Техник Большого Киева - Владимир Васильев - Книжная Полка

23. Кокшаал-Тау – Бадахшань.

Парду и Гонзе на двоих достался целый джип. Весь багажник забили припасами – сразу после полудня приехал грузовичок и высыпал перед воротами Дюши ворох пакетов и коробок с самым разнообразным содержимым. Пакеты даже во двор заносить не стали – тут же рассовали по джипам. Пард заметил мешки с продуктами–консервами, строгие прямоугольные брикеты с боеприпасами, и даже несколько палаток. Переносных матерчатых домиков, в которых можно было пересидеть непогоду или спрятаться от комаров. Пард ведь вырос на самой окраине Большого Киева и часто бегал в степь, в пугающую пустоту узкой полоски земли между морем и городом. Поэтому он знал для чего служат палатки. И даже умел их ставить. Гонза когда–то научил.

Своих вещей у Парда не прибавилось – сумка с компьютером, дискеты, телефон, фонарь да пистолет. Ну, зубная щетка еще. Единственное что добавилось – выгреб он из ящика стола специальный шнур, чтобы компьютер можно было подключать к автомобильному источнику техники.

За городом ведь нет домов. И подпитать верный ноутбук будет негде. Только в машине. А без компьютера техник Пард чувствовал себя голым и беспомощным.

Да и любой другой техник, наверное, тоже.

Еще не успело отступить дневное тепло, Вольво дал сигнал расходиться по машинам. «Черкассы» оставили во дворе четырнадцатого дома; Дюша испросил разрешения одной машиной попользоваться и получил его. Вольво никогда не мелочился и не скупился для своей свиты. Точнее, для свиты Инси. Техника Большого Киева.

Пард до сих пор удивлялся, как они с Гонзой проглядели сей совершенно очевидный факт. И ведь знание редких формул девушка неоднократно демонстрировала, и на важных советах всегда присутствовала, и вытаскивать ее из логова мотоциклистов Вольво кинулся с таким ожесточением и решимостью, что теперь казалось – правда должна была открыться гораздо раньше.

– Это все от инерции мышления, – объяснял Гонза, лениво следя за дорогой. – Талдычили, понимаешь: «Техник, Техник»... Сами приучили себя к мысли, что Техник – мужчина. Потому Инси даже в расчет не бралась. Впрочем, и я сейчас не могу понять, как женщина, да еще человек, да еще такая молодая сумела стать Техником Большого Киева. Тут, Пард, знания нешуточные нужны, научные навыки, целая библиотека книг с формулами – настоящих книг, а не тривиальное собрание файлов, к которым любой ловкач доступ прокопает...

– Ну, положим, все это ей мог папаша в наследство оставить, – проворчал Пард. – А он, говорят, разве что звезды с неба хватать не умел.

– Это Инси говорит. А я ее отца только по имени и знал. Правда, я не знал и того, что он Техник Большого Киева. Вообще, похоже на то, что личность Техника всегда хранится в тайне и кому попало не разглашается. Разумно, ничего не скажешь.

– Разумно, – Пард вздохнул. – Только не понимаю я этих секретов. К чему Технику Большого Киева скрываться?

– Не скажи... Есть причины, – продолжал болтать Гонза. – А я, вот, Вольво не понимаю. Неужели у него никогда не возникало искушения убрать эту девчонку и самому стать Техником? Вроде бы, мысль лежащая на поверхности. Такому тертому виргу это и труда не составило бы, уж поверь мне, старому пню...

– Отец Инси был его близким другом.

– Ну и что? Милый мой, в борьбе за власть не то что друзей – детей и отцов режут, как размороженные туши из вскрытых холодильников. А ты – друг... – гоблин громко фыркнул.

– Да ну тебя, Гонза, – сердито отмахнулся от приятеля Пард. – В конце концов, случается и настоящая дружба, без всяких там дворцовых игрищ. Когда предательство просто невозможно.

– Случается, – с готовностью согласился гоблин. – Жаль только, невероятно редко.

– Не так уж и редко. Просто те, кто по–настоящему ценят дружбу, редко лезут в политику. Вот и остаются в тени. И мне кажется, они счастливее владык, которых ежечасно предают все, кто совсем недавно клялся в верности.

Гонза с уважением покосился на Парда.

