48. Павел Суваев, старший офицер-аналитик, Homo, крейсер Ушедших «Волга».
В десять минут шестого Суваев чмокнул жену в щеку и выскользнул в
коридор жилого сектора старших офицеров. Из каюты напротив как раз
выходили Курт Риггельд и Юлька Юргенсон. Юлька улыбалась, а Курт
хмурился и нервно оглаживал тяжеловесную кобуру на поясе.
Суваев тоже потрогал кобуру – уже недели три как не пустую.
Капитан Савельев в который раз продемонстрировал недюжинную
прозорливость, раздав своему ближайшему окружению оружие.
Беспорядки в жилых секторах экипажа начались спустя какую–нибудь
неделю после вооружения. По кораблю ползли слухи один глупее и нелепее
другого, но волжане им почему–то охотно верили; а неожиданная
остановка сервис–систем едва не вызвала взрывной голодный бунт. Двое с
лишним суток Артур Мустяца провел в биоскафандре, в единении с
кораблем, и вывалился из шкафа выжатый, как лимон. Как наркоман после
передозировки.
Но систему он все–таки оживил со своими обормотами–подчиненными.
– Привет, Суваев, – поздоровалась Юлька. – На встречу?
– Ага.
Риггельд просто кивнул, и не проронил ни слова.
Втроем офицерство влезло в приветливое нутро транспортной
платформы; с недавних пор платформы переделали из простых летающих и
прыгающих сквозь пространство плоскостей в копии вездеходов или
автомобилей – с кабиной, дверцами, сидениями. Суваеву нравилось это
новшество. Тем более, что платформы продолжали исправно прыгать по
кораблю, словно чудесные пассажирские блохи.
– Где сборище–то? – недовольно поинтересовался Риггельд. –
Дожились, Donnerwetter! Митинги на борту!
– В жилых... На площади, – подсказала Юлька с готовностью.
– Какой еще площади? – удивился Риггельд.
Юлька улыбнулась и потерлась щекой о его плечо.
– Ну, там зал такой есть здоровый, где Мустяца фонтан выращивал,
помнишь? Вот, это место теперь площадью и называют.
– А... – дошло до Риггельда. – Фингерный зал. Знаю.
– Его расширили, кстати, – уточнил Суваев. – Площадь теперь –
самое для него подходящее название. Особенно, когда фонтан запустили.
Вездеход вырулил в транспортный рукав и резко увеличил скорость.
Далеко впереди мерцали габаритные огни еще одного. Полумрак рукава
захлестнул кабину, и только бессмысленное свечение под лобовым
стеклом, там, где полагалось находиться приборной доске, тщетно
пыталось этот полумрак разогнать.
«Сейчас прыгнем», – подумал Суваев, по привычке пытаясь уловить
момент перехода на финишный участок.
Насколько он знал, это еще никому не удавалось – уловить момент
прыжка.
Впереди замаячило размытое пятно света – транспортный рукав
вливался в пузырь–распределитель. Здесь перекрещивались несколько
рукавов. Передняя платформа как раз нырнула в это световое пятно, и
оранжевые габаритные огни тотчас поблекли.
А потом вспыхнули алые пятна экстренного торможения, и с некоторым
опозданием донеслись звуки выстрелов и глухой удар – передняя
платформа вильнула в сторону и ткнулась в стену пузыря. Захлопали
дверцы, и кто–то закричал злым надсадным голосом, а потом снова
затрещали выстрелы из бласта.
– Что такое, черт возьми! – Суваев подобрался, как ныряльщик перед
прыжком. Бласт словно бы сам собой перекочевал из кобуры в руку.
Они как раз приблизились к пузырю, внешне похожему на большой
стеклянный шар, в котором змеились хитроумные многоуровневые развязки
нескольких тоннелей. Платформа с помятым корпусом приткнулась к
неповрежденной стене пузыря, оторванная с мясом дверца валялась рядом.
Внутри платформы–вездехода сидела Яна Шепеленко, бледная, но
решительная, и в руке ее мелко плясал бласт «Витязь».
– А, – сказала она с нескрываемым облегчением, – это вы...
Суваев обернулся – Юлька и Риггельд, тоже вооруженные, стояли чуть
позади него.
– Что за стрельба? – поинтересовался Суваев. – Прям, как дома...
