Летающие Острова - Александр Бушков - Книжная Полка

11. Король Во Всем Великолепии

Встали рано, когда солнце еще не выглянуло из–за курганов. Радужный Демон и крохотные преследователи не подавали признаков жизни – зато Мара с Леверлином, когда Сварог проснулся, уже старательно разгуливали на четвереньках там, где ночью лежала Делия, чуть ли не тычась лицами в землю, передвигаясь так осторожно, словно повсюду рассыпано битое стекло или посверкивают проволочки противопехоток. И вскоре Мара удовлетворенно хмыкнула, без тени брезгливости подняла что–то двумя пальцами, положила на ладонь, подошла показать Сварогу. Вокруг, сталкиваясь головами, столпились остальные.

На ладони в нелепой позе лежал крохотный трупик – в пятнистом буро–зеленом комбинезоне, голова закрыта капюшоном, на поясе виднеются какие–то черные чехлы, одна нога в высоком черном ботинке вывернута совсем уж неестественно. Ощутив смешанную с отвращением жалость, Сварог буркнул:

– Закопайте его. И седлайте коней.

«Всегда одно и то же, – зло подумают он, направляясь за своим седлом. – Неразбериха, спешка, идиотские приказы – и нелепо гибнущие рядовые. Мир упорно не меняется...»

За курганами простиралась до горизонта унылая равнина, не обремененная ориентирами и красотами пейзажа. Мару с Шедарисом Сварог определил периодически поглядывать на небо и слушать в четыре уха. Сам он был откровенно мрачен – потому что единственный из всех представлял, что такое атака с воздуха, пусть и проведенная крохотными боевыми машинами.

Однако с воздуха сюрпризов не последовало, зато на земле началась сущая чертовщина. Когда конь шарахнулся, храпя, Сварог сначала зашарил взглядом по небу, и переключил его внимание лишь сдавленный вскрик Делии, вытянувшей вперед руку.

Там шагали ноги – не особенно и спеша, пересекая им путь. Две голые человеческие ноги, правая и левая, синюшно–белые, аккуратно отсеченные на всю длину, они целеустремленно, размеренно переступали по земле, и никакого туловища при них не наблюдалось. Сахарно белели аккуратно перерубленные кости, багровело мясо – никакого человека–невидимки, просто две отрубленные ноги, пустившиеся странствовать. Отряд моментально сбился в кучу, Мара неуверенно потянулась за пистолетом, Сварог яростно зашипел на нее, и все застыли в седлах, боясь дохнуть. Зрелище было столь дикое и неожиданное, что не нашлось никаких мыслей, даже панических, и это оцепенение передалось дрожащим всем телом лошадям.

Ноги спокойно удалились, топча и раздвигая сухо шуршащую траву. Их долго провожали взглядами, Шедарис зачарованно выругался оборотами, вовсе уж противоречившими этикету, но златовласая принцесса, не обратив внимания, сама вполголоса отпустила такое, что Сварог фыркнул. Она опомнилась, чуть покраснела:

– Дичаем, граф, право...

– Одичаешь здесь, – сердито сказал Сварог. Ноги размеренно мелькали вдалеке. – Поехали побыстрее...

Вскоре на берегу ручья, заросшего высоким камышом, они наткнулись на жирного, крайне деловитого енота. Енот примостился над медленной серой водой, обмывая желтый человеческий череп, старательно вертел его крохотными когтистыми лапками, окунал, вытаскивал и внимания на путников, проехавших в трех шагах, не обращал совершенно. У Сварога руки чесались влепить пулю в мохнатого полоскуна, просто так, от злости на непонятные, начавшиеся–таки поганенькие чудеса, но он крепился, и кавалькада проехала мимо, не задерживаясь. Сварог прикидывал направление, стараясь ни о чем не думать, так было легче. Но нехорошее предчувствие тупо ныло где–то под ложечкой.

И напоролись. Черные колышущиеся пятна вдруг стали возникать впереди, словно расплывались в прозрачной воде кляксы туши, сначала казалось, что они появляются хаотично, но вскоре обозначилась четко очерченная ими гигантская дуга, далеко протянувшаяся по равнине, замыкавшая всадников в полукольцо облавы, а пятна приняли форму громадных черных псов. До них было не так уж и далеко, они медленно надвигались, то и дело замирая, настороженно всматриваясь, прижав уши.

Сварогу не раз доводилось пугаться во время странствий по Харуму, но такой страх его еще не захлестывал. Основой было пронзительное осознание бессилия – полного и окончательного. Он помнил дьявольское проворство Акбара и понимал, что шанса нет ни малейшего. И все же взялся за топор.

Кони давно остановились, прикованные к месту заклинанием Сварога, – иначе понесли бы. Псы один за другим садились, вывалив розовые языки, они не грозили и не нападали – просто преграждали дорогу, и их было столько, что страх помаленьку истаивал, перевалив все мыслимые высшие точки и оттого притупившись. В жизни так случается. Когда страха слишком много, его просто не чувствуешь. И отчаянно хочется проснуться...

Отчаянно цепляясь за любую соломинку, Сварог повторял про себя: «Они не охотятся стаями. Не охотятся стаями». Он слышал это от кого–то. Определенно. Еще на «Божьем любимчике». Хелльстадские псы, в отличие от обычных волков и диких собак, повадками схожи скорее с тиграми и медведями. У каждого своя территория, строжайше охраняемая. И коли уж они собрались вместе, то... Что?

То их натравили.

Он бросил взгляд вправо–влево. Его орлы держались достойно, на лицах читалась скорее обреченная решимость, чем страх. Шедарис даже оскалился не хуже псов.

Немая сцена затягивалась, и поведение гармов все больше убеждало, что дело тут нечисто. Ни один дикий зверь так себя не ведет. Он либо нападает, если превосходит числом или твердо надеется на победу, либо бежит – а в крайнем случае делает угрожающие выпады. А эти сидели, ни один не лег, не встал. Выполняли приказ... или ждали такового.

Сварог вздрогнул, услышав ненатурально спокойный голос Делии:

– А в самом деле, с чего мы взяли, что за нас так и не возьмутся всерьез?

«Старухина бечевка, – вспомнил он. – Но неизвестно, куда понесет ветром..." Косясь на псов, сказал сквозь зубы:

– Если здесь есть хозяин...

– Есть, – уверенно ответила Делия, глядя назад через его плечо. – Обернитесь. Если это не хозяин, я съем свою шляпу. И вашу тоже.

Сварог обернулся. Да, впечатляло.

С противоположной стороны на них надвигался замок, летевший над равниной на высоте человеческого роста. Он не походил ни на замки ларов, ни на земные фортеции – несколько соединенных крытыми галереями зданий с прильнувшими к ним круглыми башнями, темно–вишневые стены с выпуклым белым узором, черные крутые крыши, затейливые флюгера и горгульи цвета старого золота, стрельчатые окна, сплошь в радужных разноцветных витражах, изящные зубцы... Замок был прекрасен незнакомой, чужой красотой и казался выточенным из одного куска с недоступным человеческим рукам изящным мастерством. Невесомо плывущий над землей, он выглядел самой естественной деталью пейзажа, ничуть не казался нелепым или необычным. Замок был здешний, а они – чужими, со всем их изумлением и испугом. Никогда еще за все время пребывания в Хелльстаде Сварог не чувствовал так остро, что попал в совершенно чужой мир, живущий отдельно...

А в следующий миг, вспомнив о долге командира, четко произнес про себя все необходимые слова.

Что бы там ни таилось в замке, сам замок был именно таким, каким предстал взору. И вместе с тем... Сварог в который уж раз проклял убогость мага–недоучки, то бишь себя самого. Перед ним – далеко не впервые – оказалась некая загадка, чьей сути он не понимал. Словно бы и нет здесь ни зла, ни добра, а замок – не просто замок. И это все, что оказалось доступным «внутреннему взору», точнее не выразишь по невежеству своему в высокой магии...

Замок остановился, опустился наземь. Высокая дверь (определенно парадный вход) вдруг медленно и плавно откинулась, словно подъемный мост, на ее внутренней стороне обнаружились ступени. Приглашение было самое недвусмысленное, и все же они, как легко догадаться, медлили. Приходи, красотка, в гости, мухе говорил паук... Тогда за спиной раздалось короткое могучее рычанье, словно гром тяжело ворохнулся в безоблачном небе, псы придвинулись разом и садиться уже не стали, замерли, растопырив передние лапы, угрожающе склонив головы.

Сварог первым слез с коня, угрюмо бросил:

– Пошли? На замок людоеда что–то не похоже...

– На замок примитивного людоеда, – тихо повторил вслух Леверлин его невысказанную мысль. – Людоед с чувством прекрасного, сдается мне, еще опаснее...

Бони решительно взвалил на плечо пулемет. Сварог покосился с большим сомнением, покачал головой, но промолчал. И пошел впереди, как и надлежит отцу–командиру, громко насвистывая «Пляску смерти», песенку невеселую, но все же не относившуюся к похоронным маршам: «Гроб на лафет, он ушел в лихой поход...»

Поднявшись по широким ступеням, они оказались в длинном высоком коридоре, сечением напоминавшем перевернутый колокол. Стены были темно–розовые с белыми прихотливыми прожилками, на равном расстоянии горели неярким золотистым свечением ажурные шары, словно бы висевшие в воздухе у стен, едва касаясь камня, выглядевшего монолитным и, вот чудо, теплым. Чтобы проверить это странное, неотвязное впечатление, Сварог воровато провел ладонью по ближайшему плавному изгибу. Ненамного, но теплее все же, чем обычный камень, и словно бы отталкивает ладонь, самую чуточку, едва заметно.

Впереди показалось что–то, летящее навстречу. Птица. Золотая, украшенная дивной чеканкой, сверкавшая радугой самоцветов. Распахнув неподвижные крылья–веера, она подлетела, замерла в воздухе, отвесила церемонный поклон (едва слышно, мелодично звякнули золотые чешуйки на шее, колыхнулись над головой огромные рубины на тоненьких стебельках), развернулась на месте вокруг невидимой оси и очень медленно поплыла назад, в глубь коридора, распространяя тонкий, как весенняя капель, звон.

