Раздел 4.
Меню: управление.
Системы: шлюзы/сегментные люки.
Адресация: грузовые отсеки.
Команда: снять блокировку.
Приоритет: 0
Права: root
Доступ разрешен.
Первый грузовой отсек: блокировка отсутствует.
Второй грузовой отсек: блокировка в системе не установлена.
Скади вперилась взглядом в экран.
Блокировка отсутствует. Как это, пардон, понимать?
Ладно – второй грузовой отсек, там и шлюза–то нет, только всегда
открытая арка. Но первый?
Не забыв прихватить бласт, Скади вернулась к сегментнику. Экранчик
теперь был совершенно чист, никаких надписей. И створки на этот раз
открылись с первой же попытки.
Держа бласт перед собой, Скади осторожно шагнула через
маркировочную черту.
Даже с такого расстояния на саркофаге явственно виделись обе
пластилиновые печати. Разумеется, нетронутые.
Саркофаг, видеокамера, тянущийся к ней провод от сегментника, да
какие–то отвисшие шланги на стенах – вот и все, за что цеплялся взгляд
в первом отсеке.
Во втором – и того меньше. Только шланги да мешок с пожитками.
Спрятаться тут было решительно негде, никаких люков, никаких
межпереборочных пространств – это же яхта–полсотник, а не крейсер, в
конце–то концов. Незамеченным в грузовых отсеках мог остаться либо
невидимка, либо микроорганизм, либо призрак.
В первое и третье скади не верила, а второго просто не боялась.
Но вколоть инъекцию биоблокады решила при первом же удобном
случае.
– Чертовщина какая–то... – пробормотала Скади и зябко передернула
плечами.
Наверное, у нее был очень понурый вид, когда она брела к выходу.
Настроилась на драку, а противник сбежал. А скорее, его и не было
вовсе. Дурацкое состояние...
Только закрыв сегментный люк снаружи, и во внезапном порыве
заблокировав управление с внешней стороны, Скади сообразила, что ее
противник может находиться и вне грузовых отсеков. Во всяком случае,
пока Скади бежала в рубку и колотила там по клавиатуре, можно было
успеть преспокойно разблокировать сегментник, пройти по твиндеку и
скрыться в жилом секторе.
Бласт вновь оказался у нее в руке.
И вдруг Скади растянула губы в улыбке. Первое за трое суток
озарение снизошло на нее, словно долгожданный дождь после засухи.
Ну, конечно! Как она раньше не подумала!
Биоконтроль! Глупый, но исполнительный компьютер и растыканные по
всему кораблю датчики, от которых не спрятаться. Даже будучи мышью. По
какой–то причине их продолжали ставить на людские корабли уже не
первое столетие.
Не выпуская из рук бласта, она прошла в рубку, активировала
соответствующую программу и с огромным облегчением убедилась, что на
борту всего один теплокровный живой организм крупнее землеройки.
Ее собственный.
Так говорили датчики, которых хватало даже внутри топливного
накопителя. А датчики не врут – попросту не умеют. Они могут либо
работать и не врать, либо только не работать. На «Карандаше»
неработающих датчиков не нашлось – разве что, резервные на складе.
Для очистки совести Скади прогнала тест еще разок, установив
максимальную чувствительность.
Скади Фри, Homo – одна штука. И более – никого.
Биоконтроль Скади оставила работать в фоновом режиме. Так, для
собственного успокоения. Чтобы всегда можно было придти в рубку,
поглядеть на двумерную схему «Карандаша» и полюбоваться единственной
синей точкой. Точка, конечно же, находится в центре ходовой рубки
когда на нее смотришь.
«Кстати, – подумала Скади с внезапным интересом, – а как на схеме
выглядит саркофаг?»
Она выделила в кубе первый грузовой, дала минимальный масштаб и
включила режим «full». В этом режиме можно было рассмотреть даже
чью–нибудь утерянную пуговицу в твиндеке. В качестве неорганического
объекта, разумеется.
Странно – саркофаг на схеме выглядел как невыразительное белесое
пятно, не имеющие четких очертаний. Но белесое, а не синее. И при этом
– бесформенное. Эдакий неправильный овал–эллипс.
Получалось, что компьютер считал саркофаг ни живым, ни
неорганическим. Ни тем, ни другим, либо же и тем, и другим
одновременно.
Скади знала, что «живого» а'йеша биодатчики принимают за подвижный
неорганический объект. То есть, показывают четкие очертания чужого в
скафандре, и метка в толще экрана формируется нейтрального
полупрозрачно–серого оттенка. Выходит, саркофаг – нечто похожее, но с
примесью органики? Правда, недостаточной для того, чтобы счесть его
живым.
«Вот те раз! – подумала Скади. – Что же это получается? Саркофаг –
это сама по себе форма жизни? То–то Коллега так беспокоится, чтоб его
не вскрывали! Вряд ли любой, хоть органической, хоть нет, форме жизни
вскрытие принесет какую–нибудь пользу. Прям, как в анекдоте может
произойти: «Вскрытие показало, что пациент умер в результате
вскрытия...»
Значит, в Галактике обнаружилась вторая форма неорганической
жизни... Неудивительно, что Коллега так дорожит этим чешуйчатым чудом.
«Стоп–стоп–стоп... – Скади схватилась за щеки и медленно
откинулась на спинку кресла. – А из чего, собственно, следует, что
обнаружилась в НАШЕЙ Галактике? Конечно, в ней хватает неисследованных
планет. Но все они имеют статус незаселенных. Пять высших рас союза за
тысячи лет избороздили Галактику вдоль и поперек, и зарегистрировали
практически все разумные расы. Саркофаг может оказаться формой жизни
ИЗВНЕ. Из другой галактики.»
Следующая догадка окончательно вогнала Скади в непродолжительный
интеллектуальный ступор.
«Черт возьми! А вдруг это нетленный? Живой враг? Плененный или
предавший своих?»
Скади представила, сколько могут отвалить за живого нетленного
определенные организации шести высших рас, и ненадолго потеряла
способность к связному мышлению.
Пятьдесят миллионов пан по сравнению с этим – медный грошик.
Через пару минут она взяла себя в руки. Медведя нужно сначала
выследить и убить, а потом уж делить его шкуру. Ни одного
доказательства нет, что саркофаг – это нетленный. К тому же,
считалось, что нетленные – форма жизни чисто энергетическая, и всякого
субстрата лишена. Саркофаг же имеет явно корпускулярную основу, а о
волновой составляющей его существования можно пока лишь гадать. Но,
опять же, вполне возможен вариант, что нетленный в саркофаге просто
заперт. Тогда действительно не стоит открывать эту шкатулочку с
джинном внутри.
В любом случае, гипотеза о нетленном – первая стоящая гипотеза с
момента заключения договора с Коллегой. Может быть, это то самое
озарение, которого Скади ожидала последние несколько дней. И гипотезу
эту обязательно нужно проверить – и желательно не в полевых условиях.
Нужен военный исследовательский центр. Армия союза – единственная
организация, которая пока не подверглась окончательному развалу под
натиском подаренного Галактике тотального бардака.
