50. Михаил Зислис, старший офицер-навигатор, Homo, крейсер Ушедших «Волга».
– Не работает! – хмуро сказал Веригин. – Зараза!
– Дай сюда...
Веригин так же хмуро протянул коммуникатор.
С виду коммуникатор казался неповрежденным. Даже светился зеленым
глазок готовности. Но в телефончике таилась ничем не нарушаемая тишина
– да и непохоже было вообще, что коммуникатор отсылает вызов.
Зислис неуверенно потряс непослушную трубку, постучал ею о
раскрытую ладонь. С прежним результатом.
– По–моему, нас оставили без связи, Михайло, – сказал Веригин. В
голосе его сквозило уныние.
Трубка Веригина тоже молчала – они проверяли.
– Авария? – Зислис, казалось, разговаривал сам с собой. – Странно.
Какая может случиться авария? Мы в пустоте дрейфуем, тут даже пыли
толком нет.
– Да мало ли! – пожал плечами Веригин. – Может, причина внутри
корабля, а не снаружи.
Зислис задумчиво кивнул:
– Вот тут ты прав, Лелик, как Чарлз Дарвин. Причина действительно
внутри корабля. Как сказала бы Янка, зуб даю.
– Вряд ли Янка так скажет, – вздохнул Веригин.
– Говорит иногда. Редко, но все же...
– А Суваев знаешь как говорит в таких случаях? – перебил Веригин.
– Как?
– Клык на рельсу. Смешно, правда?
Зислис действительно усмехнулся.
– Что–то я не слышал от него ничего подобного, – проворчал он. –
Ты, часом, не сочиняешь, Лелик?
– Не–а! Я слышал. Когда он Янке что–то доказывал. Не помню что
именно.
– Клык на рельсу! – Зислис фыркнул. – А что такое рельса – он хоть
понимает?
Веригин опять пожал плечами:
– Ну... это какая–то железная хрень для вагонеток с рудой. Раньше,
говорят, их применяли. А в старых заброшенных выработках Пояса Ванадия
и посейчас еще встречаются.
– Какой же псих полезет в старые выработки? – удивился Зислис. – Я
бы не полез. Там все на соплях, того и гляди обрушится.
– Я бы тоже не полез, – задумчиво протянул Веригин. – А Суваев,
небось, лазил.
– Да ну, – беспечно отмахнулся Зислис. – Не лазил он никуда.
Скорее всего, накопал эту фразочку в своем легендарном дедовском
компе. Или от балбесов из «Меркурия» нахватался.
– Слушай! – Веригин без предупреждения сменил тему разговора. – А
стоим мы тоже из–за этой аварии? А, Миш?
Теперь настал черед Зислиса пожимать плечами:
– А я почем знаю? Наверное. Что еще у нас не работает?
Веригин беззвучно пошевелил губами, прикидывая.
– Связь и транспорт. Впрочем, у нас больше ничего под рукой и
нету.
Зислис неопределенно качнул головой, не то соглашаясь, не то
выражая сомнение, и почему–то вытащил из кобуры бласт.
– М–да. Ну, хоть это в порядке, – сказал он, возвращая бласт в
кобуру.
В тот же миг платформа дернулась. Болезненно как–то дернулась,
судорожно. И вновь встала. А потом послышался словно бы далекий топот,
и еще – два выстрела. Из бласта. Один за другим.
Веригин замер, вслушиваясь. Топот стал неравномерным, словно
бегущий неожиданно захромал.
– Это еще что такое? – сказал Веригин и несильно толкнул дверцу.
Дверца не поддалась. – Ой! Мы заперты, Миш!
Зислис в сердцах саданул по дверце локтем – только локоть отбил.
Топот приближался; теперь стало понятно, что бегут несколько
человек.
– Пошли–ка отсюда нафиг, – забеспокоился Зислис. – Не нравится мне
это...
Дверцу он все–таки откупорил. С помощью бласта. Шаги вдалеке на
миг прервались, но потом снова застучали, приближаясь. И
неравномерность сохранилась где–то в общем шуме.