Все молча направились следом. Высокие коридоры, широкие лестницы, залы, колонны – зеленые с черным, густо–алые с синим, фиолетовые с пурпурными прожилками, золотистые с черными нитями, полупрозрачно–лимонные с таинственным переплетением темных прожилков внутри. Повсюду этот странный камень, менявший цвета, оттенки и сочетания красок, как личины, чересчур красивый, чтобы опошлять его роскошными украшениями. Только однажды Сварог увидел в нише невысокое золотое деревце тончайшей работы, а в другом месте – коня из темного камня, выглядевшего страшно древним, вытесанного грубовато, примитивно, но казавшегося идеально завершенным, так что еще один, слабехонький удар резца бесповоротно испортил бы скульптуру. Под ногами не было ковров, но шаги отдавались глуховато, словно прихотливые узоры каменного пола, похожие то на письмена, то на древние географические карты, поглощали звуки.

Неожиданно за очередным поворотом открылась высокая стрельчатая арка, а за ней – огромный зал в розовато–лиловых тонах с алыми и черными прожилками. В обрамленных полуколоннами нишах стояли черные сундуки, все в золотом узоре с неизбежными самоцветами, а сводчатый потолок усыпан красными каменьями, словно бы повторявшими созвездия ночного неба неизвестной планеты.

У стены, на троне, будто вырезанном из цельной глыбы янтаря, сидел человек в пурпурной мантии и ажурной митре цвета серебра. Птица, пролетев над его головой, опустилась на спинку трона меж двух прозрачно–золотистых шаров, застыла. Сварог весь подобрался, удивляясь, как много можно ухватить взглядом в минуту опасности.

Слева от трона – странное сооружение, больше всего напоминающее груду черных и фиолетовых шаров, отчего–то не рассыпавшихся согласно закону всемирного тяготения, а слипшихся подобно виноградной грозди, только высотой в три человеческих роста. Совершенно не гармонирует со всем остальным – и, коли уж присутствует, надо полагать, вещь в обиходе необходимая.

Справа от трона – двое в богатой одежде незнакомого фасона, один помоложе, другой постарше. Смотрят не без интереса. Меж троном и стеной – две лежащие пантеры из черного металла.

Человек на троне шевельнулся, лениво и плавно переменил позу – и пурпурная мантия на миг вспыхнула радужными переливами. Его митра, Сварог хорошо рассмотрел, состояла из множества серебряных сосновых шишек, сплетенных в нехитрые узоры. Работа тончайшая, каждая чешуйка видна, шишки словно бы удерживает вместе не искусство мастера, а волшебная сила. Скверно. По легендам, короны из сосновых шишек носят горные тролли, точнее, их короли, личности насквозь злокозненные и человеку враждебные изначально. Правда, и горные тролли, и их короли проходят по разряду совершеннейшей небывальщины, но мы в Хелльстаде, господа, мы в Хелльстаде...

И Сварог вежливо наклонился по всем правилам придворного этикета, прижав ладони к груди (для чего пришлось, чтобы освободить руки, засунуть топор за пояс). Их разделяло шагов двадцать. Он хотел было подойти ближе, но один из стоявших у трона остановил его, чуть заметно пошевелив ладонью.

Что–то обрушилось на него невидимой лавиной. Беззвучный удар оказался так силен, что Сварог не сразу и распознал его природу. Прошло несколько долгих, мучительных секунд, раздиравших разум и душу неописуемой людскими словами болью, прежде чем он понял: это зауряднейшее Заклятье Ключа, это маг прощупывает мысли. Как и вся здешняя магия, на Сварога заклятье не подействовало – но все равно, удар был невероятно могуч. Сварог сам было попытался определить, кто перед ним. После такой плюхи он словно бы полуослеп и наполовину оглох в магическом смысле, умение–то было не принесенное с собой, а полученное здесь и оттого здешним воздействиям вполне подверженное...

И все же он, словно через мутное стекло, разглядел, что человек в короне горных троллей ничего общего с нечистой силой не имеет.

Человек на троне удивленно поднял левую бровь:

– Недурно для мира, где колдовство забыто и задушено... Или вы из Керуани?

– Я из Готара, – взвешивая каждое слово, ответил Сварог. – Я – барон Готар. И представления не имею, где такое место – Керуани...

– Где это – Готар?

– В Пограничье, ваше величество, – ответил за Сварога придворный постарше.

– Ах, вот как... – холеное, породистое лицо осталось то ли равнодушным, то ли исполненным устоявшейся брезгливости ко всему и вся. – И что же вам понадобилось в моем королевстве, барон? Вас не предупреждали, что к незваным гостям здесь относятся... прохладно?

– У меня не было другого выхода, – сказал Сварог осторожно. – Нас прижали к вашей границе, и мы рискнули... – Он искал обороты поцветистее. – В наши планы отнюдь не входило нанести оскорбление или бесчестье вашему славному королевству, равно как и его владыке, но, движимые необоримыми обстоятельствами... Позволено ли мне будет осведомиться о вашем благородном имени, если сие не противоречит этикету...

– Я – Фаларен. Первый – и последний. Король Хелльстада. Говорите проще. Пожалуй, я разрешу вам сесть, как–никак с вами дама, принцесса...

«Просек, сука», – мысленно охнул Сварог.

Глаза короля на миг стали сосредоточенно–отрешенными, потом он сделал небрежный жест, и Сварог, по наитию обернувшийся, узрел за спиной фиолетово–черное кресло, словно бы составлявшее одно целое с полом, – и за спинами его людей возникли такие же. Краешком глаза успел заметить, что лица у его орлов растерянные, болезненно исказившиеся, – на них обрушился тот же удар, и им пришлось еще хуже.

– Девчонка – ваша дочь? – спросил вдруг король.

– Племянница, – сказал Сварог.

И затаил дыхание. Но король преспокойно кивнул. «Все не так плохо, – подумал Сварог. – Есть шансы. Это человек, и Высшего Знания он не достиг, если не может читать мысли, если не может узнать имя, коли оно не названо...»

– Племянница, – кивнул король. – Значит, наследственное. И все остальные... Как вам удалось, обладая такими способностями, остаться незамеченными бандой этих летучих идиотов? Я имею в виду ларов.

– Мы старались этих способностей не проявлять, – сказал Сварог. – Места у нас захолустные, на них давно махнули рукой...

– Это похоже на ларов, – улыбнулся король одними губами. – Прежде всего, дорогие гости, хочу вас попросить не бросаться на меня с мечами и не палить из ваших примитивных хлопушек. У иных из вас это шальное желание саженными буквами начертано на лицах... Видите ли, я бессмертен... почти. На мне заклятье, – сказал он, словно извиняясь. – Ни один из рожденных под этим солнцем не может причинить мне вреда. Охотно позволил бы вам развлечься, сколько душе угодно, встреться мы этак три тысячи лет назад. Но меня давно уже не занимает людское бессилие против нашей персоны – исчезла всякая прелесть новизны... Или дать все же вашей очаровательной, упрямой девочке возможность убедиться? Я же вижу, как сжигает ее недоверие. Ко мне так редко попадают дети... Хорошо, наша персона будет милостива. Пожалуйста, детка.

Сварог не оборачивался, не видел даже, что бросила Мара. Зато видел, что из этого вышло: мелькнуло что–то темное, крутящееся и в тот же миг исчезло в тусклой вспышке перед самой грудью короля.

– Думаю, этого довольно? – вежливо спросил Фаларен. – Оставим эти скучные забавы и перейдем к более интересным вещам. Признаюсь, я пресыщен жизненными впечатлениями – по причине их удручающего однообразия. И, когда случается что–то любопытное, небывалое доселе, я терзаюсь любопытством, как самый обычный человек. Вы меня не на шутку заинтересовали, дорогой барон, и вы, господа и дамы. Хелльстад не может пожаловаться на забвенье. Нас посещают не столь уж редко. Но все визитеры столь же удручающе однообразны. Большая их часть заявляется сюда в поисках кладов и приключений. Другие, их меньше, пытаются укрыться здесь от врагов, пересидеть погоню, наивно надеясь, что я оставлю их в покое, если они забьются куда–нибудь в уголок и затаятся, как мышки. Впрочем, порой я и оставляю их в покое, все зависит от настроения, друзья мои, с какой ноги встанешь, увлечен ты делом или празден... Но впервые за последние четыре тысячи лет – впервые! – здесь появилась компания, решительно не похожая на всех прежних гостей. Не кладоискатели, не беглецы, не ищущие уединения отшельники. Вы целеустремленно пересекаете Хелльстад на пути к своей, неведомой цели – мимоходом, словно лесную полянку или деревню при дороге. Давно, давно уже мои владения не использовали столь бесцеремонно, в качестве проезжего тракта...

– Вас это обижает? – невинно спросил Сварог.

– Обижаться на людей? Мне?! – усмехнулся Фаларен. – Меня это ужасно заинтриговало, милейший. Всего лишь. И я приказал оставить вас в покое. Мои Летучие Рожи – примитивные шуты, привратники, не более. Правда, они отхватят вам голову, как вы отхватываете кусок печенья... Но я не велел вас трогать. Решил подождать. Это великолепная игра – сидеть и думать, пытаясь угадать, как поведет себя очередной захожий бродяга. Признаюсь вам, первое время не трогают никого – пока я не решу, что угадал намерения незваного гостя. И тогда начинается забава. Я редко отдаю конкретные приказания – разве что гость особенно меня заинтересует. В большинстве случаев, стоит мне убедиться, что мы столкнулись с очередным примитивом, вступают в игру давно отработанные механизмы – и не всегда я досматриваю до конца.

– Насколько я знаю, были люди, которым удалось отсюда выбраться...

