9. Ерупаха – Шахдар.
Чудовищный удар сотряс вагон поезда, и Пард вскинулся на широкой
полке. В купе было темно, как в могиле, и за окном было темно, как в
могиле – ни огонька, ни светлого пятнышка. Скрежет и далекий взрыв не
оставили от тишины ни малейшего следа, а потом сразу, словно по
команде, зазвучали голоса. Всего на мгновение – второй удар обрушился
на вагон, и Парда швырнуло на стену. Рядом, ойкнув приземлился Гонза,
запутавшийся в одеяле.
Вагон встал на дыбы, срежет и звон битых стекол, треск ломаемого
пластика и крики боли – мир сузился до размеров купе, хотя звуки
долетали в основном снаружи.
– Шахнуш тодд! – выругался Гонза по–гоблински и в этот момент
вагон швырнуло на бок. Парду на голову обрушилась сумка и одеяло
Гонзы; секундой позже вагон, дернувшись пару раз, замер и стало
отчетливо слышно недалекое гудение пламени.
– Durch's Fenster! Durch's Fenster, Roel! So schlage doch es zum
Teufel ein!
Пард узнал густой бас Бюскермолена.
Гонза умудрился одеться в считанные мгновения и даже нашарить в
темноте сумку Парда.
– Крушение, Пард! На поезд напали!
Будто бы Пард этого не понимал. Кто же это осмелился напасть на
поезд? На эдакую громадину? Что за дикая отчаянная машина? Или это
живые покусились?
Пард поспешно натянул брюки, рубашку и куртку, по–прежнему висящие
на крючках у двери, только теперь одежда свешивалась не вниз, к полке,
а наискось, к стене соседнего купе. Там же, на стене, превратившейся в
пол, Пард нащупал ботинки, рядом с нераспечатанной бутылкой
«Кола–копты», что свалилась с откинутого столика. Все это Пард
проделал быстро и без излишней суеты. Особого страха он не испытывал,
ибо неоднократно попадал в переделки и похуже, но прекрасно сознавал,
что сейчас их с Гонзой жизни зависят только от быстроты, с которой они
покинут агонизирующий поезд.
Гонза, сжимая в левой руке свою верную кепочку, сдвинул в сторону
дверь, переместившуюся на потолок, и высунулся в коридор. Охотники
слаженно покидали купе; кто–то помогал выбраться Вольво и перепуганной
девчонке–секретарше. Окно напротив купе гномов было выбито, осколки
стекла валялись рядом, но в раме не осталось ни осколочка. Снаружи, с
улицы, кто–то крикнул:
– Шеф! Вы живы?
Кажется это был Банник. А, может, Лазука.
– Скажите, чтоб не орал, – Вольво поморщился; Роелофсен негромко
шикнул на успевших благополучно убраться из соседнего вагона шоферов.
Те сразу же затихли.
В восьмом вагоне никто не паниковал и не скулил без толку: народ
подобрался не тот. Не прошло и двух минут, как все по очереди пролезли
в окно и отбежали от поезда на полсотни шагов.
В голове состава неистово плясало жаркое оранжевое пламя; оттуда
даже криков не доносилось. Зато в соседних вагонах голосили вовсю.
Несмотря на то, что кроме восьмого вряд ли хоть один вагон в поезде
был заполнен больше чем наполовину, живых на юг ехало все же довольно
много.
Эльфы–охранники с автоматами наперевес стояли рядом с Вольво.
Бюскермолен и Роелофсен, как и все гномы, предпочитали мощные помповые
ружья без прикладов. У остальных оружие было разномастное – от
пистолетов до автоматических винтовок, только половинчик–повар тискал
в ладонях рукоятку большого зазубренного ножа.
– Что делать, шеф? – хрипло спросил Бюскермолен, преданно глядя на
вирга. – Снаряжение ведь сгорит!
В тот же миг по вагону стали стрелять. С противоположной стороны,
из–за поверженного поезда. Длинными захлебывающимися очередями, и
Парду показалось, что по меньшей мере из крупнокалиберного пехотного
пулемета. Вагон гремел, как пустая жестянка, а охотники, все как один,
бросились наземь.
– Е–мое! – просипел Гонза, опасливо приподнимая голову. – Уж не
про наши ли это души, а Пард?
– Не знаю, – процедил тот. На зубах противно заскрипело: не то
песок, не то просто крупинки чернозема.
