Глава двадцать четвертая. Меар, день двенадцатый.
Разрази меня Тьма двенадцать раз поперек и вдоль!
Я вскочил с четверенек и принялся яростно скрести зудящие ладони.
Меар вставал, окрашивая тени из густосинего в почти черный цвет. Вулх
тихо ворчал и ворочался во мне, устраиваясь поудобнее. По привычке я
все еще делил себя на две половины, хотя они уже практически слились в
единое целое. Ну легче мне так, легче, понятно? Привычнее.
На этот раз я помнил почти весь четтанский день. Лучше бы я его не
помнил, ейей! Потому что вылепленная под вулха моя сущность такого
натерпелась за время с последнего пересвета, что впору теперь полкруга
отлеживаться в берлоге и хлестать пиво для успокоения!
Я не знаю, как перенесла пребывание в разрушенной вехе железа
Тури, но вулхМоран туда постарается вовек не возвращаться. Поймите
меня верно: я, конечно, во многом трусоват... Ведь я оборотень и
привык сжиматься в комок от малейшего тревожного шума на пересвете. Но
вообщето трусость не мешает мне бороться с окружающим миром драк,
например, я вообще не боюсь. Смешно сказать, но в цехах Торнсхольма,
Ривы и Плиглекса меня считали отважным человеком! Только изза того,
что я не боялся меча и стрел знали бы мои собратья по цеху, чего я
на самом деле боюсь до кровавой пелены перед глазами...
Но я отвлекся. Так вот, хоть мы и не встретили вчера ничего
такого, чего я традиционно боюсь как анхайр, безрассудное желание тела
рвануть прочь, куда угодно, лишь бы отдаться бегству, иллюзии
спасения, не покидало меня почти весь день. Меня пугает отсутствие
солнца на небе хоть какогонибудь. Вчера солнце отсутствовало.
Понятия не имею, как такое может быть, и почему я при этом остался
вулхом.
А мертвая веха металла? Да у меня до сих пор поджилки трясутся от
воспоминания от висящей в воздухе боли! Я ее чуял каждой шерстинкой
своей серой шкуры, слышал эту боль, видел, осязал!
Словно всю боль человечества собрали в одном месте и обрушили на
мою бедную голову. В тот момент голову вулха. Моранчеловек я, то
есть скорее всего, перенес бы это спокойнее. Точнее, сдержаннее.
А костер? Звери вообще не любят огня и благоразумно сторонятся
его. То пламя, что неистово пожирало железные ветки, выдавило из вулха
остатки мужества. Интересно, я в голос выл, или всетаки сдерживался?
Не помню, хоть тресни.
Ну, а уж когда из рыжей, пахнущей ржавчиной земли полезли железные
ростки и сменили попеременно несколько цветов, душа моя прочно влипла
в пятки и находится там до сих пор. Явившийся вторично Страж Руд уже
ничего не смог изменить в моем настроении бояться сильнее я просто
не мог. Вулх окончательно потерял голову, особенно после того, как из
звериного тела отпили крови, и держался только благодаря мне, Морану,
человеческой половине анхайра.
В общем, я обрадовался, когда все наконец закончилось, а
закончилось все только на пересвете. Но вот незадача: Тури, вместо
того чтобы сказать мне хоть пару слов, пустилась догонять девчушку,
которая не девчушка вовсе, а уж и не знаю кто на самом деле. Кажется,
она вообще не человек. И не оборотень.
Где теперь моя верная карса бегает?
В общем, веха железа здорово взъерошила нас, ИдущихВНочь. Тьма
ей в печенку!
Ладно. Слава всему доброму под этим небом, обошлось. Будем думать,
что делать дальше.
Вопервых, Тури умчалась вверх по осыпи, не оставив мне одежды и
обуви. Просто замечательно! Особенно, если учесть, что по острому
каменному крошеву не особенно побегаешь босиком.
Корняга! позвал я негромко. Почемуто не хотелось орать в
голос.
Здесь мы... отозвался пень изза ближайшего каменного блока
размером с мельницу у Юбена.
«Мы» это оказались Корняга и Ветер. Хм, уже лучше. Я забрался в
седло и тронул коня с места. Корняга попробовал влезть мне на плечо,
но я него рявкнул. Еще чего! Царапается своими корешками, чуть не до
крови, а до пересвета еще вон сколько целый день.
В голове немного шумело кажется, оттого, что пришлось вчера
отдать довольно много крови. Ветер, цокая копытами по камням,
осторожно обошел осыпь и потрусил вдоль нагромождения скал. Вообщето
нам было не в эту сторону, а правее, прочь от каменного безумия. Но не
пойду же я без карсы?
