваших предков.

– Для Наблюдателя вы достаточно сообразительны, – отрезала Заавель. Ответ прозвучал слишком резко, но Никита был так зачарован красотой девушки, что не заметил этого. Такэда же хоть и удивился, но виду не показал. Отступив, он дал возможность танцору проявить самостоятельность.

– И вы летели сюда специально для встречи с нами? – сказал Сухов, выпрямляясь. Он вдруг обнаружил, что Заавель не просто высокая – одного с ним роста!

– По моей личной инициативе. – Лицо Наблюдателя ни разу не озарилось улыбкой, а глаза... огромные, черные, оценивающие, проникали в мозг, в тело, что–то измеряли, сравнивали, сомневались, удивлялись и прятали насмешку.

Никита встряхнулся, сбрасывая чары.

– Разве нам угрожает опасность? Тот, кто нас сюда доставил, уверял, что этот мир заблокирован.

– Именно поэтому я здесь. Собор Шаданакара предлагает обдумать степень вашего участия в предстоящем деле. Какие–то ваши характеристики заставляют сомневаться в успехе... вашего Пути.

– Мы... я его еще, по сути, не начинал.

– Ошибаетесь. Вы вступили на Путь, получив бинер.

– Что? Может быть, вы имеете в виду Весть?

– Почему весть?

– Запас информации.

– Кажется, мы говорим о разных вещах. Но пусть будет запас информации... метафизического созерцания древних посвященных. Но вы до сих пор не смогли им воспользоваться. Не так ли?

Настроение Никиты испортилось. Покраснев, он сказал хмуро:

– Во–первых, уже пользовался и собираюсь вывести всю информацию на уровень сознания. Собственно, поэтому мы и выбрали этот пустой мир. А во–вторых, мы живы, несмотря на все усилия «свиты Сатаны».

Брови девушки изогнулись, придав лицу ироническое выражение.

– Вы уцелели благодаря лишь самонадеянности хаббардианца Хуббата и благосклонности его брата Вуккуба.

– Хаббардианца? Не раругга?

– Раругги – это военная каста, элита охраны игв, а не раса, и родился Хуббат на Хаббарде, «Земле» середины «пакета» гуманоидных, но не человеческих миров. Если бы он сообщил о вас «по начальству», его шеф задействовал бы всю систему охранных мер: разведку – техническую, магифизическую и агентурную, наружное наблюдение, группу анализа и целенаведения и, наконец, группу захвата... или уничтожения и группу подстраховки. – Заавель помолчала, оценивая, какое впечатление произвели ее слова на землянина. – «Свита Сатаны» – это лишь группа подстраховки. А для вашего поиска Хуббат из всего арсенала подключил только разведку.

– То есть ЦРУ. А «чекистов»?

– ЧК – это группа нейтрализации: захват, блокирование, ограничение свободы... и физическое уничтожение. Итак, землянин... Посланник, так сказать, вы все еще колеблетесь?

Никита хотел ответить резкостью, но передумал. Улыбнулся сквозь мрачные раздумья, повел плечами. Красота собеседницы не давала сосредоточиться, возбуждала, заставляла напрягать ум, играть мускулами и делать храбрый вид.

– Мне надо подумать... посоветоваться.

– Если вы не в состоянии решить задачу сами – советуйтесь. Зачем работать на пределе? Можете оставаться у меня, сколько пожелаете, здесь вам никто не помешает. – Девушка повернулась одним гибким движением, шагнула за порог.

– Извините, – сказал Такэда ей вслед, – почему вы назвали Весть бинером? Насколько я помню, бинер – это совокупность двух противоположностей типа холод – тепло, свет – мрак...

– Добро – зло, – добавила Заавель, оглядываясь. – Жизнь – смерть. Именно так, джентльмены. – И исчезла.

– Не нравится она мне, – тихо сказал Такэда. – А тебя, вижу, задело, воин?