Скади торопливо вызвала в головной куб карту и поглядела – что же
может найтись поблизости. И нашла.
Багута, колония шат–тсуров, бывших сателлитов азанни. Скади
поглядела в справочнике – азанни до сих пор держали там мощный
экспедиционный корпус, чуть ли не крыло одной из пирамид второго
плана. Скорее всего, из–за ресурсов: система Багуты состояла из двух
обитаемых и четырех необитаемых планет, причем необитаемые были сущим
раем для рудных корпораций. Как выпускник Академии Скади прекрасно
знала: любое крыло любой пирамиды азанни включает в себя научное
подразделение, весьма неплохо оснащенное. Скади может потерять свой
груз, если обратится к птичкам. Но она имеет неплохой шанс узнать –
что же он такое, этот все сильнее и сильнее действующий на нервы
саркофаг. И никогда не пожалеет, что обманула Коллегу, если тот
действительно пытается втихомолку протащить к себе через всю Галактику
нетленного. Потому что на подобное способен лишь предатель. Пусть
нетленные ушли куда–то в область Ядра и исчезли – любой военный в
Галактике знает, что они могут вернуться. А значит, сокрытие любой,
даже самой ничтожной информации о них является преступлением.
Скади не была чрезмерно законопослушной, вовсе нет – иначе она не
решилась бы обманывать Коллегу. Но когда играешь против Силы, всегда
приятно сознавать, что на твоей стороне хотя бы Закон.
Недрогнувшей рукой Скади прервала расчет очередной пульсации по
пунктиру к Амазонке и ввела новую цель. Система Багуты. Один прыжок.
Сто двадцать шесть световых лет.
Система наведения переварила капитанскую инструкцию и принялась за
работу. А Скади, наконец–то расслабившись, перевела дух.
И внезапно поняла, что утренний срыв – это просто реакция на
неопределенность. На отсутствие цели.
У нормального человека всегда должна быть цель. Если цели нет – в
душе воцаряется хаос. По большому счету, хаос пришел в Галактику
только потому, что у союза исчезла цель – противостоять нетленным.
Люди лишь ускорили его приход, да снабдили чисто внешними
человеческими приметами, потому что оказались самой порочной расой из
высших.
Пока шли расчеты, Скади сходила на камбуз; беспокойство еще не
полностью выветрилось – по дороге постоянно тянуло оглянуться.
Поглощая наскоро приготовленный завтрак, Скади все время держала под
рукой бласт – на столе, справа от тарелки. Понятно, это глупость, но
так спокойнее. И как в годы войны разведчики–одиночки на крохотных
истребителях отрывались от кораблей–маток на месяц, а то и больше? Или
раньше у народа и нервы покрепче были? Наверное, на войне ведь не
болеют, и редко сходят с ума...
Спустя полчаса она вернулась в рубку; система все еще просчитывала
прыжок. Как ни странно, но чем меньше расстояние, тем сложнее
получались вычисления, поэтому и времени на подготовку пульсации
уходило больше. Скади поскучала в кресле, потом зачем–то сунулась в
каморку–лабораторию. Попутно она размышляла – связано ли нелепое
исчезновение реликтовой волжской помады с саркофагом в грузовом
отсеке, и если связано – то как именно? Не считать же, что оттуда
выбрался нетленный, живенько спер помаду и снова просочился внутрь...
Хотя бы через ту самую кишку на торце. Ведь есть у этой кишки
какое–нибудь назначение?
В камере экспресс–анализа Скади ничего особенного не нашла –
предыдущий капитан–экспериментатор счел за благо не оставлять образцы
внутри. Здравую идею просмотреть рабочие логи воплотить в жизнь было
совсем нетрудно – в каморке имелся даже отдельный терминал. Скади
принялась нетерпеливо листать каталоги и файлы в поисках нужного.
Клавиатура тихонько шелестела у нее под пальцами.
Ага, вот! Самый хвост лог–файла, лабораторией ведь последние
четыре месяца никто не пользовался...
«Исследовать молекулярную структуру данного образца не
представляется возможным – не хватает разрешающей способности
приборов. Смените образец, либо проведите анализ атомарной структуры.»
– О как! – выдохнула Скади. Подозрение, что изыскания покойного
капитана Эрлингмарка каким–то образом связаны с саркофагом, крепло с
каждой секундой. Лог следующего теста:
«Тесты не выявили в образце сколько–нибудь упорядоченной
структуры. Проверьте аппаратуру на сбои и проведите контрольную
диагностику управляющей программы.»
Ну и ну! Правильно Скади решила: исследовать эту занятную
шкатулочку–переросток нужно в солидном научном центре. Но что именно
исследовал Эрлингмарк – неужто он исхитрился отделить от саркофага
кусочек?
Кроме всего прочего Скади порадовал тот факт, что не она первая
нарушила договор с Коллегой и сильнее, чем тому хотелось бы,
заинтересовалась необычным грузом. Разве можно назвать обычным груз,
который так действует на нервы?
С другой стороны – где теперь этот Эрлингмарк–нарушитель?
Правильно, отправился к праотцам. Насколько Скади успела узнать –
погиб он вроде бы случайно. Однако – кто знает, не Коллега ли
подстроил ту нелепую автокатастрофу на трассе? Ни доказать, ни
опровергнуть это уже никогда не удастся.
Далее лог–файл содержал отчет контрольного селф–теста, из коего
явствовало, что экспресс–камера и управляющие программы работают
вполне корректно и никаких сбоев последнее время не зафиксировано.
Чуть дальше снова шли искомые данные:
«Тесты не выявили в образце сколько–нибудь упорядоченной
структуры. Проверьте аппаратуру на сбои и проведите контрольную
диагностику управляющей программы.»
На этом лог обрывался.
Раздумывая, не пойти ли в грузовой отсек и не присмотреться ли к
саркофагу повнимательнее, Скади покинула каморку. Может быть, удастся
понять как Эрлингмарк раздобыл образец для анализа? Какой уголок отбил
или где сделал соскоб? Она видела – рядом с терминальной клавиатурой
лежал плоский кейс с инструментами, которому вообще–то полагается
находиться на полке или в столе. И инструмент там весьма разнообразный
да действенный, от портативного лазерного резака до резонансного
вибробура.
За этими мыслями Скади застал бодрый писк системы наведения –
расчеты очередной пульсации благополучно завершились.
– Ну, крепись, Скади Фри, – сказала себе экс–спасатель, занося
руку над клавиатурой.
Сколько раз за прошедшие годы клавиша «Enter» бросала «Карандаш»
сквозь пространство? Сотни, если не тысячи. Возможно, именно это
нажатие войдет в историю. Все возможно.
Скади хотелось надеяться, что она никогда не пожалеет о
сегодняшнем. Очень хотелось.
Но будущее было также сокрыто от нее, дочери галактической эры,
как и от лобастого первобытного предка, для которого звезды грезились
всего лишь кострами небесных охотников.
