Гормоны, Гипофизы...
Вторую ночь Престо провел почти так же плохо, как и первую. Он долго
не мог заснуть. Сидя в глубоком сафьяновом кресле, он проверял в памяти
волнующие впечатления дня. Очаровательная женщина, превращенная злым
недугом в какую–то страшную ведьму, карлики, великаны, и среди всех этих
уродцев и чудовищ – доктор Цорн как волшебник, который собирается
разрушить злые чары и вернуть всем уродцам вид нормальных, здоровых людей.
Престо начинал дремать, и ему пригрезилось, что женщина–чудовище с
огромным подбородком поднимается со своего кресла, идет к нему и,
простирая свои уродливые большие руки, говорит:
«Я люблю тебя, Тонио, жених оставил меня. Но ты мне нравишься больше,
чем жених. Мы оба уроды. Мы стоим друг друга. И мы родим уродов, каких не
видал еще свет... Они будут так смешны, что все люди подохнут от смеха. И
тогда землю наследуют наши потомки. Над ними уже никто не будет смеяться,
потому что все будут ужасающе уродливы. И уродство будет признано
красотой. И самый уродливый будет признан самым красивым...»
Тонио проснулся в холодном поту.
«Какой отвратительный сон..." – подумал он. И вдруг быстро сел на
кровати и схватился за голову. Одна мысль поразила его: «Я бежал во сне от
страшной мисс Веде. А разве я сам лучше? Да, Гедда Люкс была права, тысячу
раз права, отвергнув меня. Как несправедливо жесток я был с нею в
последний раз... Что, если в самом деле Гедда умерла от смеха? Я оставил
ее без памяти. Быть может, у нее слабое сердце...»
Тонио соскочил с кровати и зашагал по комнате.
«Надо будет телеграфировать Гофману, спросить его. Впрочем, Гофман,
наверно, уже уехал... Если я в самом деле убил ее смехом, то начнется
следствие, меня арестуют, быть может, обвинят в убийстве и казнят. И я
умру уродом... Нет! Нет! Если Гедда умерла, этого не исправишь. Кроме
Гофмана, никто не знает о том, куда я уехал. Сначала надо излечиться от
уродства, а там будет видно... Однако как расшатались у меня нервы! Надо
взять себя в руки».
Тонио заставил себя лечь в кровать, но до самого утра не мог уснуть.
«Безобразие – самая тяжелая болезнь!" – повторял он в бреду. Только когда
первые утренние лучи осветили верхушки деревьев, Тонио задремал, повторяя
в полусне неизвестные мудреные слова, которые звучали как заклинания:
«Гипофиз... Гормон... Акромегалия... Гиперфункция...»
– Нет, право, от этого можно с ума сойти, – говорил Престо,
проснувшись в одиннадцать часов утра. – Я должен знать совершенно точно,
что такое эти гормоны и гипофизы, я должен знать всю механику, – тогда
туман рассеется, и в голове будет порядок.
Умывшись, Престо подошел к большому зеркалу в ванной комнате и
внимательно рассмотрел свое лицо. О, недаром он был киноартистом! Он знал
каждый миллиметр этого лица, безобразного и смешного.
– Лопоухий, туфленосый уродец! – сказал Престо, обращаясь к своему
отражению в зеркале. – Скоро тебе придет конец. Ты сгоришь, утечешь,
улетучишься, а на смену тебе придет... хотел бы я знать, как буду я
выглядеть после лечения, – сказал Престо уже другим тоном.
Быстро одевшись, он пошел к доктору Цорну, но тот был занят с
больными, и Престо отправился бродить по парку.
У содержателя ярмарочного балагана глаза разгорелись бы при виде всех
этих уродцев. Их хватило бы на составление не одной труппы карликов и
великанов. Престо встречались мужчины и женщины, толстые, едва
переваливающиеся на ногах–тумбах, и тощие, как капитан Фракасс, он видел
мужчин с женским бюстом, бородатых женщин... все это были жертвы игры
неведомых Престо сил, скрывающихся в недрах человеческого организма.
Вот уродец с огромной головой и короткими ногами. Это – кретин. Он
внимательно осмотрел Тонио и вдруг засмеялся смехом идиота.
– Джим! Джим! Иди скорее, посмотри на это чудо! Тонио Престо соскочил
с экрана и пожаловал к нам. Иди, иди, посмотри бесплатный кинематограф! –
закричал он, обращаясь к другому больному.
Престо узнавали все, кто только видел его на экране. А кто же не был
в кино? Кретины, великаны, привлеченные «живым Престо», шли следом за ним.