Сначала я увидел валяющийся на щебне сапог. Левый. Потом второй
недалеко от первого. А дальше и курткоштаны отыскались. Одевшись и
обувшись, а предварительно выковыряв из пяток притаившуюся со
вчерашнего дня душу, я почувствовал себя куда увереннее. И позволил,
наконец, Корняге занять привычное место на левом плече.
Спустя некоторое время я увидел карсу. Она уныло сидела меж двух
бугристых глыб, свесив голову к земле, и, казалось, чтото растерянно
обнюхивала. Я приблизился и рассмотрел что.
Детский плетеный сандалик на деревянной подошве.
Мерное покачивание в седле убаюкивало меня. Корняга, последние дни
присмиревший и молчаливый, о себе не напоминал. А карса плелась
следом, молчаливая и безрадостная. Не знаю, что приключилось с ней
перед превращением, кем оказалась и куда делась маленькая девочка,
научившая нас оживить веху железа. Но на карсу накатила тоска, я это
ощущал почти физически. Почемуто я был уверен, что лезть с утешениями
к ней не следует; единственный лекарь сейчас время.
И я ждал, заодно приближаясь ко второму Знаку. Жуткие каменные
завалы мы оставили позади, пересекая обширную плоскую равнину. В
полупрозрачной мгле далекодалеко на западе смутно угадывались горы.
Гдето там, на плато в этих горах и ждет нас УНаринна, Каменный лес
материземли. Цель нашего похода. Крутой поворот в жизни одного
анхайра и одного мадхета.
Только куда мы попадем после поворота, я еще не знал. Куданибудь
попадем.
В пути я размышлял об УНаринне. Пять вех мы прошли, значит, нас
пропустят стражи Каменного леса. Кстати, что там будут за стражи?
Стражи Камня? Или какието особые?
Не знаю. Да какая, в сущности, разница?
Еще я вспоминал Жоша и Храгги. Вчерашний трюк карлика у говорящего
камняуказателя вновь разбередил старые, уже заросшие раны. Раньше мне
казалось, что надежнее и светлее, чем деревня оборотнейанхайров,
места в мире не сыскать. Дети всегда склонны думать о мире
восторженно. И видеть его чище, чем на самом деле. Вот и я считал, что
нам ничто не грозит, пока Жош и Накуста со мной, пока я живу в их
доме. Мне предстояло вырасти, большимбольшим, и я искренне верил, что
останусь в Храггах навсегда. Меарским днем буду копаться в огороде за
аккуратным домиком под тесовой крышей, вечерами лениво беседовать с
соседями и потягивать густое домашнее пиво втайне от Накусты Жош
пару раз давал мне его попробовать. А четтанским днем буду шастать по
окрестным лесам, и, конечно же, стану лучшим в деревне охотником!
Сейчас я мало обрадовался бы копанию в огороде и унылой сельской
жизни. Впрочем, это именно потому, что я не остался в Храггах. Если бы
Чистые братья не отыскали деревню, я вырос бы другим. И, скорее всего,
не шел бы сейчас в УНаринну, а полол бы репу в том же огороде за
домиком под тесовой крышей. И не знал бы, что мадхеты вовсе не то
же, что анхайры, и никогда не встретился бы с мадхетом по имени Тури.
Но только гадать об этом бесполезно. Потому что нельзя придти в
Храгги и поглядеть на тех, кто там живет, чтоб понять, каким бы я
стал. Храгг давно уже нет, и даже пепелище успело густо зарасти
молодым леском.
В тот день было особенно облачно и сыро, вязкая морось висела в
воздухе, как муть в растревоженной луже. На пересвете я очнулся на
задворках и, ежась от холода, нагишом прошлепал в дом. Напившись
теплого квасу, дождался Жоша и Накусту, вернувшихся из леса вместе, и
посетовал, что не могу вот так же свободно убегать на свободу и
охотиться наравне со взрослыми. Правда, о времени охоты все равно
никто из жителей Храгг не помнил, но что делать вулху в лесу, если не
охотиться?
Да и мясо в деревне не переводилось. Это я помнил до сих пор.
Жош был хмур, как небо на дворе. Даже расхотелось приставать к
нему с обычными вопросами, которые я, как всякий ребенок, задавал по
сто раз на дню.
Послушайка, Моран, сказала Накуста нарочито весело,
укутываясь в теплую шаль мышастого цвета. Одевайся и мотай в
Лучистый Лог, принеси меду.
Так сыро же, удивился я. Пчелы как раз в дуплах сидят.
Ничего. Выкуришь. Вон туес на лавке. Меду надо много.
Мне сразу показалось, что мед это просто повод удалить меня из
дому. Такое случалось... иногда. Спорить со взрослыми бессмысленно,
все равно все произойдет так, как они захотят, поэтому я послушно
натянул любимую курточку из лосиной кожи и потянулся к туесу.