– Ну естественно! Я же не стремлюсь уничтожать абсолютно всех, кто ко мне попадает. Во–первых, порой оставить в живых бывает еще забавнее. Какой–нибудь бродяга, отягощенный тем, что он полагает ценной добычей, вырывается из Хелльстада, себя не помня от радости и славя свои везение, удачу и богатырский меч... Меня такой исход развлекает, давая повод к философским раздумьям об ограниченности людского ума и относительности всего сущего. Во–вторых, нужно быть практичным. Если станет известно, что отсюда не возвращается никто, ко мне перестанут заходить в гости – кто решится на заведомо обреченное предприятие? И я лишусь развлечения, а у меня и без того почти не осталось развлечений... О, если бы я наконец решился засесть за книгу! Это была бы поучительная и грустная книга, барон, столько репутаций славных героев, попавших в летописи, удостоившихся монументов, гербов и корон, рассыпалось бы прахом... Но никто не оценит сей труд по достоинству. Вернемся к вам. Вас оставили в покое. Наблюдали, конечно. И я убедился, что мои владения для вас – не более чем досадная преграда, которую вы стремитесь побыстрее преодолеть, направляясь к морю. Каюсь, у меня не хватило терпения подождать, пока вы достигнете берега, и я послал собак... вы неплохо держались. Иногда я начинаю с собак, и многим этого бывает достаточно, улепетывают, бросая доспехи...

– И они гибнут?

– Не всегда, что вы. В том–то и прелесть игры. Хотя трусов я не люблю. Смелый еще имеет шансы, но трус... – холодные сине–зеленые глаза чуть сузились. – Не одобряете таких забав, а?

– Вам виднее, как распоряжаться у себя дома, – сказал Сварог.

– Совершенно справедливо. С какой стати мне становиться добреньким? Почему–то волшебные страны считаются самым подходящим местом для бесцеремонных прогулок без согласия хозяев. Как бы вы себя повели, начни по вашему баронству болтаться незваные пришельцы из иного мира, охотиться на ваших коров, обижать ваших крестьян, долбить стены вашего замка в поисках кладов?

– Многие и не подозревают, что вы существуете, – сказал Сварог. – Считается, что здесь нет хозяина. Только туманные слухи о некоем короле...

– Не заступайтесь за них, за этих наглых людишек. Они с той же бесцеремонностью ломились бы сюда... По крайней мере, четыре с половиной тысячи лет назад, когда о моем существовании было прекрасно известно всем поголовно, это ничуть не останавливало нахалов, наоборот...

– Сколько же вам лет? – с ненаигранным любопытством поинтересовался Сварог.

– Пять с половиной тысяч... И сколько–то там еще прежних. Кажется, сорок с небольшим. Точнее не помню, годы для меня... вы же не помните, сколько вам минут?

– Значит, вы жили еще до Шторма?

– Я с удовольствием расскажу вам о себе, – сказал король с ноткой нетерпения. – Но сначала вы расскажете, куда направлялись и зачем, чтобы наша персона утолила любопытство. Тогда и решим вашу судьбу. Возможно, окажетесь полезны. Вы мне представляетесь довольно интересным для провинциального барона экземпляром, ваши люди храбры и вымуштрованы, не паникуют, во всем положились на вас – чувствуется выучка. К тому же с вами принцесса, а особы королевской крови в последний раз посещали эти места... да, около полутора тысяч лет назад. О, простите, долг гостеприимства...

Он слегка завел глаза под лоб, и откуда–то из дальнего угла зала вереницей поплыли золотые подносы с фруктами и разноцветными винами в хрустальных графинах невыносимой прозрачности. Когда один остановился в воздухе рядом с локтем Сварога, тот легонько отшатнулся – как–никак он был захолустным бароном, не привыкшим к таким чудесам. И в то же время быстренько проверил угощение, убедившись, что ни отравы, ни наведенного заклятья нет, налил себе черного вина. Потом сказал:

– У вас несколько странные порядки, ваше величество. Гости, люди совершенно случайные, сидят, а придворных ваших вы оставили стоять...

– Да? – Король с непритворным удивлением оглянулся. – Совсем забыл, конечно... А напомнить они не осмелились, вымуштрованы не хуже ваших... Можете сесть, господа.

Сварог смотрел во все глаза. Пол за спинами придворных беззвучно вспучился двумя бутонами, они раскрылись, формируясь, покрываясь дырами, выгибаясь, – и появились два кресла. Придворные уселись с явным облегчением.

– Я не деспот, – сказал король. – Просто, любезный барон, как–то забываешь о всяких мелочах... Итак. Попробую сначала догадаться сам, нужно тренировать интеллект... Вы, конечно, не Керуани, иначе не остановились бы перед гармами. Керуани были великие мастера общаться с собаками, это умение не подводило их даже с гармами. Впрочем, Керуани давно исчезли... Но в вашем роду, несомненно, были сильные маги, затаились, ничем себя не проявляя, оттого и избежали пристального внимания ларов. Примерно так же обстояло и с вашими людьми. Какое–то время вы сидели тихо... А потом... Вас что–то погнало в дорогу с неодолимой силой? И цель заставила наплевать даже на Хелльстад?

Сварог молча поклонился. Все оборачивалось прекрасно – Король Сосновая Шишка сделал неверное предположение, а дальше строил на нем стройную, логически непротиворечивую версию. «Захолустный барон, потомок притаившихся магов»... Говорят, так бывает и с шизофрениками – логика непоколебима, построения изящны, вот только исходная предпосылка абсолютно неверна...

Был страшный соблазн врать и дальше, но Сварог побоялся запутаться. К тому же его люди не обладали теми же способностями и защитой, пока что им удалось выкрутиться, но при малейшем подозрении за них возьмутся всерьез. Что–то странное говорил король о его орлах, какую–то фразу, достойную детального анализа, но ведь не переспросишь...

– Мы идем, чтобы уничтожить Глаза Сатаны, – сказал он, чувствуя под ногами вместо каменного пола тонкий лед. – Отец... он оставил мне письмо, которое следовало вскрыть к определенной дате. Дата эта наступила три недели назад. Там говорилось, что на основе какого–то старинного предсказания мне суждено доставить в три королевства принцессу Делию Ронерскую, которая одна и способна уничтожить Глаза Сатаны. Вот и все, если вкратце. Мы отправились в путь...

Король взглянул через плечо Сварога, и тут же раздался голос Делии, звучный, ровный, чуточку надменный:

– Барон выразил суть удивительно кратко и точно.

Взгляд короля стал пронзительно–сверлящим, он прямо–таки лежал на плече Сварога, как железный шест, и Сварог поймал себя на том, что перестал дышать. На короле заклятье, его не может убить никто, родивший под этим солнцем... но Сварог–то, если вдуматься, родился под другим светилом? Эти предсказания с их казуистическими крючками... Там же не сказано, будто короля не может убить вообще никто...

– Ну что ж... – медленно произнес король, и по его лицу Сварог понял, что испытание выдержал. – Вы говорите правду...

Да, вот именно. Сварог уже давно понял, какие юридические крючки и коварные оговорки кроются за чеканными, казалось бы, пророчествами, напоминающими строгие математические формулы только с виду...

– Мы вас разочаровали? – спросил Сварог.

– Ничуть. Меня разочаровало то, что ответ на загадку наконец прозвучал. Печально, когда с тайны падают все покровы – ведь скука подступает вновь... Что ж, задумка была неплоха. В этом унылом мире давно не случалось столь дерзких и масштабных предприятий, на меня прямо–таки пахнуло добрыми старыми временами, когда богатыри были богатырями, а колдуны колдунами... – Он небрежно бросил через плечо: – Вам известно что–нибудь о таком пророчестве, Лагефель?

Тот, что постарше, моментально отозвался:

– Так называемый Кодекс Таверо, ваше величество. Один из его разделов, а именно...

– Избавьте меня от таких подробностей, Лагефель. Вам до сих пор не хватает умения воспарить над несущественными деталями, охватывать умом целое... Пророчество было. Этого достаточно. Правда, это означает лишь, что однажды оно было произнесено. И не более того. Вам доводилось слышать, барон, что не всякое пророчество с роковой непреложностью воплощается в жизнь?

– Доводилось, – кивнул Сварог, насторожившись еще сильнее, если только такое было возможно.

– Будущее – вовсе не застывший монолит, скрепленный пророчествами и предсказаниями, как вечным «кромольским раствором». Секрет «кромольского раствора», кстати, нынешними гильдиями каменщиков утрачен... – Король усмехнулся. – Барон, вы и ваши спутники – идеалисты? Подвижники? Вы одержимы горячим желанием облагодетельствовать человечество?

– Боюсь, до таких высот наш идеализм не простирается, – сказал Сварог, усмехнувшись елико возможно циничнее.

– Благодарю за откровенность. Скорее уж на лицах иных из ваших людей читается не идеализм, а страстное желание проникнуть взором в мои сундуки... Вон тот здоровенный, с крестьянской рожей, скоро прожжет их взглядом... Сокровища там, милейший верзила, сокровища, как же без них? Барон, чего вы ждали – герцогской короны? Земель? Орденов?

– Возможно, я вас разочарую, но мое нахальство простирается на все сразу... – сказал Сварог.

– Ничего, – благодушно сказал король. – Дело житейское. Идеалисты среди магов – великая редкость, сколько живу, встречать не доводилось. Возможно, есть что–то такое в потоке апейрона, влияющее на сознание мага... Словом, идеалистов нет. Другое дело – святые, но меж святыми и магами мало общего еще и оттого, что магия подчиняется законам природы, а чудеса, творимые святыми, проистекают... гм, из другого источника. Нет, барон, вы меня не разочаровали, это я вынужден вас разочаровать. Наша персона не желает, чтобы Глаза Сатаны были уничтожены. Не вздумайте только подозревать меня в симпатиях к силам Тьмы. Я одинаково равнодушен и к Тьме, и к Свету, я – это Нечто Третье, хотя мудрецы и вбили себе в голову, будто такого не может быть... Даже мой мэтр Лагефель когда–то так считал, до знакомства со мной. Не смущайтесь, мэтр, вы с тех пор на глазах поумнели... Я – это я, – он значительно поднял палец, и в его голосе сквозило самодовольство. – Ибо добился всего собственными трудами, без помощи и темных сил, и светлых, а посему свободен и от обязательств перед ними, и от симпатий с антипатиями. Даже лары вынуждены со мной считаться. Я еще в древние времена предпринял кое–какие меры, делающие их бессильными передо мной. Так вот, мои взгляды можно назвать свободными и исполненными терпимости. Здесь может разгуливать Князь Тьмы, когда ему захочется. А в горах на полуночи обитает отшельник из приверженцев Единого, я велел его не беспокоить. Подлинно могучему владыке присуща терпимость. Особенно такому, как я. За те тысячелетия, что я здесь правлю, ушло в небытие столько темных и светлых богов, столько бессмысленных сражений Света и Тьмы отгремело...

