*** *** ***
Вээровцы давно ушли, а Арчи еще долго сидел на первом этаже
башенки, собираясь с мыслями. Конечно же, он ожидал, что нечто
подобное рано или поздно произойдет. Что его вновь проведут в дело. Но
он не думал, что это случится так скоро.
И еще ему сильно не понравилась ситуация. Люди–хищники, бред
какой–то. Все это сильно походило на внезапно овеществленную выдумку
Говарда Тона, мастера остросюжетной психоделики. Пожалуй, только
операция против зомби или вампиров показалась бы более нереальной.
Хищники. Волки.
Неужели кому–то действительно удалось ускользнуть от биокоррекции
и больше двухсот лет соблюдать полнейшую изоляцию от внешнего мира?
Но ведь это практически невозможно. Практически. Без должной
подготовки, без заранее продуманной тактики и стратегии выживания, без
железной дисциплины – невозможно. В принципе, какая–нибудь закрытая
организация вертикального типа, вовремя разработавшая программу
выживания, имела шансы скрыться от биокоррекции. Но уже к зрелости
второго, максимум – третьего поколения от дисциплины и
целеустремленности зачинателей такого странного шага остались бы рожки
да ножки. Молодежь слишком часто предает идеи отцов, поэтому мир и
меняется от поколения к поколению.
Что–то за этим определенно кроется. Не только в гене волка дело.
Сам по себе ген не так уж и опасен – ну вырвется он на свободу, ну
начнут рождаться волчата... Медики мгновенно отследят это. Отследят, и
выкорчуют с корнем. Чтобы снова сделать Землю миром волков нужно
настоящее потрясение. А вот его–то Арчи даже вообразить толком не мог.
Ник де Тром постучал в дверь около полуночи.
– Закончили, шпионы?
Арчи вопросительно поднял брови:
– Что закончили?
– Ну, – пояснил Ник, – Ты ж с агентами совещался.
Арчи неподдельно удивился:
– С какими агентами? Ты чего, Ник? Перегрелся?
Лабрадор застыл с приоткрытым ртом. Он не понимал – дурачится
напарник или играет в конспирацию.
– А... – вздохнул он через полминуты. – Понимаю. Ладно, как
хочешь. Считай, что я ничего не видел, не слышал, и ничего не знаю.
Арчи смолчал. Ему с самого начала не нравился последний приказ
шефа – майора Чумаченко. Не скрывать от Ника, с которым предстояло
работать спасателем, своей прежней деятельности. Понятно, не
выкладывать ему на блюдечке все, что пришлось пережить. Но при случае
– намекнуть, что Арчи сотрудничал с внешней разведкой.
Странный это был приказ. Нелогичный. Нарушающий все каноны
профессии. Но приказы принято выполнять, не обсуждая.
– Там девчонки пришли, – сказал Ник. – С мускатом. Пойдешь?
– Ну, если с мускатом... – протянул Арчи. – Пойду.
«Надо хоть оттянуться напоследок, – подумал он. – Когда еще
придется? Вот так, на море... С мускатом и девчонками.»
Он встал, нахлобучил любимую широкополую шляпу и вслед за Ником
направился в темноту крымской ночи. Впрочем, здесь, в курортной зоне,
темнота была достаточно жиденькая. Огни иллюминации и мельтешение
дискотечных лазеров затмевали почти все звезды, кроме наиболее ярких.
Только у самой полоски пляжа, цепляясь за деревца маслин, клубилась
густая темень. Любимый столик спасателей прятался в этих зарослях;
чья–то неведомая, но заботливая душа не поленилась бросить полевку от
ближайшего домика и подвесить жестяной фонарь, хотя гораздо проще было
приживить к парочке деревьев несколько химических
светильников–мономорфов. Впрочем, электрический свет по яркости давал
сто очков вперед мертвенному свечению существ–мономорфов. Механика
неумолимо наступала на биоинженерию; все больше техногенных вещей
использовалось людьми. Вот и сейчас на руке Арчи еле слышно цокали
кварцевые часы, отштампованные где–нибудь в Туле или Брянске, и в
узком кармане на бедре притаился стальной нож, а вовсе не живая теплая
кость кинжала–мономорфа... Арчи даже сквозь плотную ткань джинсов
ощущал холод металлического жала.