Оденься получше. Рубаху возьми валяную, холодно.
Я снова удивился. В лесу под дождем, конечно, не то, что в доме
рядом с печью, но я и вообще без рубахи не замерз бы.
И башмаки сбрось. Жош тебе сапоги даст.
Тут я вовсе онемел. Но неуклюжие постолы на деревянной подошве
сбросил с радостью.
Сапоги мне позволялось надевать только по праздникам.
Отчим мрачно полез в кладовку под полом и осчастливил меня
сапогами, рубахой, новыми штанами из той же лосиной шкуры, которые
были мне еще велики, и даже сумку, расшитую бисеринками и отороченную
бахромой достал. Накуста немедленно набила ее снедью, словно идти мне
предстояло не в Лучистый Лог, а в Риву по меньшей мере. А до Ривы ходу
не меньше пяти дней, да и то, если вулх в часы Четтана, взяв припасы в
зубы, будет бежать в нужном направлении.
Но вулх, понятно, этого не сделает, а поэтому дорога в Риву
обыкновенно занимала у жителей Храгг не меньше пятнадцати синих дней.
Ведь нужно было еще все рассчитать таким образом, чтоб никто из
внешнего мира не догадался, откуда бредет на базар никому не известный
путник, и почему перед пересветом на Четтан он постоянно исчезает и до
восхода Меара его не видно. В городе анхайрысоседи никогда не
задерживались дольше, чем на один синий день. Полагаю, нетрудно понять
почему так.
Я об этом совершенно не вспоминал, захваченный новыми,
восхитительно взрослыми вещами одеждой, обувью, ножом, который дал
мне Жош. Я позабыл обо всем и согласен был на все на полную харчей
сумку, на требование наполнить туес сотами доверху, а до того и думать
не сметь о возвращении, быть осторожным в лесу и десять раз подумать,
прежде чем делать глупости. А лучше подумать, и не делать их. Я
кивал, нетерпеливо ожидая момента, когда можно будет нырнуть под сень
старого леса, взять в ладонь ладную рукоятку ножа и ощутить себя
взрослым. Один на один с чащобой.
Наверное поэтому я почти не запомнил прощание. Жош и Накуста
знали, что никогда меня больше не увидят. Но я до сих пор не понимаю,
почему они верили, что я пройду сквозь сжимающееся кольцо Чистых
братьев и вооруженных вилами и цепами крестьян с горящей ненавистью в
глазах.
Я сквозь него прошел, и даже не заметил этого. Загадка, на которую
ответа теперь не даст никто. В Логе я всласть наигрался в охотника,
почти научился бросать нож, коротко, без замаха, и практически всегда
нож втыкался отточенным кончиком в дерево, упруго дрожа. Даже туес
набил сотами, как и требовалось. Потом с удовольствием слопал
несколько ломтей ветчины с краюхой хлеба, натертой луком и сдором,
запил из соседнего ручья, и двинулся назад, торопясь, потому что мог
не успеть до заката, если чтонибудь задержит.
Сумка со снедью, почти не полегчавшая, била меня по боку в такт
шагам. Туес распространял дразнящий запах меда, а я шел, гордый
самостоятельностью, и даже опухшие места пчелиных укусов, от которых
я, понятно, не уберегся в должной мере, не волновали меня совершенно.
И, конечно же, я не успел, потому что в лесу трудно угадать время,
оставшееся до пересвета.
Теперь мне кажется, что даже это Жош и Накуста предусмотрели.
«Если пересвет застигнет тебя не в Храггах, много раз наставлял
меня отчим, ничего страшного. Сними одежду и спрячь ее, чтобы никто,
кроме тебя, не отыскал. Запомни, и обязательно пометь место. Помочись
гденибудь рядом, вулху это пригодится в качестве знака.»
Я разделся, сложил вещи в куртку, связал шнурком воротника и
закопал в опавшую хвою прошлого круга вместе с сумкой и укутанным
туесом. Поверх особым образом набросал сучьев. Оцарапал кору на
приметной терхе и запомнил, как она расположена относительно сторон
света и моего тайника.
Если вулх уйдет за четтанский день куданибудь, я потом смогу
вернуться, потому что вулхи никогда не идут весь день в одном
направлении, а в основном рыскают невдалеке от того места, где застало
превращение.
И пришла Тьма.
Меарским утром я очнулся носом в основание своей меченой терхи.
