*** *** ***
Радист обещал уложиться в пять минут, и он в пять минут уложился.
Группы разбежались по экипажам, и каждый сибиряк–безопасник или
европеец–спецназовец был снабжен маленькой, меньше мобильника, рацией.
Действующей.
Золотых, сменивший мундир на безликую штатскую одежду, занял место
в штабном экипаже. Здесь, кроме него разместились спецы, включая и
умельца–радиста, не усидевший на месте Коршунович, и офицер–европеец –
не то консультант, не то наблюдатель. Золотых не стал вдаваться в
детали, кто он и зачем он. Места в экипаже хватило, и ладно.
Гостиница «Централь» располагалась в нескольких минутах
неторопливой езды от управления. Экипажи с группами захвата по
замысловатым траекториям схватили в кольцо весь неправильной формы
квартал.
Наверное, в каждом городе есть место, именуемое «Пять углов».
«Централь» стоял именно в таком месте. Порталом на площадь, где
сбегались к памятнику Плисецкому пять дорог.
Штабной экипаж остановился перед площадью, напротив парадного
входа в «Централь». Золотых глядел на мониторы. Приятно было видеть,
как слаженно покидают экипажи все три группы плюс внешнее прикрытие,
как разбегаются по условленным маршрутам. Как с крыши на невидимых с
такого расстояния мономорфных нитях паучками спускаются на балконы
спецназовцы, как отсекает прохожих внешнее оцепление, как проходят
сквозь турникет на входе Чеботарев с ребятами – будто нож сквозь масло
проходят. Как лбы–европейцы прикладами иглометов сгоняют в кучу
ершистых охранников из агентства «Стена», как прижимают к стенам
некстати встреченных постояльцев, как занимают лифт, лестницы и этажи.
И все это молниеносно, отточено и согласованно. Залюбуешься
просто.
В эфире слышались только краткие ремарки.
– Выход взят, поднимайтесь.
– К стене! К стене я сказал!
– Шенер, здесь дети!
– Уведи их! Наружу, от греха...
– Балконы? Что балконы?
– Уже все, по трое на каждом.
– Вася, что твои москиты?
– Ханмуратов в двести четырнадцатом. Как поняли? В двести
четырнадцатом! Триста седьмой пуст, пуст триста седьмой.
– Понял, понял, триста седьмой не трогаем. Иркутск, по схеме два!
Трое по ближней лестнице, трое по центральной.
– Схема два, отрабатываем...
– Вася, в двести четырнадцатом сколько народу?
– Как минимум трое. Надо понимать, Варга, Ханмуратов и стюарт...
Как его?
– Феоктистов.
– Хлопцы, запомните: первым Варгу. Он постарше и кучерявый.
– Этаж блокирован, седьмой, слышите?
– Понятно, тендер пошли... Да по ковру, болваны, по ковру!
Ботинками не грохочите!
– На пол! На пол, придурок!
Звук выстрела.
– А–а–а!
Еще звук выстрела.
Золотых заволновался:
– Что там за стрельба?!
Голос с европейским акцентом тотчас объяснил:
– На первом этаже в одном из номеров вор орудовал... Ему ногу
прострелили.
– Спеленайте его! – велел Золотых. – Разберемся потом, что это за
вор...
– Как это ему ногу прострелили? – удивился Коршунович. – Из
игломета?
– Из огнестрелки, – проворчал Золотых. – Спецназ пользуется
огнестрелкой...
– Степа, – позвал Золотых. – Вы где? Начинать пора, Варга в
номере, и Ханмуратов там же.
– Начинаем, Семеныч! Третья группа, как вы?
– На исходной, – доложил европеец.
– В двести сорок четвертом – только двое, – сказал радист,
повелитель москитов.
– Ждать некогда. Мы начинаем, Семеныч?
– Давайте.
– Первая, вторая, третья! Пошли!