– Я всегда говорил, что от вашей расы можно многого ожидать, – одобрительно сказал он. – Ты мудреешь прямо на глазах, дружище. И не фыркай, не фыркай, я серьезно. Без дураков. Я это понял только прожив на белом свете сто с лишним лет.

Джип вильнул, объезжая выбоину на дороге.

– А девчонка–то, – вздохнув, добавил Гонза, – к тебе неровно дышит.

– Брось, – отмахнулся Пард с непонятным ожесточением. – Я для нее просто кладезь информации о знании острова Крым. Книга с новыми формулами, не более. Дискета с нужным файлом.

– Ну, вот, – проворчал Гонза с легкой насмешкой. – Стоило тебя, человека, похвалить, как ты на глазах поглупел. Не огорчай меня, пожалуйста, мне не нужен глупый сообщник.

Пард отмолчался. Он знал – то, во что очень хочется поверить, чаще всего оказывается досужими выдумаками.

Джипы катили по узкой улице, сжатой маленькими одноэтажными домишками. Домишки утопали в зелени, и над дорогой нависали непокорные ветви, усыпанные листвой, и часто – белыми цветами.

– Как бы дождь не ливанул, – задумчиво протянул Гонза, приблизив лицо к боковому стеклу и глянув на небо. – Не нравятся мне эти тучки... Мрачные слишком.

– Подумаешь, дождь, – бросил Пард беспечно. – Намочит тебя, что ли?

– Намочит... – проворчал Гонза. – При чем здесь это? Нам за город выезжать, а там нет асфальта. Ты когда–нибудь пытался гонять легковушки по раскисшей земле?

– Нет, – признался Пард с легким замешательством. – Я и не подумал об этом... Слушай, у нас ведь не просто легковушка. Джип все–таки. Да еще, Босвельт говорил, хорошо натасканный. Думаешь, застрянет?

– Судя по тучкам, так может ливануть – не то что джип, «Белаз» застрянет...

И в этот же миг их «Хорив» вырвался на степной простор, оставив позади последние, самые южные дома Николаева и Большого Киева. Дорога уводила туда, в пугающе плоскую и абсолютно пустую равнину, покрытую только колышущимися травами. Над степью гулял ветер...

– Все! – выдохнул Гонза, косясь в зеркало. – До встречи, город!

Пард стал внимательнее смотреть на дорогу; вскоре слева мелькнул столбик–указатель: «Большой Киев». Надпись была перечеркнута жирной красной чертой; а спустя минуту асфальтовая лента под колесами джипа оборвалась, уступила место пыльной накатанной колее.

– Слушай, – спросил гоблина Пард. – Мы ж, вроде, в Голую Пристань направляемся? Это же еще город, вроде?

– Город, – подтвердил Гонза. – Самая окраина, за Херсоном. Думаю, Вольво... и его, хм... секретарша решили подъехать степью, вдоль моря. Боятся они города. Впрочем, правильно боятся. Я бы тоже боялся, особенно после пожара в яхт–клубе и безобразий у солистов в гараже.

Ровное гудение двигателя прервал трескучий раскат грома, и Гонза снова недоверчиво взглянул на небо.

– Ей–жизнь, сейчас ливанет... Вот ведь невезуха какая!

Едва он это произнес, по капоту забарабанили первые капли – крупные, как горошины, и пока еще редкие. Пард взглянул в зеркало, и тихо обмер.

Их догоняла сплошная стена дождя, серебристая, как паутина на солнце. И вечер спустился на добрых два часа раньше, чем положено: стало сумеречно и неуютно, как зимой в стылом подъезде.

Ожила рация:

– Эй, живые! Дорогу, похоже, сейчас развезет. Всем стоп, пережидаем дождь!

– Спохватились, – проворчал Гонза.

Потоки воды обрушились на «Хорив», залили лобовое стекло. Дворники не справлялись. Дорога намокла мгновенно, джип повихлял, притормаживая, и остановился чуть не доехав до переднего собрата. Позади смутно темнел силуэт пристроившейся к багажнику машины, где ехали гномы и Зеппелин.

– Второй, стоим... – доложил Пард головному «Хориву».

– Третий, порядок, – сообщил Бюскермолен.

– Четвертый, аналогично, – Пард узнал голос Тип–Топыча.