Вулх не подвел меня. Тучи за красный день растащило ветром, и косые
лучи Меара полоскались в верхушках терх и сосен далеко вверху. У
подножия деревьев густели тяжелые лиловые сумерки. Тайник мой оказался
в порядке, только белки или бурундуки пытались добраться до сумки с
едой. У них, хвала динне, ничего не вышло, потому что сучья я навалил
поверх тайника тяжелые, да и укутал все достаточно надежно. Размышляя,
не влетит ли мне от Накусты за непредвиденную дневку в лесу, я
направился к Храггам. От Жоша точно не влетит: не зря же он снаряжал
меня, словно посылал в путь на целый круг, а не до заката. Выслушав,
как я вел себя на пересвете, Жош меня похвалит, я был совершенно
уверен.
А вот Накуста... Женщин я понимал плохо. Впрочем, и до сих пор
понимаю плохо.
Людей я почуял перед самым полуднем, когда уже не первый час сидел
в малиннике и проклинал себя. Дело в том, что, пройдя какихто
полтысячи шагов, я заполз в малинник и затаился. Чтото не пускало
меня в Храгги. Ну не мог я туда идти сейчас, не мог, хоть тресни, и
почему не понимал. Словно внутри засела какаято упрямая тварь и
держала меня на цепочке. Потом я сообразил, что и вчера вечером не
слишкомто спешил домой путь, который я выбирал, скорее позволял
отыскать удобное место для тайника и превращения, чем приближал меня к
деревне. Только вчера я еще сам не понимал, что делаю. В общем, сидел
я в малиннике и переполнялся помалу страхом, когда раздались голоса.
Людей было много и орали они чтото похабное. Часто поминали
«проклятых оборотней» и «осиное гнездо». Ктото тянул пьяную песню.
Будь у людей собаки, мне бы не отсидеться. Но собак увели к Риве
Чистые братья, а я напоролся на возвращающихся по домам крестьян.
Крестьяне после резни в Храггах перепились пива и не особенно
разглядывали то, что крылось в зарослях.
Полумертвый от страха, я сидел в малиннике еще долго после того,
как голоса затихли вдали. Понятно, о несчастье я еще ничего не знал и
очень переживал, что мне всетаки влетит от Накусты за долгую отлучку.
Лишь спустя добрый час я выполз из укрытия и мышкой поспешил к
деревне.
Запах гари толкнулся мне в ноздри задолго до того, как я проскочил
тропу к реке и осиновые веши. А запах крови я почувствовал только на
границе пожарища. Даже гарь не могла перебить этот острый упрямый
запах, знакомый каждому вулху.
Только это пахла своя кровь, а не кровь умертвленной добычи.
Ничего. Черносерое пепелище вместо деревни и запах крови
анхайров.
Туес вывалился у меня из рук, и истекающие медом соты упали на
жирную золу.
Мне было тогда неполных десять кругов. И совершенно ясно, что
именно тогда начался теперешний я, теперешний Моран. Вернее даже, не
теперешний, а тот, что совсем недавно встретился в Дренгерте с
Лючародеем. Ибо за эти неполные одиннадцать дней пути произошло почти
то же самое, что в лесу у сожженных Храгг.
Жизнь миновала крутой поворот и выбралась на совершенно новый,
неизведанный участок пути. Что ждет там, в неясной пока мгле над
дорогой, уводящей в непроницаемую даль?
Впрочем, я знал. Там ждет Каменный лес.
Дорога к нему ведет через Дикие земли, через наши с Тури души,
через веру и неверие, через вехи воздуха, воды, огня, земли и железа,
через слово, которое нужно держать, раз дал, через кровь хорингов и их
утраченные, и вновь обретенные знания, через магию, проникающую в души
все глубже...
Теперь я понимаю, что имел в виду Лю, когда говорил, что до
УНаринны способен дойти далеко не каждый. И было лестно думать, что
именно я, отродье и нелюдь, анхайрполувулх способен. И Тури
способна, женщинакошка, мадхет, убившая прежнего хозяина
БешаДушегуба и ставшая сама хозяйкой своей свободе.
И Корняга, причудливое создание, не зверь и не дерево, наделенное
разумом способен, хотя ему как раз УНаринна не особенно и нужна.
Но, вот, идет с нами, даже немало помог, а однажды так и вообще
выручил из совершенно немыслимой трудности. В Сунарре.
Егото что с нами объединяет? Ну, нас с Тури понятно, что. Но
Корнягу? Что есть в нем такого, чего не найти в тысячах обычных людей,
которым путь в УНаринну ни за что не отыскать?
Не знаю. Просто не знаю. Может быть, когданибудь я пойму это. Но
для этого нужно будет стать таким же мудрым, как чародеи. Я не могу
понять таков ли Лю? Иногда кажется, что у него множество лиц и
множество характеров. Что он может быть одновременно и мной, и Тури, и
даже Корнягой. И лекарем Самиром. И Иландом, древним, как небо,
хорингом, помнящим Смутные дни от начала времен. И отшельником Гасдом,
способным предать во имя непонятных мне убеждений. И Кхиссом, навек
оставшимся в Сунарре. И той самой маленькой девочкой, что повстречали
мы у вехи железа. И даже Стражем Руд, железным чудищем во главе
железной свиты.
