Идущие в Ночь - Анна Китаева - Книжная Полка

Эпилог. Меар, утро.

Начинался рассвет. Не пересвет, а именно рассвет – утро после Ночи.

Трое покинули внешнее кольцо дольменов и медленно спускались к Каменному лесу. За ними, прихрамывая, сцепив зубы от назойливой, тупой боли, шел Халимор. И еще дальше – остальные уцелевшие хоринги.

Путь завершился. И кончилась Ночь.

Край Меара выглянул из–за горизонта. Тури привычно напряглась, ожидая, что ее вот–вот сожмет стальными зубами судорога преображения.

Но ничего не случилось.

– Как это?.. – пораженно спросила она, поначалу ни к кому не обращаясь. – Как это может быть? Лю... Ассанг!

– Теперь Меар над тобой не властен, – грустно сказал чародей. – Точнее, его власть утратила главное – ты не обязана беспрекословно повиноваться. Тебе открыта сила чар, и ты теперь можешь сохранить человеческий облик по собственному желанию. Только пока что недолго. На весь день у тебя не хватит ни сил, ни умения.

– Ну! – возмущенно сказал Моран и отвернулся.

– Почему вы недовольны? Оба? – слабым голосом спросил Халимор.

– Да так просто не бывает, – Моран плюнул в траву. – Это вы все наслушались сказок с хорошим концом. Оборотень всегда остается оборотнем, хочет он того или нет. А все магические штуки – это вы без меня. Спасибо, конечно, Ассанг – или как там тебя – за память. Но в красные дни я все равно вулх, что б вы там ни придумывали. Сколько красивых слов ни скажи, суть вещей от этого не изменится, как вы не поймете, мудрецы? Я анхайр. И останусь анхайром. Все.

– А кто тебе мешает? – поразился Халимор.

– Да потому что все летит в задницу! – взорвался Моран. – Какого хрена тогда мы все страдали столько кругов, если оборотень может хранить человечий облик под любым солнцем? Значит, всего лишь навсего все мы – ублюдки и придурки, так?

– Нет, просто невежественные и несчастные существа, – тихо сказал Халимор. – Вас лишили права знать, кто вы, и отняли право быть собой. А ты, Моран, вернул себе это право. И можешь вернуть его другим.

– Нет уж, – скривившись, сказал Моран. – В спасители я не гожусь. Я сейчас же двинусь обратно. За Юбен. Корняга! Пойдешь со мной?

– Вы вернулись! – корневик пританцовывал на осыпи, разбрасывая мелкие камешки и подняв тучу пыли. – Вы вернулись! Я знал!

– Что ты знал? – устало спросил Моран.

– Ну... – засмущался Корняга. – Ну, не знал... Но верил! А куда, куда пойдем, Моран... ой, Одинец, я не нарочно! А куда пойдем?

– Заткнитесь все! – заорала Тури так, что корневик оступился и съехал вниз по осыпи на несколько шагов. – Какая разница, куда пойдем? Мы свободны! Понимаешь, Моран, свободны?!

Она прыгнула на анхайра, как карса, и поцеловала его в ухо. Потом в щеку. Потом рывком развернула к себе и поцеловала в губы. Моран поморщился и потер раненое плечо.

– Девочка, не зарывайся, – голосом Лю сказал Ассанг. – Я ревновать буду. Я старый, мне волноваться нельзя.

Тури радостно захохотала и повисла на шее у чародея.

– Тебя я тоже люблю. Я всех люблю! Слышишь, Скри?

– А куда пойдем? – азартно спросил корневик.

– Постой, постой... – Моран вдруг принюхался. – От тебя почему пивом несет? Ты, пень с ушами, откуда пиво взял?

– Да я... – Корняга застеснялся.

– Два, – коротко сказал Моран.

– В дупло спрятал! – выпалил Корняга. – От самой Сунарры берег! Уж сколько раз выпить хотелось, но я... хочешь глоточек, Одинец?

– Моран я, – мрачно сказал анхайр и неожиданно ухмыльнулся. – Ладно, давай пива.