Сварог мысленно поздравил себя с удачей – не пришлось ломать голову, проявляя чудеса проницательности, на каковые он, трезво мысля, и не способен. Король сам преподнес свой главный пунктик, на блюдечке. Мания величия в самой примитивной и недвусмысленной форме. Справедливости ради стоит заметить на полях – а чего еще прикажете ожидать от самодержца, ухитрившегося усидеть на троне пять с половиной тысячелетий?

И еще – Король Сосновая Шишка как–то не тянул на настоящего мага. Хоть Сварог и не видел настоящих никогда... То, что он владыка Хелльстада, ничего еще не доказывает. На иных тронах, отнюдь не захолустных, сиживали и дебилы, и просто дикие посредственности. Правда, это ничуть не умаляет могущества Хелльстада, но ведь и с земными державами точно так же обстояло...

– Иными словами, вы намерены мне воспрепятствовать? – спросил он.

– Ну разумеется, – сказал король. – По–моему, я уже воспрепятствовал...

Что–то не клеилось. Если за всеми имевшими несчастье сюда забрести наблюдают с момента их появления, почему Сварог в прошлый раз выбрался незамеченным? Или в этом и заключалась игра? И король, сразу его опознавший, готовит коварнейшую ловушку, играет, как кошка с мышкой?

– Ну что же, умные люди, оказавшись в вашей ситуации, тактично молчат, – сказал король. – Вы молчите, а значит, умны. Что вас больше интересует – ваша участь или желание узнать движущие мною мотивы?

– Второе, – сказал Сварог. – Поскольку догадываюсь, что моя участь не от меня зависит...

– Верно. И все же... Каждый сам определяет свою участь. Определили свою и вы. Я решил взять вас на службу. Даже великому владыке прискучит одиночество, если оно затягивается. Ему нужны верные слуги...

«И свежие слушатели, способные должным образом оценить хозяйские монологи», – добавил для себя Сварог. Как учит история, выслужившиеся из грязи князья четко делятся на две категории – одни стараются напрочь забыть свое свинопасье прошлое, вытравить его из памяти окружающих. Другие, наоборот, кстати и некстати любят вспомнить вслух, из какой грязи поднялись. И та, и другая линии поведения еще не свидетельствуют ни о высоком интеллекте, ни о широте души. Просто одни – снобы, а другие – нет. Фаларен, скорее, из тех, кто бережно сохраняет помянутую грязную канаву, огородив ее золотым забором, и любит под настроение показывать гостям...

А вслух он сказал:

– Я безмерно благодарен, ваше величество, за столь высокую честь. Но не представляю, чем могу оказаться вам полезным...

– Откровенно говоря, я тоже в данный момент не представляю, – признался король. – Но непременно что–нибудь придумаю. Мое владение ничуть не напоминает убогое поместье, куда нанимают работников для примитивных конкретных дел. Подлинный ум заглядывает далеко вперед... Эти господа, – незначительный жест ладони, – тоже не имели сначала четко определенных обязанностей, но со временем оказались полезными. Так же поступим и с вами. Да, есть еще ваши люди... Можно отправить их восвояси, насыпав полные карманы бриллиантов, а можно и использовать в какой–нибудь новой забаве... – Он опять глянул мимо Сварога. – Прелесть моя, не нужно столь гордо и возмущенно вскидывать вашу изящную головку. Сколько лет правит в Ронеро ваша династия? Тысячу двести? Я сидел на этом троне, когда предки всех вас бродили в звериных шкурах, отброшенные Штормом к началу времен... Итак, ваши люди, барон. Неплохая коллекция индивидуумов, в той или иной мере одаренных магическими способностями. Жаль разбивать столь тщательно подобранный оркестр. Пожалуй, и они мне пригодятся. Жалую долголетие, роскошь, удовлетворение всех и всяческих прихотей... и так как далее, нужное подчеркнуть, недостающее вписать самим. Согласием не интересуюсь, поскольку не предоставляю выбора. Надеюсь, среди вас нет идеалистов и безумцев, способных отказаться и подвергнуться моему гневу? – И он медленно обвел всех капризно–деспотическим взором.

Стояло молчание. Сварог волчьим чутьем угадывал – все полагаются на него, прекрасно понимая, что ничего другого не остается.

– А главным вашим предназначением станет – помочь мне победить скуку, – продолжал Фаларен. – Скука – единственный и главный враг бессмертного. Впервые она объявила войну уже через несколько столетий после моего воцарения. Перед вами – неутомимый воитель, в борьбе со скукой испробовавший все. Все мыслимые разновидности добрых и злых поступков. Добро быстро истощает изобретательность, оно удручающе однообразно и оттого становится невольным союзником скуки. Зло не в пример многограннее, оно тысячелико, но пороки, извращения и злодейства тоже в конце концов исчерпываются, как ни пытаешься их разнообразить, порой вовлекая в свои забавы миллионы смертных двуногих, не ведающих о том... – он мечтательно уставился в потолок. – И со временем обнаруживаешь, что собственноручно содрать кожу с какой–нибудь принцессы так же скучно, как и столкнуть в бессмысленной схватке две самые сильные державы... Да–да, это я развязал Лабурскую войну... вы ее не помните? Вот видите, как все бессмысленно... А короля Шого и его таинственное исчезновение еще помнят? Ах, даже вошло в поговорку? Ну конечно, это был я. Показалось забавным сесть на престол обычного земного королевства, потом, очень быстро, стало скучно... Насколько мне известно, иные глупцы там, наверху, всерьез подозревают меня в попытках развязать с ними войну за власть над Империей Четырех Миров. Болваны. Власть над Империей мне наскучила бы столь же быстро. Хотя, оговорюсь, стоит и попробовать. Но что прикажете делать потом? Лишь тот стремится к власти, кто примерно знает отпущенный ему срок...

– Но видите же вы хоть какой–то выход? – с интересом спросил Сварог.

– Конечно же! Во–первых, история человечества при всей ее черепашьей медлительности и однообразии – материал для изучения. Любопытно увидеть, куда все придет и чем кончится, будут ли повторены прежние ошибки, каким станет финал... И если после очередной катастрофы – которая нашу персону, разумеется, не затронет – на смену придет иная раса, как это стряслось и с Изначальными, и с Хоррами, и с чередой их предшественников, впереди меня ждут новые впечатления и острые ощущения. Во–вторых, я еще не исчерпал всех загадок этого мира. Есть еще и Багровая Звезда, и Нериада и Тетра с их тайнами, я оставил их напоследок, и теперь пришла пора...

Сварог покосился на сановников – король сидел к ним спиной, и они смогли чуточку расслабиться. На лицах у них читалась безудержная, безграничная скука. Все эти монологи оба бедолаги явно выучили наизусть и могли отбарабанить без запинки, разбуди их посреди ночи. И король не может этого не понимать. Еще одна беда бессмертного – ему необходимы свежие слушатели, и менять их желательно почаще, иначе все кончится полубезумным обитателем необитаемого острова, часами церемонно беседующим с попугаями и пальмами. Пожалуй, бессмертие и впрямь коварнейшая ловушка. Если настигает одиночку. А если одиночка вдобавок – личность весьма посредственная, он ничуть не поумнеет за все тысячелетия, как ни штудируй умные книги...

– Как же вышло, что вы стали властелином Хелльстада? – спросил Сварог. – Если Хелльстад существовал еще до Шторма... Но эта гостиница, оставшаяся целехонькой, как–то не совсем уместна в волшебной стране...

Ему и в самом деле было интересно. Но имелась еще и подоплека – он подсознательно оттягивал неизбежную схватку, боялся, что может ее проиграть, злился на себя за этот страх, но ни на что не решался пока...

– Вы, право, неглупы, – сказал король. – Гостиница для флотских чинов никак не вяжется с волшебной страной. Хелльстада, конечно же, до Шторма не было. Пока я его не создал. – В его голосе прозвучала кокетливая мечтательность, словно придворная красотка вспоминала свои победы. – Здесь, на сотни лиг вокруг, были великолепные курорты. Вы еще не видели ни Граневильского водопада, ни Озерной Страны, а ведь все сохранилось с тех времен, моим тщанием... Я любил отдыхать в этих краях – о, не в той гостинице, где вы побывали, для нее у меня не хватало кистей на эполетах...

– Вы были моряком? – спросил Сварог. – Военным?

– Угадали. Только корабли, естественно, неизмеримо превосходили все, какие вам доводилось видеть в жизни. К моему превеликому сожалению, барон, вы пока что не представляете, что такое атомный авианосец Длинного Прыжка. Верх совершенства и мощи (Сварогу очень хотелось спросить, что такое Длинный Прыжок, но это могло и выдать его знакомство с термином «атомный авианосец», так что он промолчал). К счастью, я был на суше, когда это началось, здесь, где отдыхал обычно. Бедняга «Трезубец», он сейчас то ли лежит на дне в Фалейском заливе, то ли пребывает в таких местах, что оторопь берет... Что случилось с успевшими взлететь самолетами, даже я не берусь гадать. Увы, никогда не питал пристрастия к сложным наукам. Ученый у меня есть, и этого достаточно. Не королевское дело – всерьез заниматься науками.