На кратчайший миг раздвоившись, «Карандаш» продрался сквозь
световые годы и вывалился в искореженное пространство финишной сферы
совсем рядом с одной из планет Багуты – от силы двое суток лету на
сингулярных движителях. Оранжевый клубок Багуты казался отсюда
пылающим теннисным мячиком в обрамлении неистовой короны.
Терминал обычной, не мгновенной связи, взорвался рутинным рабочим
гулом и обрывками переговоров. Автосканинг фиксировал каналы один за
другим. В системе сновали сотни кораблей, а оставшиеся после войны
щиты радиоподавителей всегда располагались за орбитой дальней планеты
и на приличном расстоянии от светила «выше» и «ниже» плоскости
эклиптики. Скади и «Карандаш» находились глубоко в защищенной сфере
приема.
Флагман азанни – опорный рейдер крыла – мог находиться где угодно.
Понятно, что не на одной из планет, для посадки приспособлены корабли
не крупнее стратегического малого крейсера. Но флагман явно и не за
пределами системы.
Скади впервые порадовалась знаниям, полученным в Академии, а
заодно убедилась, что за шесть лет ничего не успело выветриться из
памяти.
Разобраться с управлением сингулярниками оказалось несложно.
«Карандаш» ускорился и ринулся к центру системы. К ближайшей из
обитаемых планет.
Наскоро Скади прикинула время задержки радиопереговоров: на таком
расстоянии от Багуты она должна была составить около получаса.
Осталось найти дежурную волну любого космодрома и попытаться выяснить
местонахождение флагмана. Конечно, это будет очень странно выглядеть –
крохотная гражданская яхта с единственным человеком на борту, и
человек этот стремится отыскать опорный рейдер крыла азанни. Слишком
уж нетипичный случай, могут заинтересоваться мотивами. А здесь, в
секторах, где хозяйничают чужие, людей не слишком жалуют. Могут
вообразить, будто «Карандаш» обладает какой–нибудь ценной информацией.
Слопают, и не поморщатся, это всегда было в нравах и традициях
союзников–галактов. А значит – нужно вести себя естественно, и рейдер
вычислить не лобовыми расспросами, а косвенными методами, потихоньку и
ненавязчиво.
Скади прикидывала – о чем можно запросить диспетчерскую в первую
очередь? Просить дозаправки? Но накопители у нее забиты почти под
завязку. Сымитировать неисправность? Но тогда логичнее тянуть к
орбитальным базам Багуты–2 или Багуты–3, а не к военным–азанни,
болтающимся неизвестно где. По своему опыту Скади знала – больше всего
космодромный люд настораживается при неестественном поведении
гостей–астронавтов. Независимо от размера корабля; и одноместную яхту
можно таким дерьмом начинить, бабахнет – от Багуты–звезды даже
водорода не останется. Только внезапно оборванные логи мгновенной
связи на космодромах ближайших населенных систем.
Тихий, но отчетливый звук наложился на чье–то эфирное бормотание –
сработал сегментный люк. Открылся. Сначала рубочный, потом внешний. На
Скади будто ведро ледяной воды вылили. Плохо соображая, что делает,
она опрокинулась из кресла вбок, через подлокотник, больно ушибив
коленку о край пульта. В падении она сдернула с пояса бласт, и упала
так, чтобы ствол оказался обращенным к открывшемуся твиндеку.
Перепонка действительно была отворена, во всю ширь. Втянута в
узенькие межпереборочные пазы. Гофрированная кишка твиндека отлично
просматривалась – Скади ясно различала внешний сегментный люк грузовых
отсеков. Там перепонка оставалась сомкнутой – ошибиться невозможно.
Пока она падала, ей мерещился кто–то большой и косматый на входе в
рубку. Открыл сегментник, и уже протянул длинные–предлинные руки к
креслу, где сидела Скади. Руки, готовые сомкнуться на ее горле...
Вбитые в академии рефлексы оказались быстрее и надежнее разума.
Если бы плод ее воображения действительно вознамерился свою жертву
сцапать, он всего лишь загреб бы пустоту – спустя мгновение после
того, как перепонка разошлась, Скади, на прежнем месте в кресле уже не
было. А еще мгновением позже Скади выстрелила бы: предохранителем она
тоже успела щелкнуть. Правда, уже на полу.
Но стрелять в пустоту – так же глупо, как ловить пустоту руками.
В рубку никто не вошел. Не вошел, не ворвался, не принялся палить
из твиндека – вообще не происходило ничего. Просто ни с того ни с сего
открылся рубочный сегментный люк. Теоретически, такое могло
случиться... При условии, что во всем корабле режим обычный, а не
аварийный, и давление во всех отсеках и помещениях одинаковое. Но на
практике ничего подобного почему–то не случалось. Ни на огромных
кораблях чужих, ни на земных скорлупках.
Чувствуя, как по вискам катятся бисеринки холодного пота, Скади
продолжала сжимать в обеих руках изготовленный к стрельбе бласт и
целиться в проем открытого люка.
Словно в насмешку, именно в этот момент ее засекли и опознали
наблюдатели Багуты.
– Эй, «Карандаш»! Видим вас! – пропели на интере. – С прибытием...
Исконная речь шат–тсуров не просто походила на пение – она пением
и являлась. Интер в устах шат–тсуров тоже казался не то оперной арией,
не то модным шлягером, который исполняется талантливым самоучкой. Ни
одного атонального звука, воплощенная гармония и завидный тембр –
любой, кто хоть однажды слышал шат–тсуров, без проблем узнал бы это
пение и через сотню лет.
– Эй, «Карандаш»! Ответьте Багуте–Централь! Вы находитесь в
закрытой зоне...
«Тьфу ты! – подумала Скади со злостью. – И тут не повезло:
вляпалась в закрытую зону. Что же они маячки не развесили?»
В зонах нежелательного финиша всегда ставят гравитационные маяки –
это закон для всех рас и для всех обитаемых систем в Галактике. Ни
один икс–привод не наведется на помеченное маяками пространство.
Темнят что–то эти с Багуты–Централь...
Сцепив зубы и держа перед собой бласт, Скади выглянула в твиндек.
Справа, в отростке, что вел к внешним шлюзам и в сторону жилого
отсека, конечно же, никого не оказалось.
Наваждение. Очередной удар по и без того натянутым нервам.
Все–таки страшноватая вещь – космическое одиночество...
Напрягшись, Скади припомнила в каком порядке открывался рубочный
сегментник. Совершенно точно: сначала внутренняя перепонка, потом
внешняя. Спутать звук можно, но для этого надо быть тугим на ухо
аборигеном какой–нибудь тихой планетки и сроду не летать на кораблях,
оборудованных сегментниками.
Если бы люк открывали с пульта в твиндеке, сначала разошлась бы
внешняя перепонка, и только потом – внутренняя. Значит, система сочла,
что люк пытаются открыть из рубки. Чтобы выйти, а не чтобы войти.
Это, конечно, было слабое утешение, но все же Скади вздохнула
свободнее. Восставший из саркофага воображаемый злодей снова обернулся
непонятным сбоем корабельной аппаратуры.
Но как все–таки мало нужно человеку, чтобы поверить в невозможное!