Зислис выскользнул наружу; до входа в транзитный транспортный
рукав оставалось с полкилометра. Они находились в секторе складских
помещений (большей частью пустых), и редких сервисных дежурок. Метрах
в тридцати сзади остался поперечный коридор; от соседних поперечных
его отделяло километра по два.
Веригин выбрался следом за Зислисом, ловко перелезши через спинки
передних сидений. Они спрятались за улегшейся на брюхо платформой и на
всякий случай приготовили бласты.
Волжанин везде остается волжанином. Даже на корабле–фагоците.
Вскоре Зислис осторожно выглянул, и разглядел вдали четыре
силуэта. Двое поддерживали третьего, который заметно хромал. Свободный
держался позади всех и часто стрелял куда–то в сторону рукава.
– Да это Хаецкие! – узнал Веригин. Зислису показалось, что Лелик
не очень удивился.
Теперь сухопарые фигуры пилотов–близнецов показались знакомыми и
Зислису. Один из Хаецких хромал, второй его поддерживал.
– А двое других это, небось, Прокудин и Мустяца, – предрек
Веригин. Как выяснилось, попал он в самое яблочко.
У выхода из рукава мелькали неясные темные фигуры. Оттуда тоже
стреляли; при звуках выстрелов бегущие рефлекторно пригибались и
втягивали головы в плечи.
Когда от увечной платформы с выломанными дверцами их отделяло
метров двадцать, фигуры у входа вдруг дружно снялись и рванули по
следу. Веригин не выдержал, коротко выматерился, вскочил на капот
платформы и принялся вовсю палить из бласта по преследователям. Зислис
на капот вспрыгивать не стал, просто вытянулся в полный рост и
перехватил бласт обеими руками.
При виде выскакивающих из–за платформы людей троица с хромым
запнулась; здоровый Хаецкий вскинул было руку с бластом, но в
следующую секунду узнал Веригина и что–то коротко, на выдохе
прохрипел.
Замыкающий (Прокудин, великолепный стрелок ввиду дальнозоркости)
был слишком занят, чтобы разглядывать Веригина и Зислиса: он,
опустившись на одно колено, прицельно бил вдоль стержневого коридора.
Несколько секунд – раненого усадили за платформой у стены; а по
преследователям дали такой плотный залп, что те сочли за благо
немедленно залечь. Веригин тотчас спрыгнул с капота, остальные просто
присели.
– Мать вашу! – оригинально поздоровался Зислис. – Это что за
гвардия?
– Орлы из «Меркурия». Шадроновские рожи, – ответил Мустяца.
– А зачем?
– Понятия не имею. Но на офицеров открыта охота.
Лицо Зислиса вытянулось.
За платформу, пыхтя, спрятался Прокудин, на ходу меняя батарею в
бласте.
«Много же ему пришлось пострелять!" – с уважением подумал Веригин.
– Только что стреляли в Ромку, – буркнул Прокудин. – Это бунт.
Зислис растерялся.
– Какой, к чертям, бунт? Сейчас охранные роботы примчатся – и
конец бунту! Знаем, проходили.
– Не примчатся роботы, – хмуро заверил Прокудин. – В том–то и
дело.
Зислис ждал объяснений, но Прокудин высунулся и снова принялся
палить из перезаряженного бласта.
– Действительно не примчатся, Миша, – сказал раненый Хаецкий,
Валентин. Сказал и поморщился. – Сейчас в рубках никого нет. Корабль в
сущности неуправляем. Директорат подгадал время встречи в жилых так,
чтобы наших на вахтах было поменьше. Плюс привязался ко времени
пятичасовой смены. Наши все сменились, но никто не заступил –
транспортники придержали платформы. На вахте сейчас исключительно люди
директората и бандиты–транспортники. И они пытаются прибрать к рукам
весь корабль.
– Но как? У них же не хватит доступа! – Зислис недоумевал.
– Смотря на что. На то, чтобы отыскать отрезанного от
биоскафандров Ромку и убить – хватит.
– А я гадал – почему мы стоим? – пробормотал Веригин. – Так что,
эта встреча в жилых – просто ловушка?
– Граждане, – вмешался Артур Мустяца, выглянув из–за платформы. –
Это все, конечно, безумно интересно, но не хотите ли вы немного
пострелять? Иначе стрелять будут в нас.