Он обернулся к чародею.

– Понимаешь, вот вы сейчас такое говорите, что можно подумать – все теперь будет хорошо. Всегда. А я такого не люблю. Потому что так не бывает. Никогда и никому не удавалось сделать все так, как хотелось бы – не можем мы быть вместе, не будем мы счастливы вечно, понимаешь?

– Я буду, – уверенно сказала Тури.

– Нам с тобой была не судьба встретиться. Мы не могли быть вместе. И в этом была правда, настоящая правда. Жестокая и противная. Потому что жизнь такая. А сейчас мы рядом, но так не бывает. Нас кто–то обманывает. И чем дольше мы будем оставаться обманутыми, тем страшнее будет расплата.

– Ага, – сказал Ассанг. – А правда в том, что вот теперь мы вместе, и ты влюбишься в Тури, и будешь с ней, и я влюблюсь в нее, и мы с тобой поссоримся, и ты захочешь убить меня, а я искалечу тебя заклятием; и ты будешь лежать в своей берлоге окровавленный и озлобленный, и никто не принесет тебе, умирающему от голода, кусок хлеба; потому что Корняга украдет твои деньги и сбежит в Хадас, где его сожгут пьяные бродяги; а Халимор просто уйдет, потому что ему на тебя плевать, он начнет собирать силы для Возрождения хорингов, но его убьют Чистые братья; а я брошу Тури в Дибале, где ей придется торговать собой, чтобы выжить; она потеряет все зубы, получая оплеухи вместо денег, однажды не выдержит и убьет клиента, а когда через четырнадцать кругов выйдет из подземной тюрьмы – найдет меня и убьет. Броском отравленного гурунарского ножа. Это будет последнее, что останется у нее от нашего путешествия. Так похоже на жизнь, Моран?

– Так – похоже, – мрачно сказал Моран и сразу светло улыбнулся из под насупленных бровей. – Да ладно, чего вы... Трудно переделывать себя.

– И не надо, – голос Халимора звучал, как шелест пересветного ветерка. – Оставайся собой истинным. Только это еще труднее...

– Кстати, о ножах, – Моран хлопнул себя по лбу и ловко, словно фокусник, извлек из–под плаща гурунарский метательный нож.

– Держи, госпожа Тури... Ты умело ими пользовалась. Так что один теперь – твой.

И он протянул узкую полоску металла рыжей девчонке. Метательный нож. Тот, что получше.

– Когда ты его подобрать успел? – спросила Тури растерянно. Похоже, ей никто и никогда не делал подарков. – Спасибо, Моран.

– Пожалуйста. Если не свидимся больше – может, вспомнишь.

Тури жестко взглянула на анхайра.

– Что значит – не свидимся?

– Я не верю в сказки, Тури, – тихо сказал Моран. – Все–таки не верю. Я хотел бы, чтоб ты была рядом... Но мы разные. И принадлежим разным мирам. Все, что я могу тебе обещать – это помнить.

– Ну, ладно, – нарочито громко сказал Ассанг. – Вы тут разбирайтесь, а у меня еще дела есть... Ветер! – еще громче позвал он.

Вороной красавец неспешно подошел к нему, аккуратно ставя копыта между камней, и ткнулся мягким губами в ладонь.

– Пришло время вам расстаться, мальчики, – негромко сказал Ассанг. – Спасибо, Ветер. Прощай – или до свиданья?

Громкое ржание эхом отразилось от дольменов. Ветер взвился в свечу – и в то же время остался неподвижным. Только тот конь, что отступал сейчас по осыпи на задних ногах, был рыже–коричневым, а стоящий смирно – белоснежным.

– О как! – пораженно сказал Моран, оглядываясь.

Рыжий конь опустился на все четыре копыта и сделал еще один шаг в сторону. И в то же время не сделал его. То есть гнедой – сделал, а соловый – нет...

Три коня стояли рядом – белый, гнедой и соловый.