Поезд упал в узком, стиснутом бетонными заборами, городском
овражке. Дома виднелись в отдалении, а тут даже обычных пакгаузов и
запущенных заводиков, каких вдоль путей поездов встречалась уйма, не
было. Длинный рукав, под ногами – земля, сверху – звездное небо, а
справа и слева высокие и отвесные бетонные стены. Лучшего места для
нападения и не придумаешь.
– Сволочи, – пробормотал кто–то из темноты. – Даже поезд не
пожалели...
Вскоре стрельба прекратилась, и охотники, все, как один, бесшумно
побежали прочь от вагонов, пригибаясь и петляя. Расстояние до поезда
мгновенно удвоилось.
Тем временем, нападавшие поняли, что стреляли по пустому вагону и
над бывшим боком, а ныне – крышей высунулось несколько голов. Пард
видел их плохо; можно сказать, что совсем не видел, но Гонза шепнул
ему на ходу, всего раз оглянувшись:
– Это вирги, друже...
– Хорошо, хоть не эльфы, – буркнул Пард в ответ.
И тут стрельба возобновилась. Неведомые вирги стали стрелять по
убегающим, те залегли и дали дружный ответный залп. У вагона кто–то
сдавленно вскрикнул. В команде Вольво пострадавших пока не было.
– Все, – протянул Бюскермолен с сожалением. – Плакали наши
припасы!
– Хозяйственник, тля! – прошипел кто–то, кажется половинчик Трыня.
– Тут бы живот унести, а он – припасы!
– Заткнитесь! – холодно и жестко велел Вольво, вглядываясь в
темень у вагонов. То есть, это с точки зрения Парда у вагонов царила
темень. Вольво же, как и всякий вирг, видел все происходящее там не
хуже, чем днем.
– Разбиваемся на две группы. Одна прикрывает, вторая отходит.
Прикрывают: Бюс, Роел, Зеппелин, Михай, Саграда, Трыня, Банник, Лазука
и Ас. Остальные – отползай...
Пард с Гонзой послушно поползли прочь, к забору. От вагона начали
было стрелять, но оставшиеся быстро заткнули им стволы встречным
огнем.
– Мина, Беленький! Проход! – скомандовал Вольво, когда бетонная
незыблемая преграда перекрыла путь к отступлению.
Саперы–хольфинги споро убрались чуть в сторону, повозились в
темноте, чиркнули спичкой и хором велели:
– Берегись!
Пард вжался лицом в землю. Грохнуло; колючая крошка шрапнелью
прошлась по спинам, но хоть бы кто ойкнул. Гонзе разорвало крутку и он
сквозь зубы шипел. То ли от боли, то ли от досады.
Теперь отползала вторая группа, а залегшие у самого прохода в
заборе для острастки постреливали по вагону. Пард тоже пальнул пару
раз; пистолет в его руках оживился, явно радуясь возможности
пострелять, но Пард решил не палить попусту, и пистолет вскоре опять
погрузился в обычную дрему.
В потемках угадывалось слабое шевеление, но подозрительно вялое.
Головная часть поезда продолжала весело гореть, плюясь снопами желтых
искр, ужасно похожих на праздничный фейерверк. Бюскермолен с
недоверием глядел туда.
– Что–то они затевают, шеф, – негромко сказал он.
– Догадываюсь, – не слишком приветливо процедил Вольво. – М–да.
Достойное начало...
Пард взглянул на часы. Было полвторого ночи. Значит, поезд успел
пройти Шевченко и оставить в стороне Черкассы.
Несмотря на действительно плачевное начало похода, удача все же не
совсем оставила охотников: никто не был убит и даже не был ранен,
только Тип–Топыча малость посекло стеклами еще в купе.
Когда просачивались в еще горячий и дымящийся проход в заборе, с
двух сторон ударили желтые лучи: кто–то подогнал вдоль поезда машины и
включил фары. Стало наконец–то светло, но Пард этому мало обрадовался,
да и остальные тоже. Снова поднялась стрельба, но большинство
охотников уже успело благополучно убраться за забор. Бюскермолен
метким выстрелом вдребезги разнес одну из чужих фар, отчего окривевший
вдруг автомобиль жалобно взвыл на всю округу.