Может быть и Люстарикашка всего лишь одно из множества лиц,
присущих неведомому мне чародею. Все может быть.
Вдруг я осознал, что не удивлюсь, если окажусь прав. УНаринна
покажет. Умение не удивляться первый признак мудрости.
Но истинным мудрецом можно стать лишь тогда, когда снова повезет
обрести умение удивляться.
Я чувствовал, что до второго Знака остается совсем немного идти. В
смысле ехать, я ведь верхом на Ветре. Скорее всего, я успею еще до
пересвета. Горы на горизонте оставались далекими и зыбкими, хотя Ветер
шел размашистым экономным галопом. Я уже имел возможность убедиться,
что он в состоянии скакать так дни напролет. Грустная карса отстала,
но не потому, что не могла угнаться за конем, а изза той же грусти.
Когда она бывала в добром расположении духа, Ветра она могла и
обогнать.
Меня все больше стал занимать вопрос: почему молчит Корняга? Это
болтливое создание словно воды в дупло набрало. Конечно, досталось ему
недавно, обгорел, но ведь сам говорит, что ничего страшного. Не
сожрало его пламя значит, оклемается. Непохоже, чтобы он особенно
страдал от этого.
Мне кажется, он чтото чувствует. Чтото очень неприятное, но мне
говорить либо не хочет, либо побаивается.
Я придержал Ветра и пустил его шагом. Пусть отдохнет, порядком уже
отмахали. Хорошо скакать по равнине, расстояния съедаются мигом, не то
что по горным осыпям или по лесу день тащишься, а с места вроде и не
стронулся.
Скажика, пень мой любезный, обратился я к Корняге, и тот даже
екнул от неожиданности. Наверное, моя вежливость его поразила.
Слышь, нет?
Слышу, Одинец, слышу...
Корняга говорил с опаской и плохо скрываемым удивлением.
Ты чего притих, а? Обыкновенно болтаешь, как сорока, а тут
второй день от тебя слова не добьешься.
Ну... протянул Корняга, лихорадочно прикидывая: как бы
поудачнее соврать. Но я его видел насквозь.
Только не нужно сказок, предупредил я. Ты тоже чтото
чувствуешь?
Корняга поежился, шевелясь на плече.
Чувствую, Одинец.
Что?
Магию.
Ты способен чувствовать магию?
Да. Я ведь тоже, в общемто, порождение магии.
Чьей? неожиданно заинтересовался я. Хорингов?
Нет, тех, кто правил этим миром до них.
Предтечи?
Да. Но они, понятно, называли себя иначе.
Как?
Ар...
Я, вывернув шею, умудрился в упор глянуть на Корнягу. И Корняга
осекся.
Не знаю, наконец признался он. Откуда мне знать?
Действительно откуда?
Что за магия? спросил я, возвращаясь к более насущным
вопросам.
Тоже не знаю. Но она преследует нас. Знаешь, что мне на ум
пришло? Ползет себе жук по столу в темной пустой таверне. А над столом
склонился человек с лампой в руке, и круг света падает на столешницу.
Маленький такой круг, жук едва умещается. Он хочет выскользнуть из
круга света, лапами перебирает, спешит, бежит, но человек двигает
лампу и круг света настигает жука вновь. Жук снова бежит но ему не
уйти, потому что в сравнении с человеком и лампой жук ничто. Он
может только подбежать к краю стола и упасть на пол.
Жуку падение со стола совсем не повредит, заметил я,
пораженный таким поэтичным сравнением. Ну, дает пень! Если ты хотел
сказать, что мы бегаем по краю стола.
Но круг света настигнет жука и на полу, вздохнул Корняга.
Даже если он не разобьется. К тому же, на полу жука легче раздавить
сапогом, чем на столешнице.
Значит, останемся на столе, решил я и ненадолго умолк.
По правде говоря, Корняга очень удачно облек в слова все то, что я
чувствовал. А чувствовал я вещь, которую боялся в этом мире сильнее
всего.
Охоту. На оборотней. На меня и Тури. Чужая магия кралась по нашему
следу, нащупывала нас с карсой, выискивала на пути в УНаринну. С
какой целью можно и не говорить. Оборотней ищут только затем, чтобы
убить. Я знал всего два исключения: лекарь Самир искал оборотней,
чтобы лечить, а Лючародей отыскал нас с Тури, чтобы послать в
УНаринну. Кстати, еще неизвестно, не равносильно ли это убийству.