«А служил ты, не исключено, каким–нибудь квартирмейстером, – подумал Сварог. – Даже пять тысяч лет спустя напоминаешь разбогатевшего буфетчика, благо все твое государство – это ты сам, и нет окружающего мира, где престижно быть сведущим в науках или хотя бы меценатом. Господи, это ж не человек, это растение, его и положить не грех...»

– Это была война? – спросил он.

– Все вместе. Мне трудно судить, катаклизмы ли вызвали войну, война ли спровоцировала катаклизмы или все разразилось одновременно и обстояло еще запутаннее... Достоверно известно одно: и война, и катаклизмы стали буйством сорвавшейся с цепи магии, разбушевавшегося колдовства. Были лаборатории, засекреченные, разрабатывавшие нечто такое, что, должно быть, послужило детонатором. Вам, к счастью, все это совершенно незнакомо – напыщенные ученые болваны, беззаботно ковырявшиеся во внутренностях непонятного им могучего чудовища, живого, заметьте, и отчего–то убежденные, что чудовище на такое обращение не обидится...

Увы, Сварогу это было знакомо. Брезгливое отвращение к недоумкам–ученым, беззаботно дергавшим за усы демонов, – единственное, в чем он с королем полностью согласен. Всегда одно и то же – интеллигент считает, что способность мыслить делает его равным Богу, начисто забыв, что Бог – это создатель, а роль ученого при всей ее значимости и богатстве интеллектуальных исканий сводится к должности прилежного регистратора и толкователя. Создавать может один лишь Бог, и там, где человек посягает на это умение, кончается Хиросимой, Штормом, Судным днем...

– Интересно, успели они улететь из гостиницы? – подумал он вслух. – Я там нашел на столе срочный вызов...

– Сомневаюсь, что успели, – ничуть не удивившись, сказал король. – Там промчалось... нет, вы не поймете, барон. Ни сейчас, ни когда–либо потом. Никто ничего не понимал. Для многого из творившегося тогда слов в человеческом языке нет, не было и не будет. Меня еще долго преследовали сны...

Сейчас он казался Сварогу ближе и понятнее. И все равно его следовало убить, потому что добровольно этот зажиревший псих их ни за что не отпустит. Остаться, войти в доверие, ждать подходящего случая – чересчур скользкий и чреватый полной неизвестностью путь, а время уходит...

– Как же вам удалось? – спросил он тихо.

– Везение, признаюсь откровенно, – сказал король. – Именно у меня отыскались необходимые качества, какие–то врожденные способности, хотя Керуани в нашем роду определенно не было. Мой ученый, – легкий кивок в сторону мэтра Лагефеля, – порой пытается отыскать объяснение, но забредает в непролазные дебри даже раньше, чем я перестаю его понимать. Бывают прирожденные лозоходцы, прирожденные кулинары и даже прирожденные палачи. Так и со мной. Когда пронесся Поток... Я называю это Потоком за неимением лучшего слова... больше всего это было похоже на дакату. Вам не случалось видеть дакату? Порой смертным удается попасть под нее и остаться в живых...

– Не видел, – сказал Сварог. – Даката – это что–то из морского фольклора? Нечто магическое, ужасное и легендарное?

– Да, так. Ладно, если вы не видели дакату, не поймете... Когда пронесся Поток и слизнул все и всех вокруг меня, я, к своему превеликому изумлению, обнаружил, что остался цел и невредим. Но очень скоро оказалось, что Поток не исчез. Что он – во мне. То ли я его впитал, то ли он меня. Кстати, первое время я долго и безуспешно искал подобных себе, потом перестал... Одним словом, я обрел удивительные способности. О первых пробах невозможно вспоминать без смеха – учился на ходу, да к тому же менялся еще довольно долго. Постепенно удалось многое упорядочить, усвоить и производить осмысленные действия, к тому же время подгоняло – Шторм все еще буйствовал, требовалось уцелеть, выжить, наладить безопасное и спокойное бытие... На нечто грандиозное я не замахивался. Хелльстад в нынешних его границах, надо признаться, вышел таким чуточку по воле случая. Когда все немного успокоилось, принялся обустраиваться. Ну а одновременно со мной обустраивались бежавшие за облака и ухитрившиеся выжить субъекты, которые потом стали называть себя ларами. Высокое дворянство, ха! Вообще–то дворяне там были, что правда, то правда, но их насчитывалось не более четверти, это потом они все поголовно сочинили себе красивые гербы или захапали оставшиеся бесхозными. Кучка ученых, причастных к определенным лабораториям, родня, технический персонал вплоть до уборщиков, охрана, горсточка армейцев, случайные маги, друзья–приятели, бабы... Ни одного члена тогдашних венценосных фамилий там не оказалось. Предок нынешней императрицы был, правда, герцогом, но по женской линии происхождение у милейшей Яны–Алентевиты самое сиволапое – герцог женился на какой–то красотке из обслуги, чуть ли даже не поварихе... Еще и оттого они меня ненавидят, те немногие, кто знает обо мне, – я–то прекрасно помню, кем были хваленые прадеды, основатели большинства родов. Им бы успокоиться, в конце концов, любой король, если вдуматься, происходит из быдла, у меня тоже не было герба... Но они знают, что я помню... Небесные повелители, ха! Лет с тысячу спустя они отважились вернуться на землю, попытались возрождать королевства и прочие державы, но выживший народец стал очень уж диким и примитивным, получилось сплошное безобразие, и они, не продержавшись и ста лет, вновь упорхнули за облака, на сей раз окончательно. Но перед тем по своему дурацкому обычаю ломать все, до чего способны дотянуться слабыми ручонками, вызвали очередной глобальный катаклизм, именуемый в народе Вьюгой. Вы о Вьюге, вероятнее всего, и не слышали, любезный барон? Ну да, о ней высочайше ведено забыть, дабы никто не узнал, что могучие лары проявили себя беспомощными идиотами...

– Вы их не любите, я вижу... – усмехнулся Сварог.

– Презираю, вот и все. Они которое тысячелетие стремятся быть владыками, совершенно не представляя, что им в этой роли делать. А делать–то и нечего! Остается гордо парить за облаками, старательно выпалывая внизу все, что способно в будущем усилить землю. Знаете, отчего они пять тысяч лет так старательно сохраняли в неприкосновенности прежний язык, на котором говорили до Шторма? А когда внизу появилась письменность, позаботились, чтобы и алфавит остался прежним? Да потому, что овладение новым языком, изменение его сулит прорыв в новые области магии, а это им решительно ни к чему. Но они недооценивают людской изобретательности, а я на нее насмотрелся на своем веку. Лазейка обязательно отыщется, там, где и предполагать нельзя...

Он говорил что–то еще, Сварог слушал плохо – чересчур был взволнован. Короля следовало убить, иначе отсюда не вырваться. Взять и убить посреди разговора – а это не так просто, хоть и успел привыкнуть ко многому. Обыкновенный человечишка, препустой, ничего от демонического чудища – потому–то и жалко его, потому–то он и страшен...

Чтобы решиться, Сварог подумал о тех, кто сидел у него за спиной, о каждом по очереди. Стиснул зубы, заводя себя. Они, каждый по отдельности и все вместе, были в тысячу раз ценнее зажравшегося пустоцвета, по чистой случайности сумевшего посреди сотрясавших планету катаклизмов ухватить один–единственный выигрышный билет. У Сварога была цель. И она, как бы ни кривились гуманисты, оправдывала средства. Те мушкетеры, охранявшие королевский автомобиль, те егеря, что попали под пулемет, представления не имели, что угодили пешками в чужую жестокую игру. Уж они–то были во всех отношениях лучше Фаларена, но их нельзя было не убить... Пора решаться. А История, как давно подмечено, вновь соврет по своему обыкновению. Наведет глянец, побрызгает духами, летописцам нет дела до погибших пешек и лирических пустяков вроде «внутреннего борения». Летописцы имеют дело с результатом. Пресловутым итогом.

– Вы меня не слушаете, барон?

– Каюсь, ваше величество, каюсь... – сказал Сварог. – Простите тысячу раз, но я рискнул бы все же просить вас позволить нам идти своей дорогой. Для вас смысл жизни состоит из забав, но в остальном мире обстоит как раз наоборот...

– Вы что, белены объелись? – Голос короля стал резким, холодным. – По–моему, все решено. Мне очень интересно понаблюдать, что произойдет дальше с Глазами Сатаны, как они будут двигаться. Сюда они не пройдут, на границе возведена роскошная серебряная стена, в которую они и уткнулись... Вы же выразили полную покорность? С чего вдруг...

– Пока вы забавляетесь игрушками, гибнут люди, – сказал Сварог. – Можете вы это понять? Мыслить, как взрослый человек?

Он нагло нарывался. И король гневно выпрямился, хлопнул ладонью по широкому подлокотнику, вскочил. Сановников враз покинула сонная одурь. Вряд ли в этих стенах с королем когда–нибудь разговаривали столь дерзко. Прямо–таки клокоча, как перекипевший чайник, Фаларен, шурша и шелестя бесценной мантией, прошелся взад–вперед у стены. За спиной лязгнуло – это Мара выхватила меч, чуть присела, разведя руки, готовая играть вторую скрипку в любом концерте. Король кипел. Видимо, ему никогда не давали отпора, и он плохо представлял, что следует делать, чтобы гнев выглядел по–королевски достойно.

– Положительно, такой наглости... – протянул король неожиданно тонким голосом, огляделся, честное слово, растерянно, словно проверяя, у себя ли он в тронном зале. – Вы полагаете, вашим мнением будут интересоваться? – Голос креп, набирая уверенность. – Или плохо представляете, что такое моя воля? – Его глаза стали страшными. – Я вам напомню, с кем вы...

Сварог метнул топор, и время остановилось. Доран–ан–Тег, туманный свистящий круг, неимоверно долго плыл к замершему в немом удивлении королю, чуть вскинувшему руку не забытым за тысячелетия инстинктивным жестом, застыли в креслах сановники, весь мир оцепенел, рубин в навершии топора описывал зловещие алые кручи, и на лице короля изумление так и не успело смениться страхом...