С минуту вместо разговоров звучали лишь бласты.
– Черт! – с безнадегой в голосе ругнулся Прокудин. – А ведь они
нас обойти могут. И обойдут. А у меня последняя батарея.
И Зислис принял решение. Раз уж бунт... Раз Ромкины бредни
оказались вовсе не бреднями...
– Так, ребятки! Тут рядом схрон есть. Там можно отсидеться.
Давайте–ка за мной!
Ребяткам дважды предлагать не пришлось. Дав вдоль стержневого
прощальный залп, по плотности не уступающий приветственному, все
устремились за Зислисом, к близкому углу, в поперечник. Раненого
Хаецкого подхватил брат, а с другой стороны – Веригин. Все старались
держаться точно за горбиком неподвижной платформы.
– Что такое схрон? – на бегу поинтересовался Прокудин. – А?
– Ну, схрон, бункер. Закрытый модуль, там припасы, оружие,
батареи. На всякий случай.
– Ни хрена себе! – удивился Прокудин. – Тут и такое предусмотрено?
Я и не знал.
– Откуда тебе знать? Знают только шестеро. Старшие и капитан.
Собственно, мы же все это и устроили.
– А далеко до твоего схрона?
– Не очень. Если Валька не ослабнет, доковыляем.
Они свернули за угол; некоторое время можно было не опасаться
выстрелов в спины, но осознание того, что преследователи тоже вскочили
и бегут со всех ног, заставляло наддать. Раненый в бедро Хаецкий был
белый, как световая панель, но сцепил зубы и старался хромать как
можно шустрее. Правая штанина у него была темная от крови и на взгляд
– очень липкая.
Они успели еще раз свернуть еще до того, как из–за угла
стержневого показались молодчики Шадрона.
– Все, – успокоил Зислис. – Теперь близко.
Он свернул в последний раз и оказался в тупике.
Беглецы встали, словно к полу приклеились.
Евгений Хаецкий в сердцах пробормотал:
– Бродить, так бродить, сказал Моисей и завел всех в пустыню.
– В тупик, – поправил его Веригин. – Но имя почти совпадает...
– Умри, недостойный, – отмахнулся от него Зислис и отыскал на
серебристой панели у самого пола кодовый сенсор. Приложил палец.
Тотчас в глухой стене тупика чмокнула и разошлась перепонка.
– Давайте! – скомандовал он.
Повторять не пришлось.
– Надо же, – покачал головой Прокудин. – А с виду просто стена...
Изнутри Зислис мгновенно перепонку зарастил. Тем же манером. И
сказал:
– Фу–у! Давненько я так не бегал! С обороны космодрома...
Спутники недоверчиво озирались.
Им открылся достаточно просторный зал с несколькими дверьми
обычного типа. У стен располагались диваны, столики, кресла, ниши со
всякой всячиной. В центре зала свет был поярче, у стен – потусклее, но
над некоторыми столиками горели небольшие светильники. В целом зал
напоминал непомерно большой ресторан, только без стойки бара и сцены
для музыкантов. Впрочем, возвышение три на три метра все же имелось,
но почти все оно было занято столом и креслом. Вместе это сильно
напоминало стандартный рубочный пульт.
– Не бойтесь, – успокоил Зислис. – Сюда никто не проникнет. С
доступом ниже двадцати трех – только Фломастер. А больше – никто.
– А мы? – не понял сразу Веригин.
– Ну, я имел в виду, что никто не сможет открыть перепонку, –
поправился Зислис. – Только капитан и пятерка старших.
– Аптечка тут есть? – озабоченно справился Евгений Хаецкий.
– Есть где–то... Вон там, в нишах поройся, – Зислис рукой указал
где искать. Веригин тут же бросился Хаецкому на помощь.
– Вот! Вот аптечка! – Мустяца метнул Хаецкому прямоугольный брикет
с красным крестом – естественно, что волжане пометили синтезированные
медикаменты и прочие врачебности древним и привычным символом.
Хаецкий раскрыл аптечку и склонился над братом.