За забором гномы вскочили и быстро–быстро забегали туда–сюда; Пард
не мог сообразить зачем. Саперы на мгновение задержались у пролома,
потом появились с самым невинным видом. У Парда перед глазами плясали
сплошные цветные пятна, и он проклинал свои людские глаза, которые
сейчас с удовольствием променял бы на, скажем, эльфийские. Этим–то
темнота нипочем.
– Нашел! – тихо сказал Роелофсен и замахал руками. Вольво
энергичным жестом велел всем стягиваться туда.
Парда в ту сторону подтолкнул Гонза.
– Давай, друже, – приговаривал гоблин. – Шевели задницей, не то
потом худо придется и тебе, и заднице...
Посреди голой асфальтовой площадки гном отыскал круглый
канализационный люк; поддел его короткой толстой железкой с крюком и
открыл. Внизу журчала вода и скверно пахло, но сейчас было не до
церемоний. Кто–то, спустившись, щелкнул переключателем фонарика и
желтое пятно света легло на влажную стену колодца. Пард немедленно
вспомнил, что у него в сумке тоже есть фонарик, обрадовался и полез в
сумку.
Быстро и деловито, как на тренировке, охотники спускались в люк.
Узкий и низкий ход уводил куда–то в сторону далеких домов; под ногами,
журча, тек грязный ручеек. Пард поводил фонариком направо–налево, но
стены везде были такими же склизкими, грязными и неприятными, как и в
самом колодце.
Спускавшийся последним Бюскермолен пристроил на место люк, а
спустя полминуты земля ощутимо дрогнула, и вслед за тем ватный ком
упруго толкнулся в уши.
– Аха! – злорадно процедил Беленький. – Проход, чую, стал
побольше!
Его приятель–хольфинг тихо засмеялся.
– Шевелись! – донеслось из головы цепочки голосом Вольво. – Они,
между прочим, не шутят, раз поезд положить решились...
Парда не покидало чувство ирреальности происходящего. Казалось,
все это творится не с ним, а на экране телевайзера, а сам он уютно
устроился на диване и лениво следит за сюжетом сто раз виденного
боевика.
Так всегда бывало с ним, когда жизнь начинала выписывать опасные
кренделя. И до сих пор Парду удавалось выплыть. Выплыть он надеялся и
в этот раз – тем более, что имелась мощная и опытная поддержка.
Команда.
Пард давно мечтал стать членом команды, но до сих пор ему не
везло, хотя трое верных живых встретились на его пути. Но трое плюс
Пард – это еще не настоящая команда...
В низком и тесном ходе относительно вольготно чувствовали себя
разве что половинчики и хольфинги. Людям, эльфам, оркам, даже
Бюскермолену и Роелофсену, приходилось пригибаться. А уж Вольво и
Зеппелин так просто сложились едва не пополам, что, впрочем, не
слишком мешало им двигаться весьма проворно. Пляшущий свет нескольких
фонарей вытаскивал из тьмы подземного хода все те же неприглядные
стены и скудный ручеек под ногами.
Позади все дышало тишью и спокойствием. То ли преследователи
впопыхах не сообразили куда подевались живые из вагонов, то ли
преследователей попросту не осталось, после того, как Мина и Беленький
оставили в проходе взрывоопасный сюрприз; во всяком случае команда
Вольво получила желанную фору. Минут в пятнадцать, по меньшей мере.
Они выбрались на поверхность у стены покинутого и
полуразвалившегося дома. Рядом ширился безобразный пустырь, заваленный
самым разношерстным хламом; посреди пустыря одиноко торчал
покосившийся фонарный столб, а на макушке его мертвенным синеватым
светом тужился не менее одинокий уличный светильник.
Где–то рядом рычала не знающая покоя автострада; Вольво без
колебаний двинулся туда.
Миновали пустой дом; прошли улочкой–тупиком и попали на улочку
поприличнее. Кое–где даже светились жилые окошки полуночников.
– Шеф! – свистящим шепотом позвал Трыня–половинчик. – Мож,
поднимемся, пересидим?
Он выразительно кивнул на зев ближайшего подъезда.
– Близко к поездам, – возразил Вольво. – Нужно убраться подальше.
Гораздо дальше.
Улочка поприличнее вывела на широкий проспект, явно перетекающий
вскорости в трассу–автобан. Слева, у перекрестка, виднелся спуск в
подземный переход, а рядом высилась на крашеном желтым и черным штыре
светящаяся буква «М».