– Пятый, порядок, – не то Валентин–полуэльф, не то Сергей, Пард не разобрал. Ну, а голос Васи–Секса спутать с чьим–нибудь было трудно:

– Шестой, мокнем в хвосте, а пиво все в джипе Тип–Топыча, тля...

– Разговорчики! – буркнул Вольво. – Все, ждем... – и после паузы. – Пард, к вам гости.

К машине бегом метнулась съежившаяся фигурка. Гонза предупредительно распахнул дверцу и его обдало прохладной влагой.

В машину юркнула Инси, промокшая за считанные секунды. Она дрыгнула ногами, стряхивая с эльфийских сапожек налипшую грязь, и захлопнула дверцу.

– Гонза, – попросила она негромко. – Ты не мог бы пересесть к кому–нибудь?

Гоблин ухмыльнулся и коротко взглянул на Парда, словно говоря: «Ну, что? Кто оказался прав?»

Пард отвел глаза; Гонза потянулся к рации.

– Бюс, я к вам погостить. Пустите?

– Не вопрос! – с готовностью согласились из из третьего «Хорива». – Давай, если дождя не боишься. Кстати, а почему к нам, а не к Тип–Топычу? Пиво же вроде там...

– К вам зато ближе, – вздохнул гоблин, и услышал, как гномы у дружно ухмыльнулись в ответ.

Гонза натянул кепочку потуже, распахнул дверцу и с залихватским криком умчался к гномам и Зеппелину. А Инси ловко перебралась на переднее сидение. Пард, глядя в мутное дождливое марево за стеклом, нервно постукивал пальцами по рулю джипа. Джип к дождю оставался равнодушным, и, похоже, решил малость вздремнуть.

– Ну и льет! – тихо сказала Инси. – У вас так часто?

– Часто, – признался Пард. – Особенно весной.

Пард Замариппа не знал, о чем говорить с ней. С девчонкой, которая нравилась и манила. И одновременно – с Техником Большого Киева.

– Скажи, – все так же тихо спросила она. – Зачем ты все это затеял?

– Что? Экспедицию в Крым?

– Да.

– Не я один.

– Брось. Я же вижу. Если бы не ты – ни Гонза, ни твой друг Дюша и не шевельнулись бы. Разве что поговорили бы вечерком за бокалом вина – вот, неплохо бы. Это ты их накрутил, я ведь чувствую.

– Правильно, в общем–то... Я их долго уламывал.

Пард задумался. Действительно, зачем он все это затеял? Из–за денег? Но он и другими делами успешно зарабатывал. Достаточно зарабатывал, чтоб жить в своем Николаеве безбедно и еще вдобавок разъезжать по всему Киеву и соседним городам. Из–за зуда в одном месте, который не позволял ему сидеть без движения в одном районе? Так можно было выбрать цель и побезопаснее.

– Не знаю... Наверное, оттого, что хотелось изменить что–нибудь. В жизни.

– А чем тебе не по нраву твоя жизнь?

Пард усмехнулся:

– Ты... Вы полагаете, что на этот вопрос можно внятно ответить?

– Обращайся ко мне на «ты», – попросила Инси. – Я ведь всего лишь секретарша Вольво... Для остальных.

– Ладно, – ответил Пард, чувствуя, что для этого потребуется некоторое усилие.

– Ты осознаешь, как изменится мир, если мы добудем секрет изготовления машин?

– Ну... – протянул Пард. – Изменится, наверное...

Дождь гулко барабанил по крыше.

– Сколько тебе лет? – спросила вдруг Инси.

– Двадцать восемь, – неохотно ответил Пард. – Летом будет. А что?

Инси ненадолго умолкла.

– Я слышала твой разговор с Гонзой. Тот, где Гонза сказал: «Если в мир пришли короткоживущие люди, значит это кому–нибудь нужно». Как ты думаешь, кому нужен приход людей? И какова их миссия в этом мире?

– Инси... Ты требуешь от меня ответов на вечные вопросы. Я просто не знаю истины. Откуда мне ее знать? Мне всего двадцать восемь. Спроси лучше Гонзу – ему скоро сто восемьдесят. Он изучал этот мир гораздо дольше меня.

– И все же, – настаивала Инси. – Я не требую от тебя истины. Я хочу услышать твои соображения на этот счет.