Герасим пробует ручку двери двести четырнадцатого номера. Дверь
открывается; видна пустая квадратная прихожая и три дверных проема.
Одна из дверей закрыта.
Безопасники стремительно врываются в номер; Герасим – налево,
Михеич – прямо, Богдан По – направо, Нестеренко и Шелухин – вместе
налево, Чеботарев – прямо; следом россыпью спешат иркутские во главе с
Шереметом.
Налево – кабинет, там двое. Один сидит за столом у окна (Варга),
второй (Ханмуратов) в кресле напротив. Едва в комнату врывается
Герасим, Ханмуратов вскакивает и молниеносно вытаскивает оружие, какое
– не рассмотреть, изображение скачет. Но от балконной двери на него
кошкой прыгает спецназовец и вместе с Ханмуратовым валится на пол.
Герасим с иглометом в руках вскакивает на стол, наставляет его на
Варгу и орет: «На пол! На пол, руки за голову!", после чего пинает
Варгу в плечо. Тот падает с кресла, вытягивается на полу и послушно
закладывает за голову обе руки. На каждого наседают минимум по трое, у
Ханмуратова оружие уже отобрано.
На соседнем мониторе видно, как Михеич вышибает из рук стюарта
поднос с кофейником; лицо у стюарта удивленное.
Третий монитор показывает сущую свалку: это спецназовцы берут
боевиков–ашгабатцев. Там слышна стрельба, и один из спецназовцев уже
неподвижно лежит на полу. Золотых не успевает следить за всем
одновременно. Когда он снова переводит взгляд на первый монитор,
раздается голос Чеботарева:
– Первая, вторая – закончили, все упакованы, жертв нет.
Немедленно отзываются и спецназовцы:
– Третья – закончили, оба взяты, у нас один парализованный.
Все. Операция завершена, и похоже успешно.
Как приятно с облегчением вздохнуть...
Золотых устало провел ладонью по лицу. Вот ведь, напасть: просидел
всю операцию перед экраном, а каждая мышца болит, будто он сам сигал
по столам и вязал ашгабатцев. Нервы. Все нервы проклятые...
– Быстро! – похвалил Коршунович. – Просто блеск. Поздравляю,
Семеныч!
Золотых поднялся и вышел наружу. Перед штабным экипажем
телеграфными истуканами торчали дюжие ребята–спецназовцы из оцепления.
– Пошли, Палыч, – сказал Золотых. – Потолкуем с этим Варгой...
– А разве не лучше в управе? – усомнился Коршунович.
– В управе – само собой. Но и тут пару слов сказать обязательно
надо. Неужели это ТЕБЕ нужно объяснять?
Коршунович послушно вышел, и офицер–спецназовец тоже увязался
следом.
Пока они пересекали площадь, двоих боевиков уже вывели и грузили в
экипажи без окон.
На второй этаж Золотых поднялся пешком, по лестнице. Коршунович не
отставал, а офицер задержался около своих гвардейцев в холле.
Вскоре достигли полуоткрытой двери с номером 214, приживленным к
гладкому покрытию. В номере было людно; Варга и Ханмуратов снова
сидели в креслах, но теперь – рядышком, перед столом, и на каждого
были нацеплены наручники. Чеботарев нервно курил, спецназовцы
кучковались на балконе; Герасим с Михеичем копались в ящиках стола, а
Нестеренко пристально изучал чьи–то документы. Чеботарев, пуская дым в
сторону, тоже периодически заглядывал в документы.
– Так–так, – сказал Золотых с порога. Оба пленника одновременно
взглянули на него. – Здравствуйте, господа.
– Вы – старший, – миролюбиво спросил Варга. – Так ведь?
– Ну, допустим, так, – не стал запираться Золотых.
– Не соблаговолите ли объяснить, что происходит? – достаточно
хладнокровно попросил Варга.
– Происходит задержание предполагаемых иностранных преступников,
чинящих незаконную деятельность на территории Сибири. Обвинение и
доказательства будут вам предъявлены в управлении безопасности. А пока
несколько вопросов, господа. Не возражаете?