– Не знаю, – Янка качнула головой. – Мы ехали на сборище... Я,
Смагин и Рома. Тут нас обстреляли – во–он оттуда. Рома со Смагиным
погнались.
– Кто стрелял–то хоть, видели? – угрюмо спросил Риггельд.
– Не знаю. Тип какой–то, в обычном комбезе. Шарахнул несколько
раз, и наутек пустился.
Суваев внимательно глянул на увечную платформу. В лобовом стекле
виднелись четыре аккуратненьких овальных отверстия.
– Кто сидел впереди? Рома?
– Ага, – Янка кивнула. – Я вообще–то не очень рассмотрела кто
стрелял. Мы со Смагиным целовались.
Суваев негодующе скрежетнул зубами.
– Е–мое! – всплеснула руками Юлька. – Так что получается, стреляли
в капитана?
– Именно так и получается, – буркнул Суваев, оглядываясь. – Куда
они побежали, а?
– В рукав. Вон в тот.
– Пошли–ка, Курт...
И Суваев со всех ног бросился в указанном направлении. Ботинки
скользили по наклонному полу, гладкому, словно олимпийский лед. Курт
поспешил следом, и Юлька отчаянная, конечно же, не пожелала
отсиживаться в уголке.
В рукаве было сумрачно и сухо; воздух казался ощутимо плотным,
словно давление здесь было выше, чем в пузыре–развязке. Вдалеке еле
заметно тлели два габаритных огня быстро улепетывающей платформы и
неясные силуэты людей. Люди приближались.
Суваев благоразумно вжался в стену, чтоб не маячить на фоне
светлого пятна – входа в пузырь–развязку. Риггельду и Юльке объяснять
смысл ухода в сторону не пришлось – сами мгновенно убрались.
Двое в мутной полутьме рукава тотчас залегли.
– Наверное, это Ромка со Смагиным, – прошептала Юлька. – Позвать
их что–ли?
И, не дожидаясь ответа, звонко выкрикнула в бесконечную с виду
трубу–тоннель:
– Рома! Это ты?
– Юлька? – донесся искаженный эхом ответ. Суваев не без труда
опознал голос капитана.
– Я, кэп! Нас трое, я, Курт и Пашка.
Вдалеке обе фигуры поднялись с гладкого пола и, пригибаясь,
стремительно побежали вдоль стен рукава. Спустя пару минут Рома и
Смагин, бесшумно, будто бесплотные тени, приблизились на расстояние
нескольких метров.
Комбинезон Смагина с одного боку был грязен и изорван, словно его
с размаху протащило юзом по дасфальту. У Ромки на щеке багровел
большой продолговатый синяк. Оба держали в опущенных руках бласты –
Рома стандартный «Витязь», а Смагин – усиленную модель, двухпотоковый
«Гарпун».
– Ого! – сказал Суваев и присвистнул. – По вам стреляли, кэп?
– По нам, – буркнул Рома недовольно. – По кому же еще?
– Кто?
– Хотел бы я знать!
– Мальчики! – вмешалась Юлька. – А не лучше ли нам убраться
отсюда? Хотя бы к платформам, а нет – так и дальше. А?
– Лучше, – безропотно согласился Рома. – Пошли.
Смагин, не проронив ни слова, двинулся прочь из рукава, в пузырь,
к свету. Глаза у него были белые, совсем как в последний день на
Волге, когда он нежданно–нагадано навсегда расстался со своим
кораблем.
Они приблизились к двум платформам; Янка выскочила навстречу.
– Целы? – спросила она, беспокойно глядя на кэпа и Смагина.
– Целы, – процедил капитан. – Ушел, зараза! У него платформа
стояла в рукаве.
– Значит, он нас поджидал, Рома, – глухо сказал Смагин. – Точнее,
наверное, даже не нас, а тебя, капитан.
– С бластом наизготовку, – добавила Янка. – Тебя пытаются
сместить, капитан.
– Ты должен быть осторожнее, капитан, – с легким раздражением
продолжил Рома тем же тоном. И сердито плюнул вниз, на ленту,
соединяющую два рукава уровнем ниже.
Смагин тем временем спихнул увечную платформу с дороги; она,
величаво кувыркнувшись, полетела куда–то вниз, в прозрачную пропасть,
к белесому дну пузыря. Следом отправилась и одинокая отломанная
дверца.