Впрочем, я не верил, что Лю посылал нас на смерть, потому что это
ничем не помогло бы ему, чародею. Не имело это никакого смысла. А вот
если мы выживем, и все трое прорвемся к Трону...
«Стоп! сказал я себе. Это не больше, чем твои домыслы, Моран.
Не беги впереди телеги, целее будешь.»
Кто может нас искать? пробормотал я. Ктото, обладающий
магией. Этот, как его... Седракс. Или снова хоринги. Хотя нет, магия
хорингов совершенно непонятна, но легко узнаваема, и ее ни с чем не
спутаешь. Нас преследует не их магия. Людская.
Значит, либо Седракс, либо ктото еще, мне неизвестный. Да и
Седракс, по сути, мне неизвестен. Только имя, да и то ненастоящее,
потому что истинное свое имя чародей не откроет никому и никогда.
Если нас выследят... то за каждым кустом может сидеть ктонибудь
вроде Чистого брата. Просто человека я разделаю в капусту, одного,
двух, трех. Если они не мастера клинков. Или другого оружия. Если
мастера мне придется повозиться, а то и применить коечто из
арсенала тайных приемчиков... не всегда честных. Но я никогда и не
говорил, что собираюсь драться честно.
«Погоди, Моран, одернул я себя. В твоем Каменном лесу снова
стало темнее. Ну их, эти удары исподтишка и отравленные иглы. Что ты,
не справишься простым мечом? Да еще если рядом карса и Ветер?»
Наверное, справлюсь. Еще в Торнсхольме глава цеха наемников
удивлялся моей реакции. Не знал, бедняга, что у оборотней реакция чуть
не вдвое быстрее человечьей. Это Унди меня просветил, и с некоторых
пор я своей быстротой беззастенчиво пользуюсь. И всегда успешно.
А вот если придется выходить против мастера магии, тогда плохо. Я
хоть и существо непростое, сам пользоваться магией не умею.
Чувствовать чувствую, а пользоваться увы.
Ладно. Будем последовательны, тогда не переполовинят, как
говаривал старина Унди в минуты особенного просветления. Где удобнее
всего сделать засаду? Я тут кусты поминал, но до самых гор кустов,
похоже, не дождаться. Равнина. Значит, не в кустах. А где?
Наверное, там, куда мы обязательно придем. Не сможем не придти.
Есть впереди такое место?
Есть. И только одно. Знак. Я уже чувствую его ведь магию
хорингов ни с чем не спутаешь. Мимо него мы не пройдем. И это
единственное место, мимо которого мы не пройдем.
Ответ оказался прост. Следует не зевать у Знака, не считать ворон,
а ждать неприятностей.
Молодец, Корняга, похвалил я задумчиво. Ты меня предостерег.
Я и сам чувствовал чтото такое... нехорошее. Но ты меня убедил
окончательно. Молодец.
Корняга даже не напыжился. Только коротко ухнул, что означало у
него печальный вздох.
«И надо бы предупредить Тури. Она, хоть и в теле карсы, может
услышать. Я уже больше половины дня был вместе с вулхом. Завтра, поди,
чуть не весь день пробуду.»
Ветер продолжал идти шагом, и карса вскоре нас нагнала. Кажется,
она повеселела немного. Я выпрыгнул из седла и коротко свистнул. Карса
тотчас тенью метнулась ко мне и потерлась о ноги это она любила. Я
по обыкновению с трудом устоял на ногах, а потом почесал ей за ушами.
Послушай, киса, сказал я ровно. Надеюсь, Тури сейчас меня
слышит, хоть и не может подать никакого знака.
Карса фыркнула и стрельнула глазищами.
«Слышу, слышу, Одинец! Говори!»
Интересно, это действительно со мной общается Тури, или я это все
придумываю на ходу?
Есть у меня подозрение, милая, что у Знака нам готовят
веселенькую встречу. Так что ты это... коготки выпусти заранее, ладно?
Карса зашипела, тихотихо, и еле заметно выгнула спину. Ладно,
будем надеяться, что ты меня поняла.
Я выпрямился и хотел уже вновь вскочить в седло, но тут меня вдруг
обдало слабым, но вполне ощутимым порывом ветра. Легким, как вздох.
Словно над головой пронеслась невидимая птица.
Я с сомнением взглянул в хрустальносинюю бездну неба. Последнее
время я не верил в случайность подобных мелочей.
Кустов на равнине я и впрямь не встретил. Зато валуны, изъеденные
ветрами и равнодушным временем, стали попадаться все чаще. Небольшие,
стоящий человек был заметен издалека, а вот стоило присесть и все.
Ищи хоть до скончания времен.