– В метро! – мгновенно сориентировался Вольво.
«Какое метро в это время?" – Пард недоуменно взглянул на часы.
Светящиеся стрелки показывали начало третьего.
Однако Вольво явно на что–то надеялся, раз оживился при виде «М»
на штыре. Правда, Пард не слишком хорошо знал повадки поездов метро,
поскольку до Николаева метро так и не доросло. Наверное, потому, что в
Николаеве где ни копни – вода. Какое уж тут метро?
Прозрачные двери с черными трафаретными буквами «ВХОД В МЕТРО»
были, конечно же, заперты, но Вася–орк небрежно поковырялся в замке
ногтем и дверь отворилась. Когда все оказались в продолговатом
вестибюле перед окошками закрытых касс, Вася дверь так же небрежно
закрыл. Дружно направились к турникетам.
На входе никого не оказалось – ночь ведь. Вольво собственноручно
отодвинул ажурную стоечку от будки перед турникетами, и охотники
прошагали к застывшим эскалаторам.
– Стойку на место поставьте, – кинул через плечо Вольво.
Поставили.
На платформе было пусто, и горели только два светильника из
десятка. Чисто вылизанный автоматом–уборщиком мраморный пол тускло
отблескивал.
Устроились в дальнем тупике, на лавочках. Из тоннелей тянуло
слабым сквознячком, что–то отдаленно грохотало, а потом вдруг из
одного потянуло сильнее, и упругая воздушная пробка полезла на
станцию, ероша волосы живых и хлопая полами расстегнутых курток.
Поезд. К станции действительно приближался поезд – Пард понятия не
имел, что поезда ходят даже ночью, несмотря на то, что входы и выходы
из метро закрываются.
Поезд, увидев пассажиров тоже удивился: кажется, он не собирался
останавливаться, только скорость перед станцией сбросил. Теперь же
решил остановиться и подобрать ночных путников.
Они вошли в совершенно пустой вагон, похожий на ярко освещенный
аквариум. В соседнем сидели два гнома в форменных тужурках
«Шкляр–Метрополитен». Они удивленно вытаращились на ночных ездоков, у
половины из которых в руках уютно расположились автоматы и ружья.
– Я поговорю, – сказал Бюскермолен, пряча помповушку под куртку и
направляясь к дверям–тамбуру.
Пард видел, как он прошел в соседний вагон, остановился рядом с
гномами и пару минут оживленно с ними беседовал. Гномы сначала просто
слушали, потом стали кивать и переглядываться, а вскоре и сами
заговорили, жестикулируя и перебивая друг друга. Кажется, они что–то
растолковывали Бюскермолену. Теперь кивал гном–охотник, рыжая борода
то и дело ныряла к кожаной куртке и полировала бляшки на груди и
воротнике.
– Порядок, – объявил Бюскермолен возвращаясь. – Впереди еще три
станции, нам лучше выйти через одну.
– Быстро ты с ними общий язык нашел, – сказал Гонза, стараясь,
чтобы это прозвучало нейтрально.
Бюскермолен пожал широкими плечами:
– Нашлись общие знакомые...
«Вот, тля! – подумал Пард с невольной досадой. – Почему мы, люди,
так не держимся друг за друга, как другие расы? Те же гномы или
вирги?»
По общим знакомым гномы безошибочно определяли род занятий и
репутацию собеседника. Это казалось непостижимым, но своеобразный
гномий телеграф никогда не ошибался и не подводил.
Гномы проводили живописную и, наверное, загадочную группу
одинаковыми бесстрастными взглядами. «Они едут до конечной», – сказал
Бюскермолен.
Миновав такой же пустой вестибюль и знакомым манером пройдя сквозь
двери, охотники вышли на другой проспект.
– А я здесь бывал! – сказал вдруг повар Жор, озираясь. – Давно,
правда. Лет сорок, не меньше.
– Если свернуть вон туда и пройти – куда придем? – немедленно
спросил Бюскермолен.
– Просто во дворы, – не задумываясь ответил Жор. – Там
двадцатиэтажки налеплены, как грибы в теплице. Где–то там магазин еще
есть, книгами торгует. NICK PERUMOV называется...
– Правильно, – довольно крякнул гном. – Я тоже там бывал, и
магазин этот помню. Пошли, что ли?