– Нет, она очень красивая, – не слушая, задумчиво произнес Сухов, – очень! Что ж, есть смысл ей кое–что доказать. Спать мы будем, наверное, здесь, а все остальное... необходимо поискать место. Она насмехалась над нами, вернее, надо мной, тонко и умело, но она права: мы отвыкли работать на пределе, а добивается успехов лишь тот, кто умеет заставить себя пройти «красный коридор».

Такэда кивнул, как спортсмен отлично понимая смысл термина. «Красный коридор» означал порог включения биоэнергетического потенциала, резерва психических сил, когда у спортсмена уже не осталось сил физических. Но пройти «коридор» мог далеко не каждый человек.

– На твоем месте я бы не стал ей ничего доказывать, – посоветовал инженер. – Если и стоит что–то кому–то доказывать, то лишь самому себе.

Никита упрямо свел брови в одну линию.

– Не зуди, Оямович, пошли лучше выполнять план.

Такэда безмолвно повиновался.

Место для тренировок они нашли неподалеку – достаточно большую и ровную площадку посреди разрушенных временем скал, образовывающих высокую зубчатую стену вокруг. Там же обнаружился и коридор–тупичок, где Никита надеялся поэкспериментировать с Вестью, полный решимости добиться «взаимности».

Тренировка длилась два с половиной часа, пока Такэда не изнемог и не сдался, вытянув ладонь вперед.

– Довольно, Посланник, не расходуй пыл зря. Я только что подумал: не слишком ли мы с тобой беспечны?

– Что ты имеешь в виду? – Сухов облил себя водой – занимались они, сняв костюмы–скафандры, – и насухо вытерся губкой из снаряжения костюма, заменяющей полотенце.

– Надо было взять в темпорале «дипломат», то есть транскоф. И может быть, выбрать что–нибудь еще из его оружейного арсенала.

– О транскофе я не подумал. Ты прав, сейчас схо... – Слово замерло у Никиты на губах.

Что–то произошло. Они не сразу догадались, что изменилось освещение. К золотистому, не дающему теней свету гигантской дуги в небе добавился янтарный оттенок. Не сговариваясь, путешественники взобрались на скалу и увидели восход солнца, вернее звезды, его заменяющей. Диск светила был больше солнечного, но не столь ярок, и казалось, по небу взбирается огромная капля расплавленного янтаря.

– Доброе утро, – пробормотал Такэда.

Никита недоумевающе глянул на него и понял: появление светила означало утро, хотя ночь в этом мире почти ничем не отличалась ото дня.

Первый же эксперимент с «родимым пятном» Вести едва не закончился плачевно: Сухов уже через несколько секунд потерял сознание и не приходил в себя больше часа, перепугав Такэду до смерти.

Привела танцора в чувство Заавель, вызванная Толей в «лабораторию» – на площадку в скалах. Что она подумала о Сухове, неизвестно, лицо ее, как всегда, оставалось серьезным и непроницаемым, но танцор потом чувствовал себя как нашкодивший щенок. Чувство стыда погнало его прочь, в пустыню, где он пробродил до заката местного светила, вспоминая встречи с Хуббатом, Вуккубом, Истуутукой, другими наблюдателями из соседних хронов, анализируя причины неудачи. Уверенность его в удачном исходе дела была поколеблена в очередной раз, однако в душе танцора бушевал ураган, разбуженный самолюбием и опирающийся на уже полученную информацию, и просто так сдаться он уже не мог.

Вернулся на корабль за минуту до ежевечернего дождя, поужинал и снова занялся тренингом, изредка заглядывая в книгу инструкций россдао, сохраняемую им во время странствий.

Такэда не мешал другу, понимая его состояние, и то и дело пытался разговорить Заавель, которая почему–то не желала беседовать, на вопросы отвечала неохотно и коротко или не отвечала совсем, но тон ее по отношению к инженеру оставался тем же – вежливо–высокомерным, с резкими ироничными выпадами. Правда, его это не задевало, держать себя в руках Толя умел с детства. Девушка оставалась для него загадкой, будучи лишь с виду по–детски открытой и наивной, на самом деле она таила в себе огромные скрытые резервы сюрпризов и знаний, недоступных простым смертным. Такэда чувствовал ее глубину каким–то «седьмым» чувством и уже не раз хотел заговорить с Никитой на эту тему, но тот ничего не замечал, увлеченный внешним проявлением красоты, и надо было ждать подходящего момента, накапливая аргументы. Пока же Такэда мог только мрачно наблюдать за развитием событий, видя, что Сухов проводит с девушкой все больше времени и не торопится выполнять свой «гениальный» план.