– Трое в одном, – Роэн одобрительно кивнул и закашлялся. – Ты хорошо придумал, Ассанг. Это именно то, что нужно было для вашего путешествия.

– Вот почему он был такой неутомимый, – понимающе прошептала Тури.

– Вот почему он жрал за троих... – пробормотал Моран.

– Лови, – Ассанг бросил Морану повод белого. – Его зовут Снежок. Тебе понравится.

– А мне – вот этот! – возбужденно завопила Тури, бросаясь к соловому. – Как его зовут?

– Его зовут Чоб, – сказал маг. – Только тебе он не достанется. Если Халимор все–таки отправится с нами, Чоба возьмет он. А я уж на Дарахе... хотя вообще–то я старый, мне быстро ездить нельзя...

– А как же я? – обиженно сказала Тури, тряхнув рыжей гривой.

– А ты побежишь рядом, карса, – строгим голосом сказал Ассанг. – Ты ведь ничего еще не умеешь, Тури. Сейчас сила Трона окончательно покинет тебя, и ты станешь карсой, потому что в небе Меар. Еще много–много кругов тебе придется учиться, чтобы задерживать преображение хотя бы на час – я уж не говорю на день.

– О! Теперь верю, – Моран повернулся к Роэну. – Ну что, братья–хоринги, отпускаете с нами Халимора?

Роэн улыбнулся, как умели только хоринги – и как улыбаются взрослые детям, задавшим детский вопрос, на который не ответить однозначно.

– Ты неверно подобрал слово, Моран. Не отпускаем. Посылаем.

Моран вопросительно взглянул сначала на Роэна, потом на молодого хоринга, ставшего от улыбки особенно бледным.

– Теперь и у народа хорингов есть дела за Юбеном. Халимор будет первым. Куда ты идешь, в Дренгерт?

– Вряд ли... – проворчал Моран. – Лучше в Риву.

– Значит, Возрождение начнется в Риве. И если решишь заглянуть в Плиглекс на днях – у тебя будет верный спутник.

– В общину ашерхов? – догадался Моран.

– Да.

– Понятно.

Он подошел к молодому хорингу и заглянул в глаза.

– У меня к тебе две просьбы, Старший, – сказал Моран. – Первая: присматривай за мной, когда я буду... ну, вулхом. Четтанскими днями.

Ассанг скептически покачал головой и проворчал:

– Он неисправим!

– И вторая. Научи меня метать ножи!

Халимор, запрокинув голову, засмеялся.

– Хорошо, Моран. Я согласен.

Хоринги вскинули руки в прощальном жесте. Но сказали почему–то: «До встречи!", а не «Прощайте!".

Моран помнил, что людям, живущим недолго, хоринги всегда говорили «Прощайте!", а «До встречи!" – только таким, как они сами. Тем, у кого впереди Вечность.

Но Моран не верил в сказки. Даже если очень хотелось.

– Джерх!.. – возмущенно заорала Тури. – Ассанг, ну... уау!!!

– Я же говорил тебе, подлая девчонка! – рявкнул Ассанг, поднимаясь в седло. – Учиться надо, учиться!

– Я сложу об этом балладу, – мечтательно сказал Роэн собратьям, глядя на отъезжающих. – Трое всадников на фоне встающего Меара – что может быть прекраснее?

Ассанг верхом на Дарахе. Моран верхом на Снежке. Халимор верхом на Чобе.

Три всадника. И гибкий силуэт карсы чуть в стороне.

И еще – Корняга верхом на Моране. На плече.

Хоринги пристально глядели им вслед, запоминая эту картину навсегда – или во всяком случае очень надолго, как умеют запоминать только хоринги.

– Сложи, – отозвался Лаэлли. – Только давай споем ее уже в том мире, под взглядом Близнецов.

Негромкий стук копыт и скрипучий голос неугомонного Корняги уже затихали вдали. И только сейчас высоко в небе над светлой У–Наринной, Каменным лесом, оборвалась еле слышная песня Ночи.

Потому что любая Ночь рано или поздно кончается.