– Поехали, – сказал Смагин, садясь в целую платформу. – Залезайте.
Шепеленко, Риггельд и Юлька намерились было последовать его
примеру; Рома остался на месте. На ленте перед платформой. Он вынул из
нагрудного кармана нечто вроде блокнота, раскрыл его и внимательно
уставился на матовый экранчик. На лице его отражались досада и
недоумение.
Несколько секунд все молча ждали.
– Яна, – наконец нарушил молчание капитан. – Кто у тебя сейчас на
вахте? В базовом?
Шепеленко взглянула на часы.
– Жаркевич сменился... В пять. Должна Ритка Медведева заступить. А
что?
Капитан продолжал глядеть на экранчик своего прибора.
– Жаркевич–то сменился. В пять, как и положено. Но на вахту никто
не заступил, базовый информатики пуст.
– Не может быть! – не поверила Янка.
Капитан раздраженно дернул плечом, решительно сел на переднее
сидение платформы и звучно хлопнул дверцей.
– А у тебя в рубке, Юля?
– В пять должен заступить Хаецкий. Только не помню который.
Смагин, вот, сменился, а Хаецкий заступил.
– Хаецкий не заступил, Юля. Пилотская рубка тоже пуста.
Юлька вопросительно повернулась к Смагину.
– Юра? Это как понимать?
Смагин пожал плечами:
– А как понимать? В пять меня выбросило из системы, ну, я из шкафа
вылез. Хаецкого еще не было. Я еще удивился, помню: во, псих, на вахту
опаздывает! Я его не стал дожидаться, все равно в пилотской работы не
было...
Рома уже тащил из кармана коммуникатор. Откинул микрофон, прижал
трубку к уху.
– Але! Валентин? Ты где? А Женька?
С минуту Рома внимательно слушал. Потом молча отнял трубку от уха.
– Так–так. Хаецкий до вахты до сих пор не добрался. Он застрял, в
рукаве по дороге от офицерского к рубкам. Платформа по выезду из
офицерского прыгать не стала, так и тащилась обычным манером. А потом
стала, в без пяти пять. И до сих пор стоит. Он звонил транспортникам,
обещали разобраться...
– А транспортники, – донельзя скучным тоном констатировала Яна, –
почти сплошь люди Шадрина да Юдина. Как раз тех, кто не прочь капитана
сместить, насколько я понимаю.
– Раньше ты говорила, что в капитанство метит директорат, а не
бандиты, – заметил Смагин.
– Да заодно они, что тут думать, – Яна пожала плечами. – Кэп, это
заговор. Они пытаются отсечь нас от корабля. Проверь на всякий случай
боевую.
Капитан потрогал несколько клавиш на приборе. И сердито засопел,
когда разглядел ответ.
– В пять кто–то из канониров сменился. Никто пока на его место не
заступал...
– Was fuer ein Verdruss! Teufel auch! – выругался Риггельд. – Как
они ловко подгадали! Наши сменяются и уходят с вахты, чтобы успеть на
сбор в жилых. А заступающих тормозят транспортники! Ловко, hol's der
Teufel! Das nennt man Pech haben!
– Знаешь что, Рома, – решительно произнесла Юлька. – Не стоит нам
туда ехать. На сбор. Что–то там зреет нехорошее.
– Какого же черта в нас стрелял этот олух? А? Если нас пытаются
заманить и прикончить, какой смысл пугать нас по дороге? Тем самым
предупреждая?
Рома с сомнением покачал головой.
– Нет, Юлька... Что–то тут не стыкуется.
– Но ехать, – уверенно сказал Суваев, – все равно не стоит.
Давайте–ка лучше назад в офицерский уберемся, и нашим всем сообщим.
Пока не поздно.
Суваев без колебаний врубил циркулярный вызов, но коммуникатор,
пару раз пискнув, вдруг без видимых причин отключился. Изумленно
уставившись на доселе безотказную говорилку Суваев застыл, сразу став
похожим на земного Сфинкса.
– А–а–а... – протянул он. – Не понял?!
Рома снова потыкал ногтем в миниатюрную клавиатуру своего
приборчика.
– На связи кто–то есть, – сообщил он спустя секунду. – И даже не
один – там посекторные вахты...