Неделя прошла, но ничего не изменилось.

Сухов продолжал тренироваться, но с иссякшим пылом. Разговоры его с Такэдой сводились к обмену мнениями о погоде, красотах пейзажа и невероятном уме Заавель, с чем Толя был вполне согласен. Хохха ничего о Ксении не сообщала, да и сам Сухов все реже вспоминал о ней, пока не произошло событие, резко изменившее все.

Инженера давно мучило ощущение скрытого наблюдения, возникшее сразу после того, как они заметили увеличение магического фона. Сначала он принял гипотезу «магического следа»: кто–то из свиты Люцифера побывал в этом мире незадолго до появления беглецов и оставил свой след. Однако после встречи с Заавель и долгих размышлений Толя начал склоняться к другому мнению, приняв к разработке две версии повышения фона. По первой – служители Хаоса вполне могли посетить этот мир и оставить где–то следящее устройство, по второй – фон повысила сама Заавель. Последний случай был наименее вероятен, но и наиболее нежелателен, ибо заставлял предполагать худшее: либо Заавель была всел„нной, либо работала на СД – Синклит Четырех Демонов, будучи «двойным агентом».

Приняв в качестве рабочей первую гипотезу, Такэда сделал запрос через хохху о личном деле Заавель и несколько дней лазил по скалам и остаткам зданий разрушенного города, разыскивая следящее устройство с индикатором, одолженным у Сухова. Однако эрцхаор не работал как миноискатель, отмечая писком в наушниках присутствие металла, поэтому Толя бросил это занятие, обыскав напоследок кокон темпорала и забрав оттуда «дипломат» мгновенной масс–транспортировки. Тогда он переключился на изучение корабля Заавель и его компьютера, надеясь каким–то образом подключиться к файлу секретных данных. Последнее казалось невыполнимым, но Такэда не был бы инженером, если бы не умел решать такие задачи.

Изучив принципы управленческого комплекса по ответам охотно разговаривающего с ним компьютера и визуальным наблюдениям, Толя улучил момент, когда Заавель и Никита улетели на катере к океану, и с помощью хардсана вскрыл панель центральной «дольки лимона» – секции пульта. И не поверил глазам: она была пуста!

Кто–то негромко рассмеялся за его спиной. Такэда мгновенно обернулся, хватаясь за рукоять лазера... и обнаружил, что лежит на камнях, слабый и беспомощный, словно пролежал здесь месяц без еды и пищи. Рядом лежал Никита, бледный, исхудавший, заросший, с тенями под глазами, такой же беспомощный и бессильный.

Кто–то стоял над ними, загораживая полнеба. Огромная туша, не похожая ни на что живое, зловещая, тяжелая, как гора, но гора металлическая и функционально законченная. Глаза слезились, Такэда протер их, но продолжал видеть все так же смутно, как сквозь грязное стекло.

Кто–то снова рассмеялся, но теперь уже над головой. Смех был женским, и от него веяло холодом. Такэда с трудом повернул голову и увидел Заавель, только одетую иначе – в черный комбинезон, светящийся алыми зигзагами на руках и ногах.

– Ты довольно хитер, Наблюдатель, – произнесла девушка, с лица которой исчезло выражение детской незащищенности, – но недостаточно проворен. – Перевела взгляд на еще не верившего своим глазам Сухова. – Прощай, Посланник, воин Пути. Впрочем, Посланником ты уже никогда не станешь – слаб.

По губам Заавели скользнула презрительная усмешка, отчего Никита дернулся, как от пощечины.