И еще меньше – чтобы испугаться. Эти яхтсмены–извозчики, вероятно,
имеют нервы толщиной с найтовочный канат.
И еще Скади стала понимать, откуда у них такой чернушный фольклор
– а его любой завсегдатай околокосмодромных баров наслушался под самую
завязку. Раньше эти муторные истории казались обычными страшилками,
теперь же Скади на собственной шкуре убеждалась, что в одиночном рейсе
происходит масса труднообъяснимого и зачастую – пугающего. А уж рейс с
каким–нибудь таинственным грузом вроде саркофага – так вообще сплошное
инферно.
Скади вернулась в рубку и с некоторой опаской коснулась кнопки на
пульте. Сегментник послушно затянулся – в правильном порядке: сначала
внешняя перепонка, потом внутренняя.
«Блин! – подумала Скади. – Что теперь, всегда блокировать любой
люк или шлюз, через который проходишь?»
– «Карандаш», ответьте Багуте–Централь! «Карандаш», у вас все в
порядке на борту? Немедленно ответьте, вы находитесь в...»
– Да слышу я вас, слышу, уроды, – зло сказала Скади. – Даже если
бы я ответила, вы меня услышите только через полчаса...
Потом задумалась. Вот именно. Полчаса задержки. Багута же взывала
к ней так, будто «Карандаш» и диспетчерскую–Централь разделяют
световые секунды, а не три десятка минут.
Что–то тут не так.
Мысли потекли в новом направлении, но Скади не смогла удержаться и
вызвала в экран–куб карту биоконтроля. Как и следовало ожидать,
единственная синяя точка пребывала в овале рубки; саркофаг белесой
кляксой застыл посреди первого грузового. Полнейший, можно сказать,
порядок. Зачем–то Скади запросила еще и статистику по люкам и шлюзам.
Все закрыты, и все – герметично, как и полагается.
«Интересно, – подумала Скади. – Почему мне так приятно находить
все новые и новые подтверждения тому, что все нормально? Что страхи
мои чертовы не более, чем плод подстегнутого воображения?»
– Ладно, – охрипшим голосом произнесла она вслух. – Разберемся–ка
к с закрытой зоной...
Она запустила вспомогательную программу системы наведения и
попыталась составить гравитационную модель окружающего «Карандаш»
пространства. В конце–концов, опасность для яхты класса «полста» могут
нести лишь две вещи: гравитационный очаг, чем бы он не являлся –
кораблем, астероидом или черной дырой; либо излучение. Если излучение
– то небывалой силы. А вот с очагами сложнее.
Подозрительных очагов в непосредственной близости от «Карандаша»
обнаружилось сразу три.
Самый крупный – некое достаточно массивное тело – двигался по
касательной к текущему курсу «Карандаша». В принципе, столкнуться с
этим телом яхта не должна была, но проход с рядом с такой махиной, да
еще если учесть, что махина эта движется со вполне космической
скоростью... В общем, легкую яхту могло швырнуть в сторону, а могло
просто захватить – если своевременно не сманеврировать движителями,
конечно.
Два других очага находились значительно дальше, и ими Скади решила
заняться попозже.
Довольно быстро Скади установила, что ближайшее тело более всего
походит на астероид. На обычную малую планету, каких в любой
стабильной солнечной системе тысячи. Но в этом астероиде обычного было
мало. Во–первых, местный пояс астероидов лежал значительно дальше от
Багуты – между крайней планетой земного типа, Багутой–4, и ближайшим к
звезде гигантом. Скади сейчас находилась «ниже» плоскости эклиптики,
приблизительно на равном расстоянии от обитаемых планет – Багуты–2 и
Багуты–3. Курс Скади держала на Багуту–2 – эта была ненамного, но
ближе. Да и освоили ее раньше, если искать солидную научную базу, то
явно сначала на Багуте–2.
Странный астероид также пребывал вне плоскости эклиптики – еще
«ниже» «Карандаша», и стремительно нагонял крошечную по сравнению с
собой яхту. Вывод напрашивался сам собой – этот астероид вовсе не
принадлежит системе Багуты. Это чужак. Захваченный, что маловероятно,
поскольку астероиды исчезающе редко блуждают в космосе от звезды к
звезде; либо, что скорее всего, посланный сюда. И, судя по тому, что
система наведения не смогла уловить возмущений массы и искривления
пространства, посланный Роем. Единственной формой жизни в освоенной
части Вселенной, которая могла без заметных энергетических
свистоплясок перемещать крупные небесные тела. Скади когда–то видела
учебный фильм, один из эпизодов которого был посвящен финишу
звездолета Роя. Матово–серый, словно подсвеченный сумраком шар возник
из пустоты мгновенно, просто материализовался в нужной точке с
практически нулевым дрейф–моментом, и ни один прибор земного
корабля–наблюдателя не зафиксировал каких–либо необычайностей. Точно
так же, словно тень из чужого измерения, звездолет Роя через некоторое
время канул куда–то за барьер.
Минут через десять Скади убедилась, что два других гравитационных
очага – не что иное, как сферические звездолеты Роя. Они резво тянули
вслед за астероидом, который постепенно гасил скорость. Прикинув
собственную скорость и расстояние до этой блуждающей глыбы, Скади
поняла, что проще замедлиться и пропустить ее, а потом уж ложиться на
новый курс к Багуте–2.
Не тут–то было. Едва Скади запустила сингулярники на торможение,
астероид тут же подкорректировал курс – так, чтобы по–прежнему идти на
перехват.
И сразу неприятно засосало под ложечкой, сразу покрылась мурашками
кожа. Еще толком не отойдя от последних внутрияхтенных сюрпризов,
Скади столкнулась с сюрпризами внешними. К Рою Скади всегда относилась
настороженно – а как еще можно относиться к чужой и совершенно
непонятной расе? Те же свайги, цоофт и азанни в сущности не слишком
отличались от людей. Даже кристаллы а'йеши в плане мышления и
психологии оказались поразительно похожи на землян и на другие расы.
Другое дело – Рой. О нем никто толком ничего не знал. Никто не понимал
его целей и мотивов, никто не представлял внутренней организации,
никто внятно не мог представить возможности этого сообщества – Рой
всегда оставался эдаким похожим на свои звездолеты серым шаром: видно
– что–то есть, а рассмотреть получше невозможно – не подступишься. Рой
не вмешивался в дела союза, все взятые на себя обязательства всегда
выполнял и требовал неукоснительного соблюдения всех соглашений и
договоров от союзников. Союзники обыкновенно соблюдали и выполняли –
ссориться с Роем никому не хотелось.
Именно поэтому неожиданное внимание Роя к «Карандашу» напугало
Скади.
И невольно пришлось связать необычное поведение Роя с окутанным
ореолом тайны грузом яхты. Скади нутром почувствовала, что игра,
затеянная вокруг саркофага, неизмеримо сложнее и масштабнее, чем ей
показалось вначале. И оттого собственная ничтожность перед лицом
неведомых сил ощущалась невероятно остро. Кому понравится роль камешка
между молотом и наковальней? Во всяком случае, не Скади Фри.