Зислис устало повалился в ближайшее кресло. Прокудин уже отыскал
нишу с батареями и с серьезной миной набивал карманы. Потом он нашел
мощный двухпотоковый «Гарпун», одобрительно присвистнул и примерил
оружие по руке.
– Вот это знатная пушка! – Прокудин поцокал языком. – Уважаю!
К Зислису присоседился Мустяца – развалился на диванчике.
– Ну и ну, Мишка! Что же, это все вы с кэпом устроили?
– Ага. После первого бунта. Я полагал, что второго уже не
случится, после того как увидел в деле роботов. А вот Ромка оказался
осторожнее. Зря я ему не верил!
Тут Зислис спохватился:
– Слушай, ты говорил, что по нему стреляли?
– Это Прокудин говорил. Я сам ничего не знаю. Еле смылся от
своих... работничков. А по пути расспрашивать, извини, было недосуг.
– Боря! – позвал Зислис Прокудина. – Давай, колись!
Тот пошевелил бровями, поиграл морщинами на лбу, подыскивая слова,
потом вздохнул и ответил:
– Короче, я услышал, что по кэпу стрелял какой–то псих на входе в
один из рукавов. Не попал. Кэп и с ним пятеро ушли в ремзону и их
активно ищут.
– В ремзону? – Зислис нахмурился. – Черт! Там ни одного схрона
нет!
– А где есть?
– В жилых, в офицерском несколько штук и парочка в промежутке. Ну,
и около рубок еще.
Зислис обернулся к Мустяце – старшему сервис–инженеру.
– А скажи–ка мне, Артур, – Зислис был не на шутку озабочен. –
Капитана возможно отследить в ремзоне с сервис–вахты?
Мустяца, поджав губы, кивнул несколько раз и развел руками:
– Увы! Возможно. Особенно, если увеличить число вахтенных. А люди
Гордяева занялись в первую очередь именно этим.
– Разве можно обойти Ромкин запрет? – усомнился Веригин. Он тоже
пришел на разговор, когда выяснил, что Хаецкий вполне справляется с
раной брата.
– В том–то и дело, что можно. При условии, что на вахте никого с
более высоким доступом нет. Если будут действовать грамотно и без
задержек, запрет полностью обойдут дня за два. Едва с кораблем
сольется достаточно много народу – капитану конец. Да и нам тоже.
Мустяца глубоко вздохнул.
– Такие вот пироги, чтоб его...
– М–да. Положеньице... – Зислис попытался сообразить – есть ли у
директората спецы с индексом доступа четырнадцать–пятнадцать,
способные опрокинуть капитанский запрет. И понял – что есть.
Во–первых, Самохвалов. Во–вторых, Осадчий. В третьих, не факт, что
кое–кто из офицерского не переметнется. Все бывает... Тем более, в
смутные дни.
– А кто с кэпом в ремзоне? Известно?
– Женатики наши, Риггельд и Смагин со своими драгоценными, и,
видимо, Суваев.
– Риггельд и Смагин неженаты, – уточнил Зислис. – Пока.
– Вот именно – пока, – Мустяца вздохнул, как показалось Зислису –
с некоторой завистью.
– Слушай, Мишка, а пожрать тут есть что–нибудь? – спросил
Прокудин. – Я с утра голодаю.
– Есть. Вон там кухня, пошуруй в холодильнике... – сказал Зислис,
и осекся, потому что у кого–то из Хаецких вдруг тренькнул вызов
коммуникатора. Неправильно эдак тренькнул, нештатно, словно кто–то
игрался с несуществующими проводами: то замкнет, то разомкнет.
Валентин уже держал трубку у уха, но, видимо, она молчала, потому
что он ее потряс и поколотил о ладонь, совсем как недавно Зислис. А
потом замер, глядя на мигающий глазок готовности. И медленно расплылся
в улыбке.
– Это пилотский код, граждане! Нас капитан вызывает!
Зислис почувствовал, как неприятная пустота в груди начинает
понемногу таять.
«Интересно, – подумал он. – Я когда–нибудь кому–нибудь буду так же
верить, как Ромке? Как своему капитану?»
А Хаецкие неотрывно глядели на мигающий глазок коммуникатора и
неслышно шевелили губами в такт.
Необычное это было зрелище.