Арчи казалось, что это прикосновение неминуемой смерти. Не его,
Арчибальда Рене де Шертарини персональной смерти, старушки с косой и в
балахоне. Казалось, что мертвые изделия олицетворяют приговор целой
эпохе. Что–то уходит из этого мира, Арчи это чувствовал – естеством,
спинным мозгом. Меняется мир. И – увы! – не в лучшую сторону. Мертвые
вещи – не причина, а всего лишь примета. Меняется что–то в психологии
людей, в их отношении в жизни. Жизнь на Земле вообще разваливается на
две половинки, как оброненный арбуз. На биосферу и на среду обитания
человека. С некоторых пор средой обитания человека перестала быть
чистая биосфера – отчасти из–за того, что в обиход стала неумолимо
входить техника. И Арчи интуитивно понимал, что рано или поздно среда
естественная и среда техногенная начнут конфликтовать. Мешать друг
другу. Пока залогом прогресса служила одна лишь биоинженерия можно
было не волноваться.
Но эти времена безвозвратно прошли.
Кто–то из древних заметил, что на рубеже столетий, и особенно
тысячелетий, на мир нисходят необъяснимые потрясения. Наступление
новых наук – неорганической химии, механики, электротехники и
электроники – не примета ли грядущей смуты? А явление волков,
людей–хищников? Ведь каким сонным, в сущности, был двадцатый век!
Благоденствие и сытость. Ну, пусть в Средней Азии и в Африке народ
живет не так вольготно и богато, как в Америке, Европе или Японокитае,
но все же. Голод усмирили лет сто пятьдесят назад. Войны и соседские
перебранки – практически сразу после биокоррекции. Была в начале века,
в тысяча девятьсот втором, если Арчи правильно помнил, вспышка
лавинной болезни – синдром вырожденной иммунной реакции. Много народу
тогда не удалось спасти. Но все же болезнь победили достаточно быстро,
благо у человечества имелся тысячелетний опыт биоинженерного
вмешательства в собственный геном да и вообще в основы практически
любых жизненных структур.
Благополучие девяностых годов двадцатого века представлялось
Арчибальду Рене де Шертарини затишьем перед бурей. А нежданное, но
предугаданное появление коллег по конторе – первым, еще легким и
обманчиво безопасным порывом ветра.
Стелла, Альбинка и незнакомая Арчи девушка не стали дожидаться
кавалеров – откупорили мускат, и когда Арчи с Ником вынырнули из
темени и зарослей, как раз чокались после тоста «за бабское».
– Мы не опоздали? – Ник смешно повел носом.
– О! Спасатели! Налить спасателям?
– А что, – поинтересовалась незнакомая девушка приятным грудным
контральто, – спасатели тоже станут пить за бабское?
– Станут! – заверил Ник, не задумываясь. – Спасатели за что только
не пьют!
Альбинка ловко наполнила стеклянные (еще одна примета мертвых
времен) стаканы; причем бутылку она держала на высоте не меньше чем
полметра над столешницей и несмотря на это не пролила ни капли.
Стелла, предвкушая фокус ближайшей минуты, стрельнула глазами в
сторону незнакомки и елейным голоском попросила Арчи:
– Эй, нюф! Шляп сними, да–а?
Арчи усмехнулся. Он проделывал это сотни раз, и неизменно повергал
неподготовленную публику в секундный ступор.
Он мягким движением извлек из кармана нож и не глядя метнул в
ствол ближайшей маслины – туда, где почему–то практически не было
веток и в зеленой пелене шевелящихся листьев зиял лысый просвет. Нож
воткнулся в дерево, отчетливо тюкнув.
Не медля, Арчи снял шляпу, взяв за полу, и метнул ее туда же,
словно тарелку. Бесшумно скользнув в полутьме, шляпа повисла на ноже,
словно на вешалке. Стелла и Альбинка с готовностью зааплодировали.
Незнакомка заулыбалась, и чуть не выронила стакан.
– Ну и ну! – сказала она, качая головой. – А ты правда спасатель,
а не циркач?
– Спасатель, – негромко заверил Арчи и пригубил мускат.
– Знакомьтесь! – оживился Ник. – Это Вика. А это наша гордость –
Арчибальд Рене де Шертарини восемьдесят восьмой...
Брови Вики поползли вверх, хотя еще секунду назад казалось, что
удивляться дальше она уже неспособна.
«Последний вечер, – подумал Арчи с неясной грустью. – Последний...
А она ничего. Симпатичная...»