Отсеченная голова в серебряной митре покатилась по полу, кровь взлетела фонтаном, темная на пурпуре, и тело, сделав шаг, шумно грохнулось у трона. Рукоять топора, вернувшегося к хозяину, больно ударила Сварога по скрюченным пальцам. Он не почувствовал боли, вперившись взглядом в угасающие глаза самого древнего на планете короля. В голове вертелось – никому не может везти до бесконечности...

Огляделся. Его орлы оказались на высоте – Мара с Шедарисом приставили клинки к груди сановников, а остальные развернулись полукольцом с оружием наготове. Механически переставляя ноги, Сварог подошел и поднял с пола митру. Изумительная работа, каждая чешуйка видна...

Побуждение было внезапным, оно не схлынуло, и оттого к нему как–то моментально удалось привыкнуть. В конце концов, случались вещи и диковиннее. Сварог надел митру, оказавшуюся ему самую чуточку великоватой из–за короткой прически, повернулся к присутствующим и спросил:

– Кажется, это называется ваганум?

Пол вдруг косо вздыбился под ногами – казалось, накренился весь замок, – вернулся на место, дернулся вверх, и Сварогу показалось, что он стоит на исполинской патефонной пластинке, вращавшейся тяжело, грузно. Сквозь акварельно–прозрачные краски ближайшего витража видно было, как за окном медленно проплывают справа налево низкие холмы – это замок вращался вокруг оси. И тут же все кончилось. Замок остановился. Мелодичный звон волнами поплыл по залу, затекая во все уголки. Это из–под другой арки, в противоположной стене, входили шеренгой золотые истуканы, напоминавшие экзотические рыцарские доспехи. Позвякивая при каждом шаге, они прошествовали на середину, четко повернулись через левое плечо со сноровкой вымуштрованных гвардейцев и замерли лицами к Сварогу. Лиц, правда, не было, забрала опущены.

– Ну, и что это означает? – спросил он громко.

– Слуги приветствуют вас, ваше величество, – сказал сановник постарше. – Особенного страха на его лице не было. – Знали вы заранее или нет, это уже неважно... У вас на голове не обычная корона. Когда–то, в незапамятные времена, король сделал несколько предметов, приспособлений и устройств, облегчавших ему управление своими владениями. Тогда он, по его меркам, был совсем молод и не потерял интереса к творчеству, переделкам и усовершенствованиям. Потом он ко всему этому остыл и не предпринимал ничего, что можно было бы назвать крупными усовершенствованиями...

– Увлекшись борьбой со скукой? – сказал Сварог.

– Можно это и так назвать. Из–за давнего заклятья король решил, что он в полной безопасности, а потому не придумал ничего, что воспрепятствовало бы переходу его достояния в чужие руки...

– А не безопаснее ли прикончить эту парочку без особых дискуссий? – деловито перебила Мара. – Кто их знает, что за пташки.

– И с кого они кожу драли, – мрачно поддержал Шедарис, озирая осиротевших царедворцев без всякого доверия. – Мертвый, известно, не кусается...

– Мы шкуру ни с кого не драли, молодой человек, – сказал тот, кого король называл мэтр Лагефель. Второй, по имени неизвестный, по–прежнему безмолвствовал.

– Вообще–то он не врет, – сообщил Сварог задумчиво. – Но я не сказал бы, что моментально воспылал к ним доверием. Служба у покойного борца со скукой не представляется мне богоугодным делом. Или вас, господа, завлекли сюда коварством и принудили силой? Вы отвечайте, а я проверю, врете вы или нет, я это умею, знаете ли...

Мэтр Лагефель смотрел на него спокойно и словно бы устало:

– Истина где–то посередине. Я попал на нынешнюю должность не по своей воле, но принял ее без особых колебаний. Я ученый, господа. Потому и пошел в Хелльстад. Экспедиция Латеранского университета, четыреста двадцать лет назад, о ней давно забыли. Здесь у меня открылась возможность познавать такое, чего я никогда не узнал бы во внешнем мире, проживи хоть сто жизней...

– Понятно, – кивнул Сварог. – Пока ваш хозяин развлекался, как умел, вы штудировали науки. Ради бескорыстной страсти к познанию. Прекрасная вещь – одержимость...

Тот немного смешался, но глаз не опустил:

– Я такой, какой есть. Не подумайте, будто я специально стараюсь втереться к вам в доверие, но я ведь вас не выдал. В прошлый раз, когда вы свалились неподалеку от Итела на летающей лодке ларов, мы вас видели. И сейчас узнали почти с первых минут. Но промолчали.

– Ага, – сказал Сварог. – Значит, хозяин сплошь и рядом текущие дела на вас перекладывал? Есть какое–то устройство? И если границы нарушены, оно дает сигнал?

– Вроде этого. Сам хозяин этим не занимался. И он был не настолько сильным магом, чтобы обходиться без подручных приспособлений. Откровенно говоря, никудышный был из него маг... Словом, мы вас не выдали. Хотя в прошлый раз, конечно, доложили о странном госте. Король отсутствовал, и вы успели убраться отсюда до его возвращения... Он очень заинтересовался, ведь летучие лодки ларов никогда не падают. Даже попытался отыскать вас во внешнем мире, но не получилось...

– А вы? – Сварог повернулся ко второму. – Вас тоже погнала сюда необоримая страсть к познанию?

– Не совсем, ваше величество. Я ронин. Терять было совершенно нечего, вот и рискнул, прибился к отряду. Шли искать то ли кладов, то ли славы, уж и не помню. Угодил сюда, да, знаете ли, и прижился. Служба нетрудная, а плата велика – вдобавок ко всему еще и долголетие. Я был чем–то вроде управителя, если перевести на обычные мерки, а мэтр Лагефель – библиотекарем.

– И никого больше?

– Никого. Королю давным–давно надоел пышный двор.

«Бог ты мой, – подумал Сварог в растерянности и тоске. – И эти места служили пугалом пять тысяч лет. Зажившийся на белом свете морячок с давно рассыпавшегося прахом авианосца, то ли боцман, то ли каптенармус, один небрезгливый книжник, один бродячий ронин, парочка устройств и приспособлений – вот вам и Хелльстад...»

Он усмехнулся:

– И оба вы неустанно служили восторженными слушателями?

– Эта часть наших обязанностей была тягостнее всего, – усмехнулся в ответ управитель уже довольно смело. – Но и к ней, в конце концов, удалось привыкнуть. Что ж, все позади. Я надеюсь, в вашем лице мы обрели повелителя, мыслящего не в пример шире и дерзновеннее. Вы очень быстро освоитесь, мы приложим все силы, чтобы...

– И что же? – спросил Сварог. – Теперь это все мое? Без малейших условий?

– Все это ваше, пока вы живы. В деталях вы быстро разберетесь, ваше величество, – почтительно поклонился управитель. – Нельзя ли полюбопытствовать: как вам удалось обойти заклятье? Кто вы такой? Вы никак не можете оказаться простым даром...

Не отвечая, Сварог задумчиво разглядывал многочисленные сундуки в нишах, опустевший трон, застывшую изящной статуэткой золотую птицу. Столь неожиданно обретенный престол и новое положение, безусловно, на многое сулили ответы и делали обладателем множества тайн. Но, несмотря на всю увлекательную выгоду, проистекавшую из обладания серебряной короной, – не врала насчет короны Лесная Дева, черт возьми! – Сварогом владело одно–единственное желание: побыстрее убраться отсюда.

– Должен вас разочаровать, господа, – сказал он. – Некогда мне осваивать хозяйство. Как–нибудь потом. Вы сами прекрасно слышали, с каким делом мы едем.

Управитель поднял брови:

– Вы серьезно, ваше величество? Поймите же, Хелльстад – ваш. И вам следует мыслить новыми категориями. Что вам теперь мелкие заботы внешнего мира? О, я вовсе не пытаюсь вас отговаривать, но гораздо интереснее было бы, как это собирался сделать покойный король, спокойно понаблюдать со стороны, как будут продвигаться дальше Глаза Сатаны. Как они упрутся в Ител, что тогда произойдет...

– Любезный управитель, – сказал Сварог. – Извольте–ка запомнить на будущее: ваши советы насчет доставшегося мне владения и освоения такового всегда будут приняты с благодарностью. Но во всем, что касается моих намерений и дел, – приказы не обсуждаются.

Управитель низко поклонился. Сварог против него ничего не имел, но челядь следовало сразу поставить на место – еще и потому, что он неуверенно себя здесь чувствовал. Трудно привыкнуть к мысли, что Хелльстад теперь твой...

Он оглянулся на шеренгу золотых истуканов:

– Долго они тут будут торчать?

– Если они вам не нужны, прикажите им уйти, – чуть заметно улыбнулся мэтр Лагефель.

Сварог, полагая насмешку, нахмурился:

– Но я же не...

И умолк, удивленный. Он откуда–то знал, как командовать мысленно золотыми болванами. И скомандовал. И они вышли, мелодично погромыхивая. Странная Компания во все глаза таращилась на своего предводителя, а он, в свою очередь, торопливо перебирал новые знания, лежавшие на некоей полочке в мозгу так уютно, словно пребывали там всю жизнь и даже успели чуточку подернуться паутиной.

– Корона? – громко спросил он.

– Корона, ваше величество, – кивнул мэтр Лагефель. – Иные способности, какими обладал король, погибли вместе с ним, но того, что осталось вам в наследство, достаточно, чтобы управиться с Хелльстадом. – Он указал на то самое странное сооружение из черных и фиолетовых шаров. – Это и есть хранилище знаний, основной центр управления всем... здешним бытием.

Сварог подошел поближе и обошел вокруг, заложив руки за спину. Теперь он рассмотрел, что каждый шар под прозрачной оболочкой состоит из множества шариков помельче, а те – из скопища совсем уж крохотных, и так, похоже, продолжается до некоего предела, за которым человеческий взгляд бессилен. Приблизил лицо – и ближайшие шары заполнились мириадами его уходивших в бесконечность отражений.