– Ну... – протянул Пард. – Если коротко, то люди пришли для того, чтобы расшевелить этот мир. Слишком уж долгожители... одинаковы, что ли. Они не меняются из поколения в поколение, а вместе с ними остается прежним и мир.

Инси глядела на Парда с неподдельным интересом.

– Ты сам до этого додумался?

– Нет, – неохотно признался Пард. – Это Гонза так считает. Но я с ним вполне согласен.

– Правильно, – кивнула Инси. – Чтобы это осознать, нужно прожить полтораста лет. Не меньше. Долгоживущие расы слишком консервативны. Им и голову не приходит, что мир может когда–нибудь измениться. Он остается прежним, таким же, каким был пятьсот, тысячу, десять тысяч лет назад...

– Да? – спросил Пард с легкой иронией. – Десять тысяч? А ты об этом откуда знаешь?

– Из книг, – хладнокровно парировала Инси. – У меня богатейшее собрание Хроник Техников Большого Киева. За последние четырнадцать тысяч лет. Отец оставил... А кроме того, мне Иланд много рассказывал, еще когда я ребенком была и только начинала обучение.

– Эльф? А когда он родился?

– Больше шести тысяч лет назад. Он самый старший в команде Техника.

Пард содрогнулся. Шесть тысяч лет. Два миллиона двести тысяч дней – одинаковых, как капли дождя, что бушевал снаружи. Для того, чтобы вынести груз этой бездны времени и не сойти с ума нужна была нечеловечески крепкая душа.

Душа эльфа.

– Пард, наш мир застыл, как будто его сняли на «Полароид», а фотографию повесили на стену. Жизнь – это вечное движение. Если стоять на месте, тебя неизбежно догонит смерть. Я думаю, она уже близко ко всем нам. Ко всему миру.

– И ты решила, что мир нужно расшевелить и заставить тронуться с места?

– Это не я решила. Это сам мир решил, ведь он обязан пытаться спастись. Поэтому пришли люди. Живущие очень недолго, но жадные к новому, к переменам. Мир защищается. Защищается нашими руками и нашей тягой к переменам.

– Постой, – Пард задумался. – А как же система, которая наоборот, борется с переменами?

– Мир и система – это не одно и то же. Система – это всего лишь сеть городов на поверхности мира. Здания и машины. А мир – он вокруг нас. Это солнце. Это звезды. Это море, к которому мы приближаемся. Это земля под ногами.

– Под ногами у нас все чаще всего асфальт.

– В том–то и дело. Пришло время изгнать из мира систему.

– Скажи... А как возникла система? Почему вырос первый город? Откуда взялась первая машина?

– Хроники об этом умалчивают. Впрочем, вернемся – почитаешь сам. Извини, я их, конечно, не выкладывала в свободный доступ. Они есть только на головном сервере–автономе Большого Киева. А он даже не подключен к сети.

– Что же, они начинаются с полуслова? Вдруг?

– Да. Именно так. И мне не хочется, чтобы они закончились тоже на полуслове.

Дождь продолжал хлестать, словно пытался смести беспорядочными струями непокорные машины, покинувшие город.

И живых, что замахнулись на систему. Решили пробудить мир от спячки.

– Странно... – вздохнул Пард. – А ведь в команде из людей, призванных расшевелить мир, лишь ты, я, Ас, да покойные Банник с Лазукой. Остальные – долгожители.

– Это не меняет дела, Пард. Среди долгожителей тоже попадаются непоседы. Только такие и становятся техниками. И исключительно такие попадают в команду Техника Большого Киева.

– Даже Иланд, которому шесть тысяч лет?

– Даже Иланд.

Дождь стал потихоньку стихать, но за стеклами джипов и не думало светлеть. Надвигался вечер. Слабо пискнул вызов рации, и Пард потянулся к микрофону.

– Вторая, – отозвался он. Рация наполнила салон джипа голосом Вольво:

– Темнеет, Пард. Сегодня, наверное, никуда уже дергаться не станем. Степь раскисла, Босвельт говорил тут овраги встречаются, промоины. Еще застрянем. Как думаешь?

Пард сообразил, что Вольво на самом деле советуется с Техником. С Инси. Он взглянул на девушку: та согласно кивнула.

– Думаю, вы правы, шеф. От города мы отъехали, а утром двинем дальше.

Инси протянула руку и взяла микрофон.

– Шеф! Я останусь с Пардом. Можно?