Астероид нагонял ее даже быстрее, чем показалось сначала. Он менял
скорость и направление полета, казалось, без всяких скидок на инерцию
и перегрузки. Тщетно Скади пыталась уйти в сторону на сингулярниках –
ее попытки без труда сводились на нет дьявольской подвижностью более
чем стокилометровой каменной глыбы. Она еще не видела астероид на
обзорниках, но масс–детектор чертил в кубе экрана объемное изображение
астероида и показывал точное расстояние до него.
Два звездолета Роя следовали на некотором отдалении и без ненужных
ускорений. Наверное, они ничуть не сомневались в успешности
собственной охоты на маленькую человеческую яхту.
Спустя пятнадцать минут Скади взяли в захват; сингулярные
движители, не в силах справиться с мощью захвата, захлебнулись и
свалились в аварийный режим; «Карандаш» по идее должен был лечь в
дрейф, но астероид уже привычным манером прыгнул на добрую тысячу
километров и оказался совсем рядом; яхта тотчас начала затяжное
падение на поверхность.
Гравиподушка Скади не спасла бы: Рой использовал поля такой
напряженности и силы, что ресурс накопителей «Карандаша» выплеснулся
бы в доли секунды. А еще вернее – гравипривод не справился бы с
выделенной за единицу времени энергией и вместо яхты в космосе
образовалась бы крохотная область нелинейности, которая схлопнулась бы
в доли секунды, и от Скади в этой Вселенной не осталось бы ни атома.
От «Карандаша» и саркофага – тоже. Но, впрочем, Рой на Скади и
«Карандаш» имел свои виды. И что–то подсказывало – на саркофаг тоже.
Скади на миг даже пожалела, что ввязалась в развернувшуюся вокруг
этого чешуйчатого ящика игру. И – какая ирония! – именно в этот момент
желание узнать, что же кроется там, внутри, стало жгучим и
нестерпимым. Как никогда раньше.
На поверхность астероида она, вопреки ожиданиям, не упала. То
есть, умом Скади как раз понимала, что Рой гонялся за нею вовсе не
затем, чтобы расшибить в лепешку. Просто даже такое неспешное падение
до предела обострило дремучие животные инстинкты – Скади с трудом
поборола желание надеть скафандр и сигануть в пустоту. Куда угодно –
лишь бы подальше от этого рокового кораблика. При определенном везении
она даже могла через некоторое время достичь орбитальных станций
Багуты–2.
Кстати, Багута–Централь голоса по–прежнему не подавала, хотя Скади
несколько раз пыталась их вызвать. Радиосигналы уже должны были
достичь Централи, да и ответ успевал придти. Но эфир как сделался
больше часа назад девственно чистым, так и пребывал таким же. Скади
подозревала, что это дело рук Роя. Рук, лап, щупалец – чем там
обладают особи Роя?
На обзорнике астероид походил на округлую заплесневелую головку
сыра. Сходство с сыром, безусловно, придавали многочисленные темные
пятнышки – не то широченные шахты, не то глубокие кратеры. Даже
какое–то смутное шевеление угадывалось там, во тьме этих кратеров.
От пережитых треволнений у Скади разыгрался жуткий голод. Когда
терпеть стало совсем уж невмоготу, она взялась за бласт, попыталась
успокоиться, и отправилась на камбуз. Полумрак аварийного освещения
тоже не добавлял бодрости, но кое–как насытиться Скади все же сумела.
Заглянула она и в грузовой отсек. Мрачно оглядев
равнодушно–неизменный саркофаг, Скади вышла в твиндек, снова
заблокировала сегментник и вернулась в рубку.
Сферические корабли на этот раз обнаружились совсем рядом с яхтой,
куда ближе астероида. Но заинтересовало Скади не это. К «Карандашу»
приближалось длинное изломанное образование, немного похожее на
елочную гирлянду или на лохматую нить прибрежных водорослей. Даже не
требовалось особого увеличения, чтобы понять: эту исполинскую нить
буквально усеивают особи Роя – словно паучки летящую паутинку. Только
паутинка эта летела в вакууме и при температуре, близкой к абсолютному
нулю.
Тот факт, что особи Роя достаточно долго способны существовать в
условиях открытого космоса, известен практически каждому жителю
Галактики. И тем паче – выпускникам Академии.
– Что ж вам от меня нужно, твари вы чертовы? – прошептала Скади,
тоскливо глядя на обзорник.
Паутинка приближалась.
Когда от «Карандаша» ее отделял какой–нибудь километр, целая стая
«паучков» оторвалась от насеста и устремилась к яхте. Скади не
понимала – за счет чего двигаются «паучки». Не за счет же
первоначального толчка? Тогда большая их часть должна миновать
«Карандаш» и унестись прочь, в пустоту. Но даже безмозглые по людским
меркам рабочие особи Роя не были начисто лишены инстинкта
самосохранения – не стали бы они сигать на собственную погибель.
И верно – большинство «промазавших» в последний момент
подкорректировало полет и благополучно облепило несчастный «Карандаш».
Кое–кто все же «промазал»; Скади проводила этих «паучков» даже с
некоторым сочувствием во взгляде, но потом заметила, что от основной
паутинки отделилась ветвь помельче и, постепенно ускоряясь,
направилась следом за ними. Попутно Скади подумала, что движением
«паучков» в космосе вполне могут управлять дистанционно, тем же
гравизахватом. Странный, конечно, метод, но кто в состоянии хоть
полслова поведать о методах Роя? Кто способен их оценить?
«Паучки» тем временем не мешкали – около нескольких толстопузых
экземпляров засуетились десятки особей помельче. Что–то они там
затеяли, снаружи. Вскоре Скади поняла что именно: они ткали большой,
метров пятнадцати в диаметре белесый пузырь. Пока пузырь расправляли
десятки тонких изломанных лапок, с паутинки доставили нового «паучка»
– куда крупнее обычных рабочих, продолговатого и толстого, как
тюрингская колбаска. Едва этот «колбасоид» оказался внутри пузыря, тот
стал стремительно надуваться, принимать правильную шарообразную форму.
«Колбасоид», видимо, использовался Роем в качестве баллона с воздухом
и вдобавок еще как компрессор. Еще не до отказа надутый шар
«паучки»–рабочие прилепили в районе шлюза.
Просить Скади добровольно отворить створки Рою не пришло в голову
– или что там у маток Роя вместо головы?
Когда пузырь окончательно надулся, «колбасоида» спровадили назад
на паутину; сквозь полупрозрачные стенки прилепленного к «Карандашу»
кокона видно было, как несколько рабочих возятся у внешних створок.
Скади поймала себя на мысли, что с неподдельным интересом следит за
действиями Роя. За действиями его исполнителей.
И даже бОльшая часть страха куда–то безвозвратно испарилась. И
чувство собственного бессилия перестало угнетать. В ней проснулось
почти детское любопытство перед неведомым.
А потом сервис–пакет равнодушно сообщил потерявшей власть над
кораблем капитанше: «Внешний шлюз открыт. Давление за бортом
нормальное; состав атмосферы за бортом в пределах допустимых
отклонений.»