– Ну и где здесь нажимать? – спросил он. – Что вертеть?

– Разрешите, ваше величество? – спросил управитель.

Сварог кивнул Маре – та отвела клинок от горла управителя, но неотступно сопровождала его, когда он торопливо шагал к Сварогу, прямо–таки горя энтузиазмом и преданностью. Подойдя, он не сотворил ничего чудесного – просто–напросто коснулся ладонью одного шара, фиолетового, отмеченного бледно–золотистым значком. Десятка три шаров плавно разлетелись в стороны, словно на невидимых рычагах, повисли, открыв проем в рост человека, а за ним, внутри, лениво колыхались струи белого тумана. Не просовывая голову внутрь, Сварог осторожненько заглянул туда – казалось, белесая мгла занимает пространство гораздо большее, чем можно бы предполагать, высчитывая объем.

– Ну и где здесь нажимать? – повторил он.

– Минуту, ваше величество... – управитель деликатно протиснулся мимо него к проему.

И отчаянным прыжком, головой вперед рванулся в туман, где моментально растворился, сгинув с глаз. Мара в азарте рванулась было следом, Сварог поймал ее за воротник, резко обернулся к библиотекарю, словно бы и не удивленному:

– Это и называется – верные, преданные слуги?

– Сбежал, ваше величество, – спокойно сказал тот. – Должно быть, решил, что будущее непредсказуемо, и не надеялся, что вы его отпустите добром...

– И где же он теперь? – вкрадчиво, с угрозой спросил Сварог.

– Вероятнее всего, он сейчас что было прыти улепетывает от границ Хелльстада во внешний мир. Это еще и устройство для перемещения, при жизни короля мы не сумели бы им воспользоваться, но теперь, пока вы еще не освоились... Где он решил перейти границу, представления не имею. В любом месте мог... Конечно, не там, где к нашим рубежам подступили Глаза Сатаны. Насколько я его знаю, все драгоценности, что удалось утаить, он держал при себе...

– Вы еще и драгоценности утаивали, преданные люди? – нехорошо усмехнулся Сварог.

– Он.

– Нет, надо бы его прикончить, – сказала Мара. – Сюрпризов будет меньше.

– Вы очень добрая и отзывчивая девочка, – чуть напряженно усмехнулся мэтр Лагефель.

– И не добрая, и не девочка, – отрезала Мара.

– Но вы ведь – сообразительная? Вот и подумайте: если вы меня прикончите, его величеству придется потратить гораздо больше времени, чтобы освоить все, и это получится гораздо труднее. Я уже понял, что новый король вовсе не собирается немедленно воссесть на трон, но потом, управившись с делами, он из элементарного любопытства непременно захочет изучить здесь все – от подвала до флюгеров...

– Что, очень жить хочется? – фыркнула Мара.

– Не стану отрицать, – слегка поклонился мэтр Лагефель. – Прожив четыреста с лишним лет, как–то привыкаешь к этому занятию – жить дальше... Хочется задержаться в этом мире подольше. И ради моей библиотеки, и ради желания узнать, что будет с миром дальше... и ради самой жизни, не отрицаю.

Он смотрел почти спокойно, устало. Сварог, вовсе не жаждавший лишней крови, решил рискнуть. Интеллигента гораздо легче держать на поводке, нежели вороватого управителя, библиотеку с собой не унесешь...

– Отставить, – сказал Сварог Маре, нетерпеливо игравшей кинжалом в опасной близости от сонной артерии подконвойного. – Оставляю мэтра в прежней должности, но ежели что...

– С чего начнем, ваше величество? – совсем мирно спросил библиотекарь.

– С вопросов, конечно, – сказал Сварог. – Как вам выдавалось долголетие – куском или ломтиками?

– Пожалуй, «ломтиками» – самое удачное выражение...

– И что, ваш напарник решился сбежать, не получив очередного ломтика?

– Ему осталось еще лет двести. Видимо, он предпочел эти верные двести лет и утаенное золото непредсказуемости...

– Логично, – сказал Сварог.

– Кроме того, служба у вас может таить известные неудобства...

– Точнее?

– Король не особенно утруждал себя чтением. Барон поначалу тоже не посещал библиотеку, но от скуки пристрастился к книгам. Он не хуже меня помнил Кодекс Таверо. Если вы – Серый Рыцарь, а так оно, вернее всего, и обстоит, то всякий, кто служит у вас, рискует попасть в немилость к Князю Тьмы. – Он взглянул Сварогу в глаза. – Хотя покойный король в самомнении своем и привык думать, что занимает почетную позицию высоко над схваткой, на самом деле довольно давно был заключен некий молчаливый уговор... Так давно, что король успел уверить себя, будто стоит в стороне. Князь Тьмы не задевает нас, пока мы не наносим ущерба его интересам. А уничтожение Глаз Сатаны ему весьма не понравится...

– Так–так, – сказал Сварог. – И что, теперь эти пакостные глазыньки могут к нам нагрянуть?

– Нет. Король говорил о серебряной стене чистую правду. А в заключенном некогда уговоре ваше появление, понятно, не предусматривалось. Понимаете ли, у Князя Тьмы есть крайне уязвимое место. Будущее для него закрыто, он не в состоянии предвидеть. Строить далеко идущие планы он может, но это ведь совсем другое...

– Неужели он не знает о Кодексе Таверо?

– Неужели вы никогда не слышали о страшной самоуверенности и ограниченности? Один Господь от этого избавлен...

– Ясно, – сказал Сварог. – Итак, что мне нужно сделать?

– Войти туда, осмотреться, изучить все. Опасности нет никакой. Я буду вас сопровождать, ваши люди тоже могут...

– Я бы на твоем месте... – начала Мара, покачав головой.

– Да нет, я же вижу, что он не врет, – решительно прервал ее Сварог. – Тут другая загвоздка... Пожалуй, это потребует времени, а?

– Разумеется. Пару дней хотя бы, для азов...

– Тогда не стоит и пробовать, – сказал Сварог не без сожаления. – Некогда. Подождет эта великолепная игрушка до моего возвращения, никуда не денется.

Он взял сочный, нежнейший персик с висевшего у локтя подноса и откусил, вытянув шею, чтобы не закапать камзол.

– Подожди, – забеспокоилась Мара. – А этот так и останется разгуливать на свободе?

Сварог доел персик, бросил на поднос скользкую косточку и ухмыльнулся:

– Да успокойся, милая, не лучусь я добротой и верой в человечество... Любезный мэтр на время моего отсутствия будет вынужден несколько ограничить передвижения, хотя от голода и жажды не умрет...

– А если вас тем временем убьют? – уже далеко не так спокойно поинтересовался мэтр.

– Рад, что вы желаете мне успехов... – сказал Сварог. – Если убьют, получите свободу, но не раньше. Как видите, я осваиваюсь с короной.

– И что она тебе еще подсказала? – поинтересовалась Мара.

– Что до моря мы доберемся в небывалой роскоши и уюте, – сказал Сварог. – Прямо в замке, благо летучий. А коням придется гулять самостоятельно, что поделаешь... Вот только... – Он надолго замолчал, прислушиваясь к новым ощущениям, крайне необычным и весьма непростым. – Странное у меня чувство, замок словно бы и не мертвый...

– Он и не живой, – сказал мэтр Лагефель. – В человеческом языке нет подходящих слов, или их, вернее, забыли... Вентордеран – не мертвый и не живой. Он – нечто иное. Его чувства – не совсем чувства, но они у него есть. Я подозреваю, такие здания умели строить до Шторма – насколько можно судить по редким обмолвкам короля... И не сказал бы, что замок особенно был привязан к королю. Королю было свойственно несколько преувеличенное презрение ко всему окружающему, выражавшееся порой прямолинейно и без малейшего такта. Вентордеран никогда не выйдет из повиновения хозяину, но ему свойственна толика симпатий и антипатий, как и живым существам.

– Хорошенькое дельце, – сказал Шедарис, опасливо оглядываясь во все стороны. – Как примется вдруг капризничать, еще пришибет колонной или клозетной чашкой за седалище цапнет...

– Главное, не ковыряйте стены столовым ножом. – На губах библиотекаря мелькнула мимолетная улыбка. – Капризы – это исключено...

– Твоим бы хлебалом, дедушка, да медок наворачивать... – пробурчал капрал довольно громко.

Однако успокоился. Мара по–прежнему надзирала за библиотекарем, но остальные понемногу разбрелись по углам. Леверлина отчего–то особенно заинтересовали пантеры, Делия с профессиональным, надо полагать, интересом озирала трон. Вызванные Сварогом золотые болваны выносили труп короля.

– Куда ты его? – спросила Мара.

– За ворота, – хмуро сказал Сварог. – Пусть закопают где–нибудь. Препустой человечишка был, и что–то не тянет меня устраивать ему погребальную процессию с венками и факелами... Эй, эй! – окликнул он благодушно. – Это что же, своего короля грабить?

Бони, подняв крышку ближайшего сундука, откуда так и брызнуло радужным сиянием бриллиантов, запустил туда широченную ладонь и горстью, как семечки, переправлял камни в карманы.

Ничуть не смешавшись, он хладнокровно пояснил:

– Когда выберемся, мне еще короля Арсара свергать, сволочь старую. А такое предприятие требует серьезных денег. Тут еще до дешевой матери остается, командир, не обожру я тебя...

– Да ладно, – великодушно сказал Сварог. – Черпайте, ребята, в шляпы и за голенища, я ж обещал, что вы у меня либо голову сложите, либо озолотитесь.