Вольво помедлил.

– У вас хоть оружие есть? А то, не приведи жизнь...

– Есть, – перебил Пард, потянувшись к девушке. Точнее, к микрофону у нее в руке. – Мой пистолет, и ружье Гонзы. Да и что тут может случиться?

– Это степь, Пард. Мне, что ли, тебя учить? Ты же тут вырос.

– Не волнуйтесь, шеф. Самое страшное, что может случиться ночью в степи – это то, что пива найти не удастся. А с остальным вполне можно совладать. Да и рядом ведь мы, я ваш багажник вижу. А мой багажник видят Бюс, Роел, Зеппелин и Гонза.

– Чуть что – зовите, – проворчал Вольво и отключился.

– Позовем, – эхом отозвался Пард, хотя никто его уже не мог слышать. Только Инси. – Позовем, если потребуется.

Инси улыбнулась.

– Скажи, – Пард вдруг набрался храбрости, – а как тебе удалось стать Техником Большого Киева?

Улыбка Инси стала шире.

– На сервере–регистраторе стоит метка: «по совокупности знаний».

– Это как? Не нашлось никого достойнее?

– Именно так.

Пард глубоко вздохнул. Слабо в это верилось. Неужели в Большом Киеве не удалось отыскать техника сильнее двадцатилетней девчонки? Абсурд.

– А как насчет редких компьютерных формул? Помнишь, ты говорила, что тебя им научил Вольво?

– Честно говоря, – ответила Инси коротко, – это я научила Вольво многим формулам. А меня научил отец.

– Когда ты все успела?

– Успела. Семьдесят лет обучения – срок долгий.

Пард замер. Потом медленно повернулся к девушке всем корпусом.

– Сколько лет?

– Семьдесят. Только – я тебя умоляю! – никому не говори, что я такая старуха.

– Не понял, – Пард растерялся. – Люди в семьдесят лет выглядят несколько... иначе. Особенно женщины.

– А кто тебе сказал, что я человек?

Парда пригвоздило к водительскому креслу.

«А кто тебе сказал, что я человек?»

Вот так–то.

– Как? – Пард растерялся окончательно. – Кто же, если не человек?

Инси выглядела вполне невозмутимой.

– Ну, точнее сказать, я не короткоживущий человек. Мы не другая раса, мы... как бы тебе объяснить... особая семья внутри человеческого рода. Все долгоживущие люди – техники.

– Но не все техники – долгоживущие люди, – мрачно добавил Пард. – Я и не знал, что люди тоже могут жить долго.

– Если живут эльфы, гномы, вирги – почему бы не жить и людям?

– А как же тогда людская тяга к переменам? Ты ведь говорила, она присуща только людям, чей век вмещает от силы семьдесят лет.

– Люди непохожи на остальных живых. Даже наша семья – мы такие же, как и обычные люди. Только умрем позже. Мне кажется, время старших рас уходит. Их и так уже меньше, чем людей. Вряд ли это случайно. Мир нащупал свое спасение, и пытается восстановить шатающееся равновесие. У короткой жизни есть большой минус: не успеваешь многому научиться. А дикари миру не нужны. Он пытается сделать нас изменчивыми, и пытается продлить наш век.

– У нас это называется «сесть одной задницей на две скамьи», – проворчал Пард. – Если люди станут жить также подолгу, они быстро потеряют вкус к переменам. И все вернется к исходной точке. Хотя... скажу честно: теперь я тебе завидую. Я бы тоже хотел жить долго. За двадцать восемь лет я успел смириться с участью своей расы. А теперь выясняется, что и тут не все равны перед ликом Смерти...

Пард умолк.

– Ну, что же ты? – Инси подняла на него жесткий, как замерзший брезент, взгляд. – Самое время сказать: «Как несправедливо устроен мир!»

– Ладно, – глухо выдавил Пард, отворачиваясь. – Не стану я ныть. Все равно ведь ничего не изменишь.

– А вот это еще неизвестно, – небрежно сказала Инси.

Пард снова обернулся к ней.

– То есть?

– Если мы вывезем из Крыма новое знание, мир изменится. А значит, изменятся и те, кто в мире живет. То есть, мы. Невозможно изменить что–то в мире, не изменив сначала что–нибудь в себе. Запомни это, техник. Крепко запомни.