Это «за бортом» Скади очень понравилось. Она встала и, стараясь не
торопиться, пошла к внешнему шлюзу.
Первый «паучок» встретился ей сразу за поворотом твиндека. Вблизи
он скорее напоминал большого, размером с собаку, коричневого термита.
Перед Скади он ненадолго задержался, ощупал штанины комбинезона двумя
парами усов–эффекторов и деловито засеменил дальше по коридору.
Разговаривать с ним было бессмысленно – рабочие Роя не умеют
разговаривать. Тут нужна особь–переводчик, и облик именно таких особей
Скади был знаком лучше всего.
Вот только ни одного переводчика среди нескольких десятков
проникших на борт «Карандаша» чужаков Скади не обнаружила.
Спустя какие–то минуты рабочие уже сновали везде – в рубке, в
каюте, на камбузе, в ванной, в твиндеках.
И, конечно же, в грузовых отсеках. Какие могли быть сомнения?
На Скади рабочие не обращали совершенно никакого внимания, словно
ее вообще здесь не было. Они ползали по стенам, цепляясь за висящие
кабели и найтовочные концы, толпились перед саркофагом, распотрошили
во втором мешок с вещами какого–то из предыдущих капитанов – один из
рабочих (как показалось Скади – задумчиво) волочил по полу
ярко–красную футболку с большой девяткой на спине.
Естественно, больше всего Скади заинтересовала реакция Роя на
саркофаг. Она даже втайне понадеялась на то, что шустрые «термиты»
сумеют вскрыть эту чешуйчатую диковину, а значит Скади и перед
Коллегой не провинится – ибо попробуй этих хитиновых уродцев останови
– и любопытство удовлетворит.
Но рабочие вскрывать саркофаг не торопились. Они облепили его со
всех сторон, влезли на верхнюю плоскость; вся эта милая компания
беспрерывно двигалась, ползала, шевелила эффекторами...
Первое время Скади в их действиях не могла усмотреть никакой
системы. Но потом действия рабочих стали по–настоящему осмыслены: они
быстро и удивительно сноровисто освободили саркофаг от силиконовых
шнуров найтовки и дружно повлекли к открытому люку.
– Эй! – заорала в смятении Скади. – А меня вы решили не
спрашивать? Ну–ка, бросьте!
На ее слова, естественно, никакого внимания не обратили. Скади
нервно взялась за бласт, но выстрелить все–таки не решилась. Сомнут
ведь ее, не успеет всех положить. К тому же, их снаружи еще не меньше
сотни. Лучше не злить...
Но ведь саркофаг уходит! Что она скажет Коллеге?
А что ему говорить? Правду. Расскажет все, как есть. Против Роя в
одиночку не попрешь, слабО.
Саркофаг протащили мимо рубки. Скади заглянула – рубка уже была
пуста, ни одного рабочего внутри. Здесь, похоже, ничего не тронули.
Ряд кубических экранов показывал пространство вокруг «Карандаша».
Паутину, сферические звездолеты, звездный рисунок на бесподобно–черном
фоне... Иногда сквозь экран, вытесняя все, величаво проплывал
какой–нибудь шальной «паучок»–«термит», и можно было вдоволь
полюбоваться математически безукоризненному рисунку пластинок на
хитине.
– Блин, – сказала Скади растерянно. – Что ж делать?
Она метнулась к пульту – запустить броузер мгновенной почты было
минутным делом. Только бы Коллега оказался на месте...
Чужак будто услышал немую ее мольбу. Он отозвался сразу, словно
жил рядом с почтовым терминалом.
– А, – протянул он, еле шевеля губами. – Объявилась! Я уж
заждался, чуть меры принимать не начал.
– Коллега, – не очень вежливо перебила его Скади. Но на церемонии
не оставалось времени. – Дело – табак! Я атакована.
– Кем? – чужак вперил в нее пронзительный взгляд своих огромных –
по людским меркам – глаз.
– Роем.
– Ты где?
– В системе Багуты.
Скади показалось, что Коллега очень хочет спросить, что она тут
делает, но не собирается зря тратить время.
– Что с саркофагом?
– Его тянут на выход. Я ничего не могу поделать, этих тараканов
тут не меньше полусотни. А снаружи – и того больше.
– Они вскрывали саркофаг?
– Нет. Открепили и сразу потащили к шлюзам.
Если бы Коллега сейчас ругнулся и грохнул по чему–нибудь кулаком –
Скади ничуть не удивилась бы.
Но он лишь сухо бросил:
– Ни во что не вмешивайся!
И отключился.
Некоторое время Скади тупо глядела в очистившийся экран. Такого
оборота событий, она, честно говоря, совершенно не ожидала. Ожидала
какого–нибудь внятного совета, предложенной линии поведения, указаний.
«Не вмешиваться» – это ведь не указание. Это, как говорили предки,
«голова в кустах». Такое и поведением–то назвать совестно.
Саркофаг как раз проносили сквозь внешний шлюз.
Скади с неожиданно навалившимся отчуждением наблюдала, как рабочие
готовят шлюз к задраиванию.
Пароль для них будто бы не существовал...
Едва шлюз закрылся, и датчики герметичности самодовольно зажгли
зеленые глазки, Скади вернулась в рубку. Ей было прекрасно видно, как
пузырь с саркофагом и десятком–другим «термитов» внутри пустился в
обратный путь к паутине, а паутина в свою очередь – к астероиду. Итог
ее короткого и сумбурного странствия казался закономерным: неведомый
груз навсегда потеряется в летающем муравейнике, и никто никогда его
больше не увидит. Если Рой так заинтересовался этой штуковиной, из
своих многочисленных лапок он ее уже не выпустит.
Но и тут Скади ошиблась. Пронзительно заверещал детектор масс, и
вокруг «Карандаша», в опасной близости, стали вспухать финишные сферы.
Одна за другой. Да такие здоровые, что стоило ожидать прибытия целого
флота в составе нескольких суперкрейсеров, не меньше.
«Карандаш» рисковал стать крупинкой соли в бурлящем котле. На
сингулярниках уходить было некуда. А на просчет пульсации не хватало
времени.
Оставалось одно – уповать на удачу. В любой игре не обойтись без
удачи, и в этой тоже. И, как всегда, игра пошла вовсе не по ожидаемому
сценарию. В играх с высокими ставками всегда так.
«Одно радует, – мрачно подумала Скади Фри. – Скучно не будет...
Это уж как пить дать.»
Первым из–за барьера вывалился линейный рейдер азанни – огромная,
напоминающая двояковыпуклую линзу махина. Опорный рейдер крыла. Скади
неотрывно глядела в экраны.
– М–да, – пробормотала она. – Редкий случай, когда гора пришла к
Магомету, а не наоборот...
А ведь какие–то три–четыре часа назад она намеревалась отыскать
этот рейдер и просить у азанни содействия.
За три минуты вблизи «Карандаша» финишировало еще семь рейдеров и
десятка два крейсеров поскромнее. Детектор масс сходил с ума. Крыло
азанни охватило сферу радиусом около пяти тысяч километров; оба
звездолета Роя и астероид находились внутри этой сферы. Паутина к
этому времени преодолела больше половины пути к поверхности астероида.