– Зуб даю, это доверенные директората, – Янка насупилась. – «Зуб
даю» в ее устах прозвучало как–то странно и неуместно.
– Кстати, – небрежно заметил спокойный Риггельд. – А почему мы
стоим? Вроде бы, решили в офицерский возвращаться?
Рома медленно поднял голову от экранчика и обернулся к Риггельду.
До капитана наконец дошло.
– Курт... Черт возьми! Они же и нашу платформу контролируют!
Смагин немедленно навалился на дверцу. С нулевым результатом.
– Поздравляю, – выдохнул он. – Мы заперты.
В тот же миг платформа плавно заскользила прочь из пузыря, но не
назад, к офицерскому, а в прежнем направлении. К жилым секторам.
Навстречу веселым людям из директората. Навстречу Юдину и Шадрону.
– В сторону! – рявкнул Смагин и вытащил бласт. Сухо щелкнул
освобожденный импульс; Смагин из очень неудобного положения саданул по
дверце ногой. Дверца открылась.
– Прыгаем! Пока ход не набрали!
Рома не менее решительно высадил переднюю дверцу и вывалился на
ленту дороги. Сверху на него вывалилась Юлька. Некоторое время все по
инерции скользили по гладкому покрытию, сквозь зубы ругаясь и изо всех
сил пытаясь остановиться. Пустая платформа некоторое время тянула
прочь, но потом замерла, безучастно шевеля незакрытыми дверцами.
– Ходу, ребята, ходу! – Суваев взял инициативу на себя. Он
подтолкнул Смагина с Янкой и побежал назад, в пузырь. Риггельд, плечом
к плечу с Юлькой, поспешили за ними.
– Не отставай, капитан!
Рома, с бластом в правой руке и раскрытым прибором–блокнотом в
левой, честно пытался не отстать.
– Пашка! Уйдем через ремзону, спускайся вниз, там лестница на
входе в рукав должна быть! – крикнул он.
– Ага, вижу! – подтвердил Суваев.
Вдалеке, в сумрачной мгле рукава, засветилась желтая искорка,
постепенно раздваиваясь. Чьи–то зажженные фары.
– Вперед, капитан! – Риггельд замер перед скобяной архаичной
лесенкой, выполненной из полупрозрачного материала, неотличимого от
стен пузыря–развязки. – Мы прикроем.
Суваев уже ссыпался вниз и наугад пинал ногой стены в поисках хода
в ремзону.
– Нашел! – крикнул он обрадованно секунд через десять.
Из рукава слабо потянуло воздухом – похоже, платформа приближалась
даже не одна. Сухой шелест звучал зловеще.
«Ну, попали! – подумал Суваев, пропуская капитана в ремзону. – И
это самый совершенный корабль в обозримой части галактики! Фагоцит
хренов! Как крысы на чайном клипере, е–мое...»
Мысли лихорадочно скакали в голове, толкались и сменяли друг
друга, словно картинки в калейдоскопе.
Риггельд скользнул в ремзону последним и с размаху захлопнул за
собой дверь.
– И куда дальше? – вопросительно прошептал Суваев.
Вокруг сомкнулась кромешная тьма.
– Я знаю, куда, – тихо ответил во тьме голос капитана. Кто–нибудь
подсветить может?
Янка немедленно щелкнула химической зажигалкой и тусклый синеватый
огонек бросил на лица призрачные отсветы.
Капитан снова возился со своим прибором.
– Ага, вот, – сказал он, на что–то нажимая, и довольно хлопнул
крышкой, пряча плоскую коробочку в карман.
В тот же миг участок потолка точно над головой капитана стал
источать рассеянный желтоватый свет.
– Двинули! – выдохнул Рома Савельев и решительно зашагал куда–то
вглубь ремзоны. Светлое пятно послушно поползло по низкому потолку
капитану вослед.
Уже через полста шагов коридор резко свернул.
«Да, – подумал Суваев уныло. – Ничего не меняется. Человек
остается скотиной даже на суперкорабле. Стреляет в ближних, рвется к
власти и прячется по подвалам.
Только подвалы теперь чистые. Без сырости и крыс.
Меняется только окружение. А люди остаются прежними...»
Отчего–то Суваева не слишком обрадовал этот вывод.