Чему Бюс обрадовался – то ли тому, что гномы из метро сказали
правду, то ли тому, что половинчик действительно бывал здесь ранее,
осталось невыясненным. Никто и не стал выяснять.
Они выбрали одну из двадцатиэтажек, ничем не выделяющуюся из
окрестных. Поднялись на лифтах, выбрали большую незанятую квартиру и
вошли внутрь, благо было незаперто.
– Располагаемся, – скомандовал Вольво. – Пард, Гонза, Бюс, через
десять минут – на совет. Вот в эту комнату, – Вольво показал в какую,
и ушел в эту самую комнату. Следом впорхнула державшаяся молодцом,
хоть и несколько перепуганная событиями последних часов, секретарша.
Пард вздохнул.
– Где тут сортир? – мрачно осведомился он.
– Там, – показал Саграда. – В очередь, дружище, в очередь, не ты
один вчера пил.
К крану на кухне тоже образовалась очередь; кто–то отмыл от пыли
большой хрустальный кувшин, наполнил его, и пустил по кругу.
– М–да, – сказал Гонза, ни к кому конкретно не обращаясь. –
Веселая выдалась ночка.
– Подожди, – с мрачным оптимизмом ответил ему Зеппелин. – Еще утро
предстоит...
Через пятнадцать минут Гонза постучал в дверь, за которой скрылся
шеф.
– Входите, – донеслось изнутри.
Бюскермолен, Гонза и Пард вошли. В комнате уже было прибрано, слой
пыли куда–то испарился, на столе стоял включенный компьютер
(«успели–таки захватить!" – отметил Пард с одобрением), Вольво сидел в
кресле у стола, а девчонка с ногами забралась на широченную кровать,
застеленную чем–то клетчатым и пушистым. Компьютер включили не просто
так, работала радиоглушилка.
– Садитесь, – сказал Вольво ровно, но в голосе его явственно
угадывалось беспокойство и тревога.
Гонза независимо и лихо оседлал стул, устроив локти на спинке, а
голову – на локтях; Бюскермолен, крякнув, опустился прямо на пол, на
толстый ворсистый ковер. Пард взял стул у окна, переставил его поближе
к Гонзе и тоже сел.
С минуту все молчали.
– Ну, – нарушил тишину Вольво. – Какие будут соображения, судари?
Пард и Гонза переглянулись.
– Какие уж тут соображения, – осторожно начал Гонза. – Прежде
всего, нужно определиться: поезд убили из–за нас или нет? Мне кажется,
однозначно – из–за нас.
– Мне тоже, – коротко вставил Бюскермолен.
Вольво, шевеля бровями, напряженно размышлял.
– Скорее всего, действительно из–за нас. Во–первых, стреляли
именно по восьмому вагону, а не по другим, а во–вторых – гнаться тоже
пытались именно за нами. Так что сомнения излишни: у нас на хвосте
гости. Напрашивается вопрос: с какой радости? Из–за нашего
предприятия? Или кто–нибудь из команды натворил непотребного? А, Пард?
Гонза? За своих–то людей я ручаюсь, а вот за вас, простите – не могу.
Я знаю, Пард, ты лихо кладешь орков Жерсона прямо в Центре. Может, ты
еще чего столь же героического успел совершить за эти дни?
– Вы же прекрасно осведомлены обо всем, что я совершил за эти дни,
– сказал Пард не без глубоко упрятанной издевки. – Сами хвастались.
– А вдруг, мы что–нибудь упустили? Увы, никто из нас не всесилен и
не всеведущ...
– О! – Гонза оживился. – Приятно это слышать. Всегда больше
хочется иметь дела с реалистами, чем с излишне самоуверенными
живыми...
– Мы дали повод подозревать себя в самоуверенности? – в голосе
Вольво материализовался холодный, как воздух в рефрижераторе, металл.
– Нет, – честно ответил Гонза, – но были очень близки к тому.
– Спасибо за откровенность, – буркнул без всякой враждебности
Вольво. – Итак?
– Нет, Вольво. Ни я, ни Гонза за последние две недели не натворили
ничего такого, за что можно было бы устроить сегодняшний цирк, –
твердо сказал Пард.
Он не знал, что означает слово «Цирк». Но слово это часто
применяли в схожем контексте, и оно само то и дело срывалось с языка.