Это раздражало его. Он сделал крутой поворот на боковую дорожку и
неожиданно вышел к теннисной площадке. Мужчины и женщины в белых
спортивных костюмах с увлечением играли в теннис. Это были вполне
нормальные люди. «Вероятно, выздоровевшие», – решил Престо.
В некотором отдалении стояли уроды. Они жадно наблюдали за играющими.
Как впоследствии узнал Престо, между уродами и людьми, вернувшими
себе нормальный вид, были своеобразные отношения. Уроды очень хотели быть
в обществе пациентов, которые уже прошли курс лечения. Это поднимало
настроение уродов, укрепляло их надежду на то, что они скоро будут такими
же здоровыми, нормальными людьми. Выздоровевшие же очень неохотно
встречались с уродами, чуждались их, так как вид уродов напоминал им
собственное недавнее уродство. Они начинали волноваться. Некоторые женщины
вынимали даже зеркальце, чтобы убедиться, что безобразная личина спала с
их лица. И поэтому в городке Цорна всегда существовало несколько
общественных кругов, как в иерархии общественных классов. «Плебеи и
парии», уроды, по мере хода лечения переходили в «высший» класс вместе со
своей кастой, своим кланом.
Скоро Престо заметили и здесь. Тогда он углубился в самый конец
городка–парка. За невысокой стеной он услышал детские голоса. Там было
детское отделение.
И снова назойливые взгляды встречных больных, смех, приглушенные
голоса: «Престо! Смотрите, Престо!..»
Увы, здесь он был последним из париев.
Престо вернулся домой и до вечера никуда не выходил. Только с
наступлением темноты, когда большинство больных разбрелось по своим
виллам. Престо вновь направился к дому доктора.
Цорн повстречался ему на полдороге.
– Я к вам, – сказал Цорн. – Идемте гулять. Перед сном это полезно.
Как спали вы прошлую ночь?
– Плохо. Я думаю, в этом виноваты ваши гипофизы. Я хочу знать, что
это за звери, иначе мне будет казаться, что я хожу окруженный злыми
демонами, как это казалось моему далекому предку.
– Ну что же, давайте знакомиться с «демонами».
– Если можно, доктор, пойдемте вот этой дорожкой.
И Престо показал на крайнюю глухую дорожку, по которой почти никто не
ходил.
Цорн кивнул головой и начал свои объяснения.
– Железы внутренней секреции вы только что назвали «демонами». Так
вот, одни и те же демоны могут быть злыми и добрыми. Каким образом? Я вам
сейчас объясню Вы, конечно, знаете, что человеческое тело состоит из
многих миллиардов живых клеток, то есть мельчайших комочков живого
вещества. Эти маленькие клеточки, выполняя различные, присущие им функции,
живут и действуют в удивительном взаимодействии и в полном согласии меж
собой. Чем больше изучаешь жизнь тела, тем больше удивляешься этой
гармонии частей, этому порядку и согласию, царящему между всеми клетками и
частями организма. Кто устанавливает этот порядок? Вопрос, который давно
интересовал ученых. В течение девятнадцатого века ученые полагали, что все
части и клетки организма связываются и объединяются нервной системой, а
мозг является центром, которому слепо подчиняются все клетки. Однако
оказалось, что это не совсем так. Мозгу отведено более скромное, хотя и
очень важное место. Он является центром передачи возбуждения с одной точки
тела на другую. Такая передача носит название рефлекса. Но рефлексами
вовсе не исчерпывается проявление жизни организма, центральная нервная
система не есть главная система. Нервных систем, в сущности, несколько, и
мозг не есть центр всего тела. Организм управляется, как оказалось, более
сложным порядком. Клетки вырабатывают особые химические вещества, которые
стимулируют работу желез и мышц. Мышцы накопляют для клеток питательные
продукты и продукты обмена, а железы вырабатывают особые вещества,
называемые гормонами. Эти вещества не идут в отбросы организма и имеют
роль активных деятелей. Они–то и определяют форму организма. Взаимный
обмен гормонов дает гармонию всему организму. Миллиарды клеток живут в
точно установившемся взаимодействии. Некоторые органы, например, выделяют
только гормоны. Такие органы называются железами внутренней секреции, и
если, скажем, один из этих органов, желез, работает слишком активно, то он
начинает преобладать в работе организма, количество же других факторов
уменьшается, и организм претерпевает существенные изменения: человек
ненормально полнеет или худеет, в детском возрасте – усиленно растет или
же задерживается в росте; бывают и более глубокие изменения, приводящие к
физическому уродству. Таким образом органы внутренней секреции, или
железы, играют роль регуляторов, и их немало: щитовидная железа,
паращитовидная железа, зобная железа, гипофиз, надпочечники и много
других. Кстати, о щитовидной железе. Вы где родились?
– В горах Бурчиада.