– Во–первых, – заявил Варга, – я требую, чтобы с нас сняли
наручники. Во–вторых, прикажите своим людям немедленно прекратить
рыться у меня в столе, там много документов конфиденциального
характера и если вы не хотите международного скандала, вы внемлете
моим требованиям.
– Внемлем, безусловно, – заверил Золотых и велел Герасиму,
вопросительно уставившемуся на шефа: – Продолжай, продолжай.
Наручники с арестованных тоже никто снимать не спешил.
– Похоже, вы не собираетесь вести себя благоразумно, –
разочарованно констатировал Варга. – А вы казались мне умным
человеком.
– Знаешь, что, дорогой, – Золотых навис над Варгой и выпятил
челюсть. – Хватило бы только Шарадниковых и Мрмича, чтобы упечь вас
всех куда следует. А есть еще тот ловкач, который убрал Шарадниковых и
поставил на уши всю службу безопасности. Неужели ты думаешь, что тебе
это спустят? Ты тоже казался мне умным человеком.
Варга высокомерно откинул голову назад.
– Если это обвинения, то такие обвинения доказывают...
– Обвинения ты получишь позже, – прервал его Золотых. – И
доказательства тоже. А сейчас заткнись и не мельтеши. Понял?
Коршунович с удивлением покосился на коллегу – тот явно играл роль
тупого функционера. На что Золотых надеялся? На то, что Варга перед
таким ослом сразу блеснет каким–нибудь козырем? Сомнительно.
В кабинет как раз внесли большущий чемодан, вероятно для
многочисленных документов Варги и для компьютера, что покоился на
краешке стола.
(«Как этот комп Герасим не растоптал, когда по столу прыгал, будто
птиц по насесту?" – подумал Коршунович.)
Последующие события разворачивались столь стремительно и
непредсказуемо, что практически у всех безопасников и спецназовцев
остались от них только отрывочные воспоминания.
Сначала в нескольких местах кабинета будто бы сгустился воздух; по
комнатам и коридорам прогулялся легкий ветерок.
И началось.
Герасим у письменного стола получил такой удар в нос, что потерял
сознание, еще не успев осесть на пол. Золотых ощутил короткий укол в
спину, и секундой позже по позвоночнику у него разлилась ледяная
волна, а мир медленно померк. Он тоже упал на пол. Коршунович успел
увидеть рядом с собой неясную прозрачную зыбь, дернулся в сторону, но
получил по затылку чем–то твердым и успокоился на удачно
подвернувшемся диване. Нестеренко, Богдана По и Шелухина смело, словно
смерчем, в прихожую, где каждый из них получил парализующий заряд и из
игры временно выбыл. Спецназовцев на балконе швырнуло через перила и
они беспомощно повисли на своих нитях, не в силах пошевелиться. По
всей гостинице нечто неощутимое и почти невидимое атаковало любого
вооруженного человека. Результат всегда получался один и тот же:
человек оказывался либо без сознания, либо терял способность
двигаться, а нечто спешило дальше, к следующей жертве.
Этот кошмар продлился минуты три.
В кабинете осталось всего два человека, которые сохранили
способность видеть, двигаться и соображать – Саймон Варга и Сулим
Ханмуратов, но двигаться им мешали наручники. Они даже не могли
подняться – оба были пристегнуты к ребристым позвоночникам кресел.
А потом посреди кабинета материализовались трое – два коренастых
овчароподобных мужчины и подтянутая девушка, похожая не то на
исхудавшую нюфку, не то на сеттера в теле. Или даже на ретривера. На
черного ретривера.
– Саймон Варга? – спросил один из мужчин.
Варга кашлянул.
– А... с кем имею честь? – осторожно осведомился он.
Мужчина осклабился:
– Мы именно те, с кем вы так хотели встретиться.