Вольво проглотил сказанное без каких–либо внешних проявлений.
– Ладно, я вам верю. Тогда ответ ясен: о нашей затее знает еще
кто–то.
– Жерсон? – предположил Гонза вкрадчиво. Не то спрашивая, не то
констатируя факт.
– Эта первая мысль, которая пришла мне в голову, – признался
Вольво. – Ведь по нам стреляли вирги, и это мне вдвойне неприятно. Но
вдруг это только ловкий отвлекающий ход? Чтобы мы грешили на Жерсона?
Похоже, очень похоже. За нами даже не слишком усердно гнались.
Попалили, погрели стволы... Не более того.
– Да их Мина с Беленьким приложили, – задумчиво протянул
Бюскермолен. – После хольфингских конфеток не очень–то побегаешь –
нечему бегать.
– Все равно, – Вольво прикрыл глаза. – Перебить нас в той бетонной
кишке ничего не стоило. Тем не менее, нас отпустили.
Пард поразмыслил, и стал все больше склоняться к точке зрения
Вольво. Действительно, со слов вирга выстраивалась достаточно стройная
картина.
– То есть, у нас объявился нежданный конкурент? – открытым текстом
сказал Гонза. – Информация рассосалась, несмотря на все потуги ее
сдержать?
– Таково уж проклятое свойство информации – что знают двое, знает
каждый, прости Гонза, гоблин на вокзале... А нас больше, чем двое...
– Закономерный вопрос – кто он, этот конкурент? – Пард вдруг
решился на отчаянный ход, зыркнув на Гонзу, и уловив во взгляде
гоблина молчаливую поддержку. – Кто мог узнать о нашей затее и
пожелать тоже поучаствовать в экспедиции на юг за... за тем, что
показалось таким заманчивым? А Вольво? Ты не знаешь? Уж не Техник ли
Большого Киева?
Гонза одобрительно хлопнул веками и сдвинул кепочку на самые
глаза.
Вольво удивленно воззрился на Парда. Секунду, долгую секунду не
мог сообразить. Потом лицо его вытянулось и он неожиданно
расхохотался. Девушка на кровати тоже улыбалась – это Пард отметил
совершенно машинально.
– Ну вы даете! – веселился вирг, показывая все свои клыки, и
нижние и верхние. – Вы что, решили, что я с помощью нового знания
затеял свалить Техника и занять его место? Ха!
Пард смутился. Уж слишком непосредственной была реакция Вольво.
Так смеяться мог либо гениальный актер, либо живой, преданный
настоящему Технику настолько, что мысль подсидеть своего шефа просто
не могла зародиться. Изначально не могла.
Отсмеявшись, Вольво утерся широченной, как лопата, ладонью и
заверил:
– Нет, Пард. В мои планы не входит стать Техником. Я вполне
доволен своим местом, и занимаюсь делом, которое мне по душе. К тому
же, у меня просто не хватит знаний, чтобы стать Техником Большого
Киева. И скажу честно – ваши подозрения меня сильно развлекли. Но этот
путь, увы, не ведет никуда, а у нас мало времени, чтобы без толку
блуждать в темноте.
– Хорошо, уважаемый, – доверительно сказал Гонза. Пард немедленно
фыркнул. Гонза хитро покосился на приятеля; Вольво снисходительно за
этим наблюдал. Только Бюскермолен скорчил неодобрительную мину –
похоже, он обиделся за шефа.
– Хорошо... Мы вам верим, и надеемся, что нас тоже легко понять –
уж слишком очевидна такая версия событий. Но если она неверна – что
остается? Как объяснить сегодняшнюю пальбу?
– Объяснений масса, – небрежно сказал Вольво. – Например,
обитатели того места, куда мы направляемся (кстати, я даже не знаю
какого именно места)... Э–э–э... Так вот, обитатели того места отнюдь
не склонны делиться своими секретами. И начали принимать меры. Вполне
правдоподобная версия, не так ли?
Пард немедленно уставился на Гонзу. Он сразу понял, что гоблину
такие мысли в голову еще не приходили. Ему тоже не приходили, хотя
мысли казались очевидными. Молодец Вольво, цепко мыслит...
Гонза почесал под кепочкой, пошевелил ушами.
– Черт возьми! Я об этом не подумал. Но это возможно.
– Еще как возможно!