– Я так и полагал. В местах, стоящих высоко над уровнем моря, в
почвах выветриваются, выщелачиваются и вымываются дождями питательные
соли, необходимые для координации действий организма при питании некоторых
органов, и щитовидной железе в этих условиях не хватает материала.
Потому–то в ваших местах так много больных зобом. Ведь зоб–это
ненормальное развитие заболевшей от недостатка питания щитовидной железы.
Ваша болезнь тоже происходит от нарушения деятельности желез внутренней
секреции. Однако это нарушение имеет у вас несколько необычный характер.
Дело в том, что у людей вашего типа обычно наблюдается замедленность
движений и всех процессов душевной жизни. Они вялы, тяжелодумны,
флегматичны, тупы и напоминают собою добродушных животных. Правда, живой
ум встречается и между ними. Но у вас не только живой ум, у вас активный,
деятельный, творческий ум и повышенная восприимчивость и чувствительность
нервов. Скажите, приступы усиленного сердцебиения у вас бывают?
– Бывают, – ответил Престо.
Цорн кинул взгляд на его руки.
– Вы чуткий, нервный, впечатлительный. Вы легко возбудимы, в вашем
организме как будто действуют две взаимно–противоположные силы. Я уже имею
представление о вашем характере, темпераменте и умственном складе. С вами
придется, как видно, повозиться. Вы, конечно, хотите иметь нормальный
рост, нормальные пропорции тела и лицо, какое было бы у вас, если бы
нарушение желез внутренней секреции не наложило на него своей печати?
– Ну разумеется, – ответил Престо.
– Вы так и не видали своего настоящего лица. Постараемся выявить его.
Я делаю то, чего пока не делают другие врачи. Меня называют колдуном,
кудесником. Так же называли нашего селекционера Бербанка. Я делаю не
больше его. Он творит чудеса, изменяя форму и всю «конструкцию» плодов и
овощей. Я же работаю над изменением формы и содержания человеческого
организма. Пройдемте, посмотрим мой «музей». Я покажу вам кое–какие мои
трофеи. Я обогнал своих коллег, – продолжал Цорн, направляясь к дому. –
Мне удалось создать замечательные препараты из гормонов желез внутренней
секреции. При помощи этих препаратов мне удается изменять формы и рост
даже взрослых людей в сравнительно короткий срок. Посмотрите, – сказал
Цорн, когда они вошли в комнату, смежную с кабинетом, – вот как выглядит
сила, которая произвела все эти чудеса.
Он взял альбом, раскрыл его и показал Престо фотографии. На левой
стороне были сняты ужасные уроды, на правой – вполне нормальные люди,
среди которых были даже очень красивые. Между лицами левой и правой
стороны было только отдаленное, едва уловимое сходство.
– Это до лечения, а это после, – сказал с гордостью Цорн, показывая
на левую, потом на правую страницу альбома.
И он имел право гордиться. Казалось, он мог лепить формы тела и лица
людей по своему желанию.
– Это все мои европейские трофеи. Ведь я начал свою работу во Франции
у Сабатье, – сказал Цорн. – А вот первые американские. К сожалению,
представители нашей официальной медицины, как мне пришлось слышать от
Крукса, не очень доброжелательно относятся к моим опытам. В церковных
кругах также ропщут. Впрочем, пока мне не мешают. А вот, – он показал на
шкаф со стеклянными дверцами. На полках виднелись большие аптечные белые
банки с латинскими надписями на этикетках. – Средневековый кудесник много
дал бы за эти банки. В них содержатся порошки. Одни из них увеличивают
рост, другие уменьшают...
– Неужели вы в состоянии уменьшить или увеличить рост уже взрослого
человека?
– Да, смогу сделать даже такое «чудо». Вот этот порошок радикально
излечивает от ожирения, этот – худых людей превращает в полных. Словом,
живи я пятьсот лет тому назад, я мог бы «заколдовывать» и «расколдовывать»
людей, получая за это огромные деньги.
– И покончили бы дни свои на костре.
Цорн улыбнулся.
– Возможно. Теперь меня не сожгут живьем. Но все же допечь могут
очень сильно. Косность человеческая переживает века.
Докторский приказ «разденьтесь» Престо исполнил механически. Цорн
тщательнейшим образом исследовал Тонио.
– Необходимо запечатлеть всю последовательность ваших превращений, –
сказал Цорн. – Одного больного я снимал в одной и той же позе каждый день
киноаппаратом. Получился изумительный фильм: превращение на глазах
зрителей урода в красавца. Но такие снимки отнимают слишком много времени.
На другой день после этого Престо принял первый порошок, который
должен был начать невидимую работу в его организме.
В этот день Престо долго стоял перед зеркалом, как бы прощаясь с
собой.