Засада была впереди проснувшимся непонятным мне чувством я ее
вычислил. Вон там, шагах в ста впереди, среди белых, как черепа,
камней. Хотя нет, камни больше напоминают не черепа, а полуискрошенные
и затупившиеся зубы великана.
Там. Ммм... Трое. Все трое маги. Пахнут они поособому.
Мысленно пахнут, конечно, а не в обычном смысле. Я ведь не вулх,
который по настоящим запахам мастак. Не с человеческим носом ловить
слабые запахи, доносимые легким ветром...
И, провалиться мне тут же, если эти трое нас любят!
Но помимо этих трех я чувствовал еще и хорингов. И, что самое
интересное, нигде не видел столба с плоской пластиной на вершине.
Ветра я оставил далеко позади. Шагах в трехста. Корнягу тоже. А
карса, понятно, прокралась со мной.
Я лихорадочно размышлял, как бы подобраться к этим троим поближе,
когда в камень над нашими головами ударила тусклая фиолетовая молния.
Эй, нечисть! Вылезайте. Вам все равно конец! крикнули нам. И
для вящей убедительности разнесли молнией еще один камень поблизости.
Я пихнул карсу в одну сторону, а сам проворно пополз в другую.
Но в тот же миг я услышал, как тренькнула тетива лука, и
белооперенная стрела мелькнула в вечернем небе. Меар опускался.
Тот, кто кричал нам, чтоб вылазили, ругнулся и зашипел от боли.
С треском распороли воздух еще две молнии, и в ноздри ударил
свежий, как после грозы, запах.
«Влипли, подумал я. Между молотом и наковальней.»
С одной стороны эти... охотники на оборотней. С другой
хоринги, лично против которых я ничего не имел, но они против меня
имели. Убитого Иланда, например. Или Винора я уже и не помнил, кого
убил я, а кого карса.
Совсем рядом чтото происходило. Звуки мне ничего не говорили я
просто ни с чем не мог их связать. Никогда ничего подобного не слышал.
Однажды воздух стал совсем синим, словно Меар сорвался с небес и
рухнул за соседней россыпью камней, а раз невдалеке встал крутящийся
рыжий смерч и ктото диким голосом закричал. Потом некоторое время
звенело железо, и это были единственные звуки, которые я опознал
легко: рубились на мечах. Недолго и, кажется, безрезультатно. В том
смысле, что никому из противников не удалось убить другого.
Высунуться я не решался, видеть же происходящее хотелось страшно,
да и нужно было. Но как высунешься? Чтоб тут же молнию в лоб
схлопотать? А озираться, лежа среди камней, толку было мало.
И вдруг взгляд мой сам собой упал на камень, в который я вжимался
плечом. В очередной раз пошевелившись, я повернулся и наконец увидел,
на что опирался.
На камне цвел живой рисунок хорингов. Одну грань камня отшлифовали
до зеркальной гладкости, и древний мастер вдохнул в холодную глыбу
часть своей нечеловеческой души.
Тьма! Я обполз камень, чтоб глянуть с другой стороны, и не ошибся.
Рисунок был и там. Иной.
Я ползал вокруг Знака. Второго Знака на пути к УНаринне.
Никогда не думал, что такое случится.
И я попробовал сосредоточиться, чтоб увидеть рисунок таким, каков
он есть на самом деле. Живым.
Трое людей прятались среди россыпи камней. В руках двоих было
оружие, третий шептал заклинания. Губы шевелились совершенно
беззвучно, но мне казалось, что я не понял бы ни слова, даже если б
слышал, потому что так растягивать губы можно, только произнося
совершенно чужие слова.
Рядом с троицей сгустилась вечерняя синева, обретая очертания
сутулой фигуры с могучими плечами и ручищами до пола. Фигура налилась
плотью и сделала первый неуверенный шаг. Тотчас я понял, что плоть ее
призрачная. Это фантом, боевой магический фантом.
Маги. Всетаки эти трое маги. Ну, по крайней мере, один из них.
Фантом легко вспрыгнул на камни и рванулся к прячущимся вдали
фигурам. Но он не успел: перед ним вдруг сплелась тонкая мерцающая
сеть из зеленоватых нитей. Она не задержала фантом, но рассекла на
бесформенные части, которые беспорядочно рассеялись и медленно
растаяли.
Я проворно переполз на другую сторону. И растворился в другой
картинке.
Хоринги. Восемь хорингов с луками и короткими мечами. У одного в
руках маленький хрустальный шарик, излучающий слабое сияние. Я
вторично пронаблюдал, как сеть развеяла фантома, только с другой
точки.
Аншан! крикнул хоринг с шариком, обращаясь к магам по ту
сторону камня. Мы не дадим их убить. Уходите, и пусть нас рассудит
светлая УНаринна!