Вольво явно ожидал объяснений. Ведь он действительно знал слишком
мало, чтобы делать выводы. И его ум, его связи, могли сыграть сейчас
решающую роль.
Гонза с немым вопросом уставился на Парда.
– Говори, чего уж там, – Пард махнул рукой.
– Ладно, – Гонза вздохнул. – Мы направляемся в Крым. Знаете где
это?
– Крым? – переспросил Вольво с легким удивлением. – Так близко?
– А что? – Гонза поджал на секунду губы и покачал головой. – Место
изолированное, остров. Попасть туда затруднительно, потому что
приручить катер достаточно трудно, а если бы и получилось катер
отыскать и нанять, так в Чонгаре шастают дикие броненосцы
черноморского флота. Я слышал, Москва с Кавказом договорились о
чем–то, и в Новороссийске торчат московские военные, пытаются работать
с большими судами. Правда, опять же по слухам, без всякого успеха.
– Ну, положим, наши в Измаиле тоже торчат. Тоже, правда, без
всякого успеха...
– Дался им этот флот, военным, – проворчал Бюскермолен. – Что
нашим, что московским...
– Не скажи! – возразил Вольво с неожиданным жаром. – Ни Техник, ни
я в президентские игры не вмешиваемся, но если кому–нибудь вдруг
удастся приручить хоть пару боевых кораблей, в политике случится
взрыв.
– Да? – переспросил Бюскермолен, хитро сощурившись. – А я, вот,
слыхал, что в Нью–Йорке какой–то псих посадил на мель подводную лодку,
и попытался приручить ее. И, будто бы, даже преуспел в этом. А взрыва
все нет и нет.
– И что? Управились с лодкой–то? – заинтересовался Гонза.
– И ничего, – ответил Бюскермолен и пожал плечами. – Не удалось
найти еще два десятка психов, которые рискнули бы залезть в это
железное чудище и погрузиться в океан. Так и торчит на мели, аккурат
напротив статуи Свободы...
– Не отвлекайтесь, – прервал их Вольво. – Значит, Крым,
говорите...
Крым. Большой остров в сотне километров от северных берегов
Черного моря, формой, если верить научным картам, похожий на морского
кота. Остров–загадка, потому что мало кому удавалось там побывать. О
Крыме знали так мало, что даже баек и легенд никто не сочинял. Пард
понял, что у Вольво имелись догадки относительно цели их путешествия.
И что Крым среди предполагаемых целей не значился.
– Как вы намеревались достичь острова? – спросил Вольво,
сосредоточенно ощупывая взглядом косую трещинку–полосу на обоях.
– В Николаеве у меня есть друзья, – неохотно объяснил Пард. – А у
друзей – посудина, на которой дойти до Крыма – раз плюнуть. Проверено.
– То есть, – не понял Вольво. – Вы уже ходили до Крыма?
– Вот именно – до Крыма. Дотянули до северного берега, но
высаживаться не стали, там у них береговая охрана свирепствует.
– А что за посудина? Как приручить сумели?
– Яхта. Она не вполне техническая, под парусами ходит. Минимум
техники – блоки, шкивы. Формулы управления просты, как угол дома.
Зависят от ветра, но на юге ветер всегда.
– Большая яхта?
– Маленькая. За раз больше десяти живых не возьмет...
– И часть из них – команда, я правильно понял?
– Да... Двое, как минимум.
– Значит, нам придется делать два–три рейса... Плохо.
– Плохо, – согласился Пард. – Но разве есть выбор?
– Есть, – сказал Вольво. – Только в Николаеве нужно будет его
отработать. От яхты твоей я не отказываюсь, запасной вариант никогда
не помешает... Запомним.
– Ладно, – Пард замялся. Вольво ничего не сказал о своем варианте;
с одной стороны было обидно. Получалось, что им доверяют не до конца.
С другой стороны Парда брала вполне понятная ревность – в родных краях
есть какой–то способ достичь Крыма, о котором сам Пард ни сном, ни
духом. Поневоле заинтересуешься.
Вольво глядел на Парда внимательно и прицельно. Потом улыбнулся, и
Пард понял, что вирг видит его насквозь. Как будто Пард соткан из
гибкого прозрачного пластика.
– Ну, ладно, – вклинился в разговор Гонза. – Это, можно сказать,
поэзия. Голое теоретизирование, от которого пользы ни на грош, пока не
прибудем в Николаев. А вернемся–ка мы к прозе, унылой и докучной.