– До меня дошли слухи о новом Посланнике, ухитряющемся водить за нос Хуббата целый год, и я решила проверить. – Она вдруг приблизила к лицу Сухова свое лицо, черты которого поплыли, испытывая быструю трансформацию смены множества лиц – от человеческих, в том числе и мужских, до жутких морд, не поддающихся описанию, – пока к ней снова не вернулся прежний облик сверхъестественно красивой земной женщины. – Ты был бы интересен мне, танцор, лишь в качестве неплохого образчика человеческой породы, но ни на что иное не годящийся. Даже для службы мне. Слабых никто не любит, в том числе и Путь. Поэтому я оставляю вас живыми, давая шанс постичь хотя бы малую часть себя. Выживешь – мы встретимся. Хотя я в это не верю.

Заавель выпрямилась, стала расти, вытягиваться, увеличиваться в размерах, пока не стала одинаковой с металлической горой рядом, а потом села на нее верхом.

– Удачи, воин, – раздался с небес громовой насмешливый голос, и гора с чудовищным существом, которое уже нельзя было назвать обаятельной женщиной, исчезла с резким хлопком, от которого у землян едва не лопнули барабанные перепонки. Для Такэды этот хлопок был лишним доказательством реальности происшедшего – с таким звуком воздух заполняет пустой сосуд.

– Оямович, я не сплю? – слабым голосом спросил Никита.

– Спал. Мы оба спали, хотя видели один и тот же сон. Хорошо еще, что проснулись живыми. Она действительно пожалела нас.

– Ты о чем?

– Как ты себя чувствуешь?

– Как после месячной голодовки.

– Не месячной, всего лишь двух– или трехдневной, но голодовки. Нас заставили пережить сложную, подстраивающуюся, отлично наведенную галлюцинацию, воздействующую практически на все органы чувств.

– Кто заставил? Заавель?

Никита с трудом сел, с недоверием глядя на исхудавшего приятеля.

– Господи, ты как из концлагеря сбежал!

– Ты выглядишь не лучше.

– Так кто это был, по–твоему?

– А ты не понял? Заавель... за–Авель...

– То есть... Каин?!

– Она и здесь посмеялась над нами. Гиибель – ее настоящее имя, или его – одного из Великих игв, единственного, кто имеет черты женщины. Хотя это лишь малая часть ее истинной сути.

– Мы попались, как мальчишки! – прошептал Никита, пряча лицо в ладонях.

Такэда мог бы возразить, он–то как раз попался в последнюю очередь, уступив инициативу Сухову, но говорить об этом вслух не стоило. Никита и так был растерян и унижен в достаточной степени. Кряхтя, Толя встал, огляделся. Они находились неподалеку от разрушенного замка с коконом темпорала. Гипсовая пустыня уходила вдаль и во все стороны, сверкая в свете пылевой дуги, пересекающей небосвод, и была она почти пуста из конца в конец. Лишь несколько песчаных холмов, из которых вырастали обломки зданий исчезнувшего в веках города, напоминали о погибшей цивилизации, да кладбище звездолетов в гигантском разломе. Оно все–таки не было рождено гипноиндукционным излучением Гиибели, как подумал было Такэда.

– Значит, нас списали, – раздался сзади скрипучий голос поднявшегося Сухова.

Толя обернулся. Глаза танцора лихорадочно блестели, но с лицом произошла перемена: растерянность и подавленность из него испарились, скулы выступили резче, а губы отвердели.

– Тем лучше, – продолжал Никита, улыбнувшись так, что у Толи заныло сердце. – Ты хорошо разглядел эту гору, на которой умчалась Заавель? То есть твоя Гиибель?

– Не очень, но, по–моему, это...

– Жругр! Тот самый механокентавр, или как там его можно назвать, который нужен и нам.

– Но Истуутука предупреждал, что обычный человек не может им управлять.

– Так то обычный, – осклабился Никита, повысив голос, так что лицо пошло пятнами. – А я – не совсем обычный, и с этим им придется считаться! – Он вдруг с криком ударил себя по плечу со звездой Вести. – Проснись, бинер, судьба моя!

По пустыне прокатилось странное грохочущее и звенящее эхо...