И вот тут–то началась форменная баня. Азанни без всякого
промедления атаковали Рой. Всей мощью оружия. Сферические звездолеты в
мгновение ока искорежило и размазало, словно кашу по столу. Астероид
вспух сразу в нескольких местах и разлетелся на мириады обломков самой
разной величины. «Карандаш» так тряхнуло гаснущей нелинейностью, что
коротко вякнул и заткнулся центральный компьютер – похоже, его
сложнейшие кристаллы потеряли первоначальную структуру. Экраны тотчас
погасли, Скади осталась слепой и глухой. Основной свет тоже погас, но
слава богу, ожила аварийка, работающая не от генераторов, а от
батарей. Но самым плохим было то, что отключилась искусственная
гравитация. Скади уже успела отвыкнуть от невесомости, и с трудом
сумела добраться до кресла, откуда ее выкинуло. Пришлось
пристегнуться. По обшивке несколько раз что–то гулко бухнуло – должно
быть обломки астероида. Вообще–то до него было далековато, но оружие,
основанное на искажении линейности пространства, так безжалостно мнет
мир, что осколки могут оказаться в нескольких световых минутах. А то и
дальше. Обшивка «Карандаша» пока выдерживала, но попадись осколок
покрупнее... Вряд ли он проломит обшивку – крепка, зараза. Но
динамический удар мог запросто убить Скади и доконать уцелевшую
технику.
Впрочем, столкновения быстро прекратились.
Скади оторопело висела на ремнях; в голове мутилось от внезапного
перехода к невесомости. Никак она не могла воспринять совершенно
ошеломительную новость: азанни атаковали Рой. Это что? Конец союзу?
Немыслимо. Немыслимо и страшно. Война? Снова война? И на этот раз не с
пришельцами–нетленными, а внутригалактическая? Что творится–то?
Она пожалела, что последние дни была отрезана от новостей. А в
данную минуту она не имела понятия не только о том, что творится в
Галактике, а даже о том, что происходит в непосредственной близости от
«Карандаша». А что–то происходило: вскоре Скади почувствовала, как
появилась сила тяжести. Сначала слабенькая, едва прижавшая ее к левому
подлокотнику кресла, но постепенно усиливающаяся. Она отстегнулась, и
мягко спланировала на стену – «Карандаш» был сориентирован совершенно
не по вектору гравитации. Через некоторое время яхту слабо тряхнуло,
словно она упала с ребра на плоскость, а Скади сбросило со стены на
пол. На штатный пол. Стены же снова стали стенами. Тяжесть нарастать
перестала, но до земной явно не дотягивала – Скади чувствовала это без
всяких приборов.
Еще через некоторое время откуда–то из твиндека донеслось слабое
шипение и потрескивание – Скади вручную кое–как открыла сегментник,
выглянула, и тут же отпрянула.
«Карандаш» вскрыли, словно консервную банку. Вырезали часть
обшивки купола. В уши словно ваты натолкали – давление рывком
повысилось. Значит, сделала вывод Скади, ее принял на борт корабль
азанни. Любой из рейдеров или крейсеров.
Она глубоко вдохнула, ощущая еле различимый непривычный запах.
По какому–то странному капризу природы на материнской планете
азанни тяготение было почти на треть слабее земного, а атмосфера
немного плотнее. Скади довелось побывать на трех человеческих мирах:
на Чагде, где она родилась, на Земле – когда училась в Академии, и на
Роме. Конечно, на всех трех различалась и сила тяжести, и среднее
давление. Но совсем ненамного. Родина азанни считалась аномальным
миром, планет же, подобных Земле, Роме, Селентине, Офелии, Чагде,
обеим Багутам, в Галактике насчитывались миллионы.
Скади лихорадочно соображала – что делать дальше и как себя вести
с азанни. Но все было решено за нее.
В прорезанную дыру спланировали несколько крылатых силуэтов. В
тесноте твиндека они двигались на удивление быстро, изящно и слаженно.
Даже не успев схватиться за бласт, Скади получила заряд из
биопарализатора и, беспомощно распахнув глаза, сползла по рубочной
переборке на пол. Крылатые мелькнули и исчезли, рассасываясь по яхте.
А потом кто–то невидимый выстрелил в нее еще раз, и Скади потеряла
сознание.
Вероятно, в беспамятстве она пробыла довольно долго, ибо первое,
что она ощутила, когда очнулась – острое чувство голода.
Она открыла глаза – высоко вверху куполом смыкался кремового цвета
потолок, усеянный тонкими извилистыми полосами чуть более темного
оттенка. Скади полулежала на некоем подобии стоматологического кресла;
руки и ноги были вмертвую закреплены. Голова тоже – шевельнуться Скади
не смогла. Ожили только глаза и мышцы лица. Впрочем, это могло быть
остаточным действием парализатора – мышцы обретают чувствительность и
подвижность не все скопом, а помалу, группами.
Рядом кто–то тонко прощебетал – Скади узнала речь одной из высших
рас союза – птиц Азанни. Понимать она эту речь не понимала, но
отличить от клекота цоофт или шипения свайгов была вполне в состоянии.
Кресло дрогнуло и наклонилось еще больше. Теперь наклон его
составлял градусов сорок пять к полу, а то и больше. Одновременно
вернулась способность шевелить головой. Головой, и ничем больше. Скади
осмотрелась.
Просторный зал с кольцевым подиумом по периметру мог бы служить
местом проведения баскетбольного матча. Азанни по размерам не
превышали индюка, но они умели летать, и поэтому питали страсть к
воистину гигантским помещениям.
На хитроумном сооружении, напоминающем помесь кресла и птичьего
насеста восседал взъерошенный азанни в пестром комбинезоне. Комбинезон
походил на короткие штаны с широкими плечевыми лямками; отверстиям для
крылорук полагалось быть достаточно большими, чтобы не стеснять
движения крыльев во время полета. А вот обувь азанни скорее смахивала
на человеческие перчатки – ведь птичкам, чтоб сидеть на своем
хитроумном насесте, от ног требовалась хватательная динамика.
Чуть сбоку от азанни в пестром комбинезоне на длинном общем
креслонасесте восседало еще пятеро. Их одежда выделялась на фоне
кремовых стен угольной чернотой. Вокруг в боевом облачении – шлемах и
броне – цепочкой растянулись солдаты с излучателями в крылоруках. И,
наконец, рядом с обездвиженной Скади на узком полукруглом возвышении,
похожем на недостроенную стену, стояли трое азанни в белых
комбинезонах – почему–то практически у всех рас белые одежды означали
принадлежность к врачам или ученым.
– Ты слышишь нас, homo? – прощебетал один из белых азанни на
интере. – Слышишь?
С трудом разлепив губы, Скади прохрипела:
– Да. Слышу.
Белый, который задавал вопрос, обернулся к пестрому:
– Все в порядке. Она пришла в себя.
– Приступайте, – тоже на интере прощебетал пестрый.