Мэтр Лагефель охотно пустился в пояснения – иные сундуки были по крышки полны самоцветами, иные – украшениями, иные – золотыми монетами всех времен и народов, включая напрочь исчезнувшие из писаной истории и людской памяти. «Бог ты мой, ну зачем он все это копил?" – недоуменно подумал Сварог. Леверлин не проявил никакого желания набивать карманы, поглощенный пантерами. Делия с Марой, не в силах побороть женскую натуру, мимо драгоценностей не прошли, но угомонились довольно быстро. Остальные надолго прикипели к королевским сокровищам, и Сварог получил немалое удовольствие, наблюдая за ними: как они завороженно бродят от сундука к сундуку, хватая новое, выкладывая прежнее и философски убеждаясь в конце концов, что пора остановиться, потому что семи жизней у человека не бывает, а за одну–единственную промотать любую добычу решительно невозможно. Тетка Чари опомнилась первая, отошла, смущенно улыбаясь:

– Слышала я сказочки про такие клады, да по глупости не верила. Теперь и гостиницу отстраивать как–то смешно. Впору снарядить эскадру да поплавать вольной адмиральшей...

– Подождите, то ли еще будет, – сказал Сварог рассеянно. – Отвоюем мы для Конгера земли, и сделает он вас всех графами да герцогами, благо вакансий на означенных землях предвидится немерено... Принцесса, не поскупится ваш батюшка для таких–то орлов?

Делия отрешенно улыбнулась ему, из чистой вежливости, сказала тихо:

– Грустно. Вы не отсюда, граф, вам не понять, сколь жуткой славой был овеян этот замок и весь Хелльстад. А в итоге – жалкий человечишка на троне, зажравшийся фигляр...

– В жизни так оно частенько и бывает, знаете ли, – сказал Сварог.

Мэтр Лагефель с ноткой задетой гордости поторопился уточнить:

– Сколь бы ограниченным ни был покойный король, это отнюдь не лишает Хелльстад его нешуточного могущества...

Сварог, ничуть не пытаясь проникнуться этим могуществом, столь неожиданно свалившимся прямо в руки, задумчиво погладил стену. Словами это не описать, но ему чудилось присутствие огромного живого пса, теплого и преданного. И обрадованного – самое подходящее слово. Слишком много пинков и просто пренебрежения пришлось вынести от старого хозяина, пожалуй, и самого–то себя не любившего из–за безмерной мании величия. Венец мании величия – когда обожествляют даже не себя, а свой трон...

Пол едва заметно дрогнул под ногами – громада Вентордерана двинулась, плавно скользила к восходу, к океану. Пес уловил желание хозяина и торопился исполнить. Холмы и горизонты неспешно уплывали назад, скоро скрылись из виду и сидевшие в ряд громадные хелльстадские псы, провожавшие взглядами новоявленного повелителя, словно солдаты на смотру.

«Да ведь это ВЛАСТЬ, – вдруг подумал Сварог. – Власть над краем, где бессильны и обитатели небес. И никто больше не сможет дергать за ниточки, поучать и приказывать... вот только на что эту власть употребить, против кого обратить и за что бороться?»

– Что ты так прикипел к этим кискам? – спросил он Леверлина.

Леверлин сказал, не оборачиваясь, не вставая с колен:

– Об этих кисках с незапамятных времен кружит любопытное поверье – будто они могут оживать. Но что для этого нужно делать, никто не знает. А знаменитую историю с кошкой из черной бронзы, выкопанной крестьянами на свою беду, многие считают сказкой. Да, те же самые, что в Акобаре, словно из одной мастерской...

– Существует такое поверье, вы правы, – мэтр Лагефель исправно играл роль предупредительного гида. – Эти статуи были антиками еще задолго до Шторма. В Вентордеране немало подобных редкостей. Король когда–то интересовался пантерами, но так и не доискался разгадки. Возможно, ваше величество сможет продвинуться гораздо дальше на пути познания посредством устройства, которое ваш предшественник, насколько я могу судить, использовал далеко не в полную силу...

– Э, нет, – сказал Сварог. – Кажется, договорились уже – новый король полезет внутрь этой штуки не раньше, чем разделается с текущими делами... Стоп, я этого не заказывал!

В зал вошел золотой истукан и направился прямо к нему, неся на вытянутых руках, прямо–таки благоговейно, пурпурную мантию, переливавшуюся при малейшем колыхании всеми оттенками алого, багряного и малинового. Вид у истукана был серьезный и сосредоточенный, как у какающей собаки.

– Он исполняет свои обязанности, ваше величество, – сказал мэтр Лагефель. – Вы их еще не научились различать, но это ваш камердинер. Король никогда не ходил без мантии, разве что в спальне снимал. За тысячи лет появляются устоявшиеся привычки... Позвольте помочь?

– Форма одежды – дело святое... – проворчал Сварог. – Надеюсь, это не та же самая?

– Ну что вы, ваше величество!

Оказалось, дело нехитрое и мантия снабжена удобными застежками, совершенно незаметными снаружи, словно брежневский стульчик на Мавзолее. Сварог, с непривычки наступая на полы, прошествовал к высокому, под потолок, зеркалу, обозрел себя и нашел, что выглядит в должной степени глупо, то есть именно так, как и надлежит королю–выскочке с живым замком и скопищем жутких чудищ вместо нормальных подданных. Обернулся. Странная Компания, включая Делию, таращилась на него серьезно и уважительно. Только Мара из–за спины Шедариса показала язык без всякого почтения к торжественной минуте. Сварог прошел к янтарному трону, ухитрившись ни разу не наступить на подол багряной хламиды, сел, положил руки на подлокотники и вполне искренне попытался ощутить себя грозным, могучим самодержцем, но в голове упрямо вертелся анекдот о маленьком зеленом крокодильчике. Он махнул рукой, слез с трона и спросил:

– Просьбы, прошения, челобитные? Еще по пригоршне брильянтов, быть может?

– У меня покорнейшая просьба, – сказала Делия совершенно серьезно. – Нельзя ли отыскать ванную?

– Разумеется, принцесса, – сказал Сварог. – Их тут навалом. Вас проводят. До моря нам еще ехать и ехать, и посему объявляю гарнизону роскошный отдых со всеми излишествами.

Он сосредоточился, и тронный зал наполнился мелодичным звоном потревоженного золота – появились истуканы, с церемонными поклонами уводившие его верных сподвижников, дабы вкусили заслуженного отдыха. Сподвижники, успевшие освоиться со многими чудесами и молниеносными переменами в судьбе, шествовали без всякой робости. Только Мара осталась, сопровождая книжника, словно вторая тень. Некоторое время Сварог откровенно забавлялся, путешествуя мысленно по закоулкам дворца, наслаждаясь незнакомым доселе чудом – он оставался на троне, чувствуя его всем телом, и в то же время словно бы бесплотным духом блуждал по коридорам, лестницам, анфиладам пышных покоев, обозревая древние статуи, золотых зверей, яшмовые статуи, коллекции драгоценностей и оружия. Потом он наткнулся на раздевавшуюся в ванной Делию, смущенно фыркнул и вернул зрение в тронный зал. Встал, прошелся возле трона, за ним почтительно следовал мэтр Лагефель, за мэтром бдительно следовала Мара. Сварог резко остановился (отчего вся процессия сбилась с ритма), обернулся:

– А теперь поговорим о серьезных вещах. Мэтр, что вам известно о маленьком народце из подземной пещеры?

– Только то, что они существуют и обитают там, – ответил тот. – Покойный король ими ничуть не интересовался, полагая их полными ничтожествами, а сами они наверху никогда не появлялись. Насколько я знаю, они живут в пещере с незапамятных времен, возможно, обитали там еще до Шторма, хотя с уверенностью сказать не берусь.

– Можно узнать о них побольше?

– Боюсь, нет. Вся магическая власть – да и любая прочая – короля Хелльстада имеет силу лишь на поверхности земли. В свое время король не озаботился расширить свои возможности, а потом все устоялось, иные законы стали незыблемыми, иных установлений уже не изменить. Впрочем, попробуйте впоследствии, вдруг и удастся придумать что–то... Знаете ли, у нас здесь обитают, если можно так выразиться, старые постояльцы. Гномы обитали под Хелльстадом, когда он не был еще Хелльстадом, но позже ушли. Около тысячи лет назад. Иногда здесь появляются одиночки по каким–то своим делам, они не причиняют вреда, а интереса не представляют. Есть и приблудившиеся позже, милостиво оставленные в покое – вроде тех полуразумных мохнатых тварей, Крошек–Огородников, вы их видели...

– Понятно, – сказал Сварог. – Потом разберемся. Теперь скажите: есть у нас реальная возможность отказать от дома персоне, именуемой Князем Тьмы? Проще говоря, выставить его из Хелльстада ко всем чертям?

Мэтр то ли задумался, то ли откровенно мялся. Из–под арки, распростерши неподвижные крылья, вылетел огромный сокол цвета старой бронзы с черным, как ночь, клювом, бесшумно проплыл над головой Сварога, обдав легоньким дуновением, уселся на спинку трона рядом с золотой птицей–мажордомом, с тихим звоном сложил крылья и застыл. Глаза из ограненных рубинов, подсвеченные изнутри загадочным сиянием, уставились куда–то в пространство.

– Видите, даже ваш телохранитель встревожен, – тихо сказал мэтр Лагефель.

– Что–то он не тревожился, когда покойному хозяину пришлось туго, – буркнул Сварог.

– Потому что ничуть не встревожился сам хозяин. Это же механизм, он не мыслит – появляется на зов. Вы его не звали, но от вас, стоило завести разговор о Князе Тьмы, помимо вашего желания исходила такая тревога, такое беспокойство, что сокол счел это за призыв...

– Я и не вру, будто спокоен, – сердито сказал Сварог. – Вы не виляйте. Мне нужно знать точно, и не вынуждайте вы меня на всякие пошлости вроде классического монаршего гнева...

– Избавиться от Князя Тьмы не столь уж сложно, ваше величество. Но персона эта, осмелюсь заметить, весьма могущественна, злопамятна и крайне мстительна, следует трезво взвесить все последствия...

– Зарубите себе на носу, милейший мэтр, – сказал Сварог. – Нам с ним вдвоем тесно. У меня в королевстве, на этой планете – и далее везде...