Она уже рассудила нас, Ульфенор! Зря вы вернулись из бездны.
Не зря.
Зря. И бездна вновь поглотит вас. На этот раз навсегда, в
голосе мага звучали издевка и презрение.
Один из хорингов вдруг вскинул лук и, не глядя, выпустил стрелу
кудато вверх. Обычно, без всякой магии. Вдали ктото сдавленно охнул.
Так я научусь ползать, словно червь!
Взглянув на сторону людеймагов, я убедился, что стрела торчит в
плече у одного из них.
Он мог бы попасть тебе в глаз, Рунси. И ты знаешь об этом.
В ответ раздалось маловразумительное, но с чувством, проклятие.
Уходите, повторил хоринг. Мы не дадим их убить.
Вы же сами хотели их убить, Ульфенор! крикнул тот, которого
звали Аншаном, молодой, похожий на хадасца маг с черной щеточкой
усиков над верхней губой. Одежда выдавала в нем не просто мага, но
магавоина.
Теперь не хотим. Мы хотели убить слуг Седракса. Но они идут не
с вами. А значит подождем до УНаринны. И решим все там.
Значит, Лю вам больше по нраву, чем Седракс, так, Ульфенор?
Так.
Почему?
Хоринг усмехнулся я глядел уже на него, успев переползти.
Потому что он не собирается навеки отдать нас бездне.
Откуда ты знаешь, что Лю собирается сделать, а чего не
собирается?
Лю не человек. Эти двое тоже. У нас есть общие счеты против
людей. Оборотней вы сейчас истребляете так же, как истребляли когдато
хорингов. Люди не желают делить мир ни с кем. А оборотни могут с нами
поделиться. По крайней мере, я на это надеюсь.
А у них ты спрашивал?
Спрошу. Когда придет час.
Меар опускался все ниже. Тьма, скоро я превращусь. Долго они еще
препираться будут? Это, конечно, все безумно интересно, но время...
Его не обмануть.
Когда я в очередной раз переполз на сторону людей, я увидел лишь
застывшую картинку на камне. Аншан и двое его спутников исчезли. Вняли
совету хорингов и убрались. Оставив после себя только сломанную стрелу
с окровавленным наконечником на усеянной каменной крошкой земле. А
потом эта картинка медленно погасла, и из глубины камня проступил
другой рисунок. УНаринна. Каменный лес. И белая птица над грубо
отесанными дольменами.
Вот тактак! Хоринги ищут с нами мира! Вот бы с ними поговорить.
Тьма, с ними нужно обязательно поговорить! Непременно!
Я ощущал, что рядом со мной остались только Старшие, а люди
исчезли. Совсем. Теперь они далеко... и пойдут в УНаринну своей
дорогой. Непохожей на мою, или дорогу хорингов.
А хоринги неровной цепочкой шли на запад, огибая глыбы. Только бы
они не решили пойти магическим путем, как Аншан, Рунси и третий маг!
Если пойдут я их не догоню.
Меар сел наполовину.
Тури! позвал я негромко. Ты где?
Карса бесшумно образовалась рядом, у самых ног.
Мы вернулись к Ветру, и я лихорадочно стал сдирать с себя одежду.
«Кажется, обстоятельства нас разлучают, подумал я. И надо
успеть уйти, пока ты не превратилась в человека. Иначе ты меня ни за
что не отпустишь. Впрочем, у меня еще есть в запасе немного времени
сейчас покажется Четтан, и я превращусь. Ты же еще некоторое время
останешься карсой. И я успею уйти.»
Корняга вопросительно пялился на меня. И карса тоже. Именно карса
не Тури, это я ощутил, уж и не знаю чем.
Слушай, пень, торопливо заговорил я. Я ухожу, это очень
важно. Передай Тури, пусть идет в УНаринну, как и раньше. Я оставляю
ей все Ветра, одежду, припасы. Встретимся уже в Каменном лесу. Это
действительно важно, понял? И... я помедлил. Пусть не сердится на
меня.
Если хоринги из врагов станут друзьями, у нас гораздо больше
шансов там, у Трона. Ведь если победят такие, как Аншан, охотник на
оборотней... я не захочу жить в таком мире.
У меня даже не осталось времени удивиться своей уверенности в
вещах, о которых я еще утром догадывался весьма смутно.
Осталось одно: заразить своим желанием вулха. Чтобы он пошел за
хорингами. Слышишь, вулх? Не подведи, пожалуйста!
Прохладный ветер струился навстречу моему обнаженному телу.
Хоринги уже исчезли из виду, но это не беда: вулх отыщет их по следу.
Превращение бросило меня на камни, словно толчок в спину.
Надеюсь, я не совершаю никакой ошибки.
В этот раз пришедшая Тьма показалась мне особенно плотной.