Пард удивленно вскинул брови – что–то не замечал он раньше за
приятелем привычки изъясняться поэтично. Поэтично призывать забыть о
поэзии и подумать о прозе жизни – ну и ну!
– Так вот, – продолжал Гонза. – Меня сейчас больше всего
интересует следующее: как мы доберемся до Николаева? Что предпримем в
ближайшее время?
Вольво еле заметно кивнул – скорее всего, об этом он уже успел
подумать.
– Я попробую дернуть за кое–какие нити... Лучше всего найти
автобус и двинуть по автостраде. Что–то нет у меня больше доверия к
поездам...
– Да уж лучше не по автостраде, – подал голос Бюскермолен, – а
проулочками, объездными. Где потише.
– Нет, Бюс. Где потише – не лучше. Там нас легче хлопнуть,
понимаешь? На шумной трассе для наших соперников меньше возможностей
напасть, а на задворках – сплошная благодать. Ни тебе свидетелей
особых, ни тебе полисов. Какой полис попрется на задворки? Это в
Центре они гоголем ходят, по Крещатику. Никто ведь не станет на
Крещатике бузить!
Бюс что–то неразборчиво пробурчал в рыжую бороду.
– Если они поезд решились погубить, – вздохнул Пард, – то чихали
они на оживленность, чихали на свидетелей, да и на полисов, кажется,
тоже чихали.
– Не скажи. Видел в каком месте они на поезд напали? Дыра дырой...
Да плюс ночь. Шарахнули, небось, чем–нибудь реактивным по локомотиву,
и опаньки. Все ведь быстро произошло – ищи теперь их свищи. Просто и
безопасно. Тут даже президентские ищейки спасовали бы.
– Кстати, – небрежно встрял Гонза. – Я тут недавно услышал слово
«соперники»... Это как, информация или догадки?
– Догадки, – ничуть не смутился Вольво. – Впрочем, кем еще они
могут оказаться?
– Да кем угодно! Грабителями. Бандитами. Просто психами, наконец.
– Психи? Нет, Гонза. Слишком уж они целенаправленно и избирательно
расстреливали пассажиров поезда Центр–Николаев. А именно – нашу
команду. И никого больше.
– А откуда уверенность, что никого больше? Мы так резво уносили
лапы, что особо присматриваться было некогда.
– Я присмотрелся, – спокойно сказал Вольво. – И я уверен.
Нападение было совершено исключительно из–за нас. Но, я по–прежнему
считаю, что нас хотели всего лишь припугнуть.
– Или просто не рассчитали сил. Решили, что столкнулись с командой
лохов, – предположил Бюскермолен.
– Возможно, хотя и маловероятно.
Вольво лениво встал и приблизился к столу. Сел к компьютеру.
– Ладно. Будем считать, совещание окончено. Итоги: наша миссия
рассекречена; предполагаемый соперник – либо крымчане, либо живые
Жерсона. Остальные варианты представляются мне маловероятными. Линия
поведения на дальнейшее – осторожное движение на юг. Кажется все.
Отдыхайте, судари.
Гонза встал, поправил кепочку, сунул руки в карманы и вразвалочку
направился к двери. Бюскермолен легко вскочил с ковра.
Уже в дверях Пард перехватил взгляд девчонки. Пронзительный и
цепкий. Она не отвела глаз.
«А ведь я до сих пор не знаю, как ее зовут, – подумал Пард,
отворачиваясь и выходя из комнаты. – У кого бы спросить?»
В самой большой комнате хором врачевали Тип–Топыча. Орк был раздет
чуть не догола и пятнист от йода.
Когда Пард проходил мимо своей сумки, тихая трель сетевого вызова
привлекла его внимание.
Озадаченный, он расстегнул молнию и включился. Экран, секунду
назад матовый и безжизненный, мигнул, а потом наполнился светом и
техникой. Прихотливый узор цветных точек складывался в слова. В три
коротких слова.
Чувствуя, что на лице невольно селится тупое–тупое выражение, Пард
пытался сообразить, возможно ли такое. Чтобы сообщение добралось из
сети на упрятанный в сумку дремлющий комп. Даже не подключенный ни к
каким портам.
Опыт и знания техника подсказывали ему, что невозможно.