Понимать адаптированные под речевой аппарат азанни звуки интера
оказалось совсем несложно. Скади впервые в жизни столкнулась с
настоящими чужими – если не считать, конечно, недавний визит Роя на
борт «Карандаша».
Попутно Скади подумала, что раз между собой азанни после ее
пробуждения говорят тоже на интере, а не по–своему, значит, кодекс
высших рас вроде как соблюдается. Это приободрило.
Но не слишком.
– Назови себя, homo, – на этот раз скрипуче велел белый.
– Скади Фри, Республика Скарца, доминанта Земли.
– Что ты делала в системе, принадлежащей иной расе, и какова была
цель контакта с кораблями Роя?
– Может быть вы для начала назовете себя и объясните почему я
обездвижена? – сдержанно произнесла Скади.
Белый смешно, бочком, перепрыгнул по стене–возвышению, так, чтобы
встать точно напротив Скади. Его совиное, покрытое сероватым пухом
лицо и круглые немигающие глаза, его маленький чуть загнутый клюв –
все это поразило Скади такой явной чужеродностью, такой
нечеловечностью, что стало трудно дышать.
– Послушай, homo! Ты целиком в нашей власти и ни одна живая душа
не подозревает о твоей участи. Здесь вопросы задаем мы – так говорите
вы, люди, когда хотите подчеркнуть свое превосходство. Мы хотим узнать
от тебя все, что нам интересно, и мы это узнаем. Так что отвечай, и
лучше на серди нас. Что ты делала в системе Багуты? Почему не отвечала
на запросы Централи?
Скади поняла, что придется выкладывать все. Вообще все – без
утайки и хитростей. Ведь ее жизнь действительно не имела сейчас
никакой ценности – кто из людей знал, что она сюда направится? А если
бы и знал? Чем бы это помогло Скади?
– Я выполняла частный грузовой рейс. В полете возникла
необходимость связаться с какой–нибудь исследовательской станцией.
Ближайшая была на Багуте, я сюда и прыгнула.
– Что ты везла?
– Сама не знаю. Ящик какой–то. Мне запретили его вскрывать и
вообще трогать.
– Где этот ящик сейчас?
– Не знаю. Его захватил Рой.
– Почему ты пустила на борт Рой?
– Я никого не пускала. Они сам проникли, и я не в силах была им
помешать.
– Как ты связалась с Роем?
– Я с ним не связывалась. Едва я финишировала в пределах Багуты,
рядом финишировали два корабля Роя и подвижный астероид. В этот же
момент прервалась связь и Централью, поэтому я и не ответила. Мою яхту
взяли в захват, вскрыли внешние шлюзы и вынесли груз. Потом появились
вы. Я сама ошеломлена – все так быстро произошло...
– Кому первоначально принадлежал твой груз–ящик?
– Я не знаю имени. Инопланетянину, по–моему, оаонс–перевертышу. По
крайней мере, я с ним договаривалась.
– Как ты с ним связывалась?
– Яхта еще совсем недавно тоже принадлежала не мне. Прежний
владелец сел на один из космодромов в системе Скарца и вскоре погиб в
результате несчастного случая. Как работник космодрома я проводила
досмотр яхты и обнаружила на борту настроенный и оплаченный броузер
мгновенной почты, одноканальный. Естественно, я его задействовала и
мне ответил оаонс–перевертыш, тот самый. Он предложил мне выкупить
яхту и доставить груз в указанное место. Я согласилась.
– Кем ты служила на космодроме?
– Сержантом службы спасения.
– У тебя хватило средств на выкуп яхты?
– У меня – нет. Но мне перевели необходимую сумму. И даже больше.
– Куда ты должна была доставить груз?
– Точно не знаю, мне задали транзитный курс с первой промежуточной
точкой в системе Амазонки.
– На каком носителе тебе задавали курс и прочие данные?
– На стандартном лазерном диске принятого на Земле и земных
колониях формата.
– Где он сейчас?
– На яхте, в драйве соответствующего привода.
– Ты лжешь, homo. Там его нет. Мы тебя предупреждали, не нужно нам
лгать.
Скади растерялась.
– То есть – как это нет? Буквально перед тем, как вы раскурочили
мою яхту, диск находился в драйве. Я говорила с перевертышем. Если его
стащил какой–нибудь ваш солдат – я–то в чем виновата?
Дикая боль хлестнула по каждой клеточке, и Скади судорожно
выгнулась на своем неудобном ложе, немилосердно выворачивая
закрепленные суставы рук и ног. Это длилось совсем недолго, но и за
считанные мгновения она успела испытать такие страдания, каких не
испытывала никогда в жизни. А чуть погодя – краткий миг блаженства,
когда боль бесследно исчезла.
– Попридержи свой лживый язык, homo. Лучше тебе рассказать всю
правду: и где находится диск, и где сейчас груз, и какие у тебя дела с
Роем. У нас впереди вечность, и страдать тебе придется очень долго. Ты
все равно не выдержишь и расскажешь нам все и даже чуть–чуть больше.
Так зачем страдать попусту? Говори сейчас, и, возможно, ты даже
останешься в живых.
У Скади перехватило дыхание. Только сейчас она в полной мере
осознала, насколько крупно вляпалась. Она всегда знала, что
когда–нибудь умрет, но пока срок маячил где–то далеко за годами – не
слишком о подобных вещах задумывалась. А теперь, когда смерть вдруг
стала близкой и реальной, Скади остро захотелось жить. Отчаянно, до
стужи в душе. Она обнаружила, что совершенно не готова к смерти. Ее
обуял страх, такой всепоглощающий первобытный страх, что казалось он
способен выплеснуться наружу и затопить огромный зал по самый купол.
– Я клянусь вам, что говорю правду, – срывающимся голосом крикнула
Скади. – Все происходило именно так, как я говорила! Почему вы мне не
верите?
Азанни оставался совершенно бесстрастным, и оттого еще больше
походил на крупную сову, напялившую белый комбинезон.
– А почему мы должны верить тебе, homo? Ты ведь уже однажды
солгала нам.
– Я не лгала! Я говорила только правду!
– Так почему же диска нет там, где ты говоришь?
– Не знаю! Я была без сознания! Может быть, вы сами его вынули из
драйва!
Все азанни в зале, за исключением разве что солдат, дружно
засвистели. Наверное, смеялись.
– Ты глупый и желторотый птенец, homo. И выдумки у тебя детские.
Даже лгать ты как следует не умеешь – приборы сходят с ума, улавливая
страх, который от тебя исходит. Говорящий правду страха не испытывает.
У тебя есть последний шанс рассказать все. А потом мы возьмемся за
ментоскопирование – настолько глубокое, насколько получится на твоем
примитивном мозге.
У Скади из глаз градом катились слезы, и сдержать их она не могла.
Глубокое ментоскопирование означало практически стопроцентный
распад личности. То есть, ту же смерть.
– Мамочка, ну что я вам могу рассказать... – всхлипнула Скади.
Самообладание окончательно покинуло ее.
Азанни выдержали паузу – около минуты. Потом пестрый с насеста
негромко прощебетал:
– Мы теряем время, Анайта. Приступайте.