III. в Водной Пустыне
– Скажите, мистер Гатлинг, почему корабль не потонул? – спрашивала
мисс Кингман, сидя с Гатлингом на палубе, вся освещенная утренним солнцем.
Кругом, насколько охватывал глаз, расстилалась водная гладь океана, как
изумрудная пустыня.
– Современные океанские пароходы, – отвечал Гатлинг, – снабжаются
внутренними переборками или стенками. При пробоинах вода заполняет только
часть парохода, не проникая дальше. И если разрушения не слишком велики,
пароход может держаться на поверхности даже с большими пробоинами.
– Но почему же тогда пассажиры оставили пароход?
– Никто не мог сказать, выдержит ли пароход, чтобы оказаться
способным держаться на поверхности. Посмотрите: киль ушел в воду. Корма
поднялась так, что видны лопасти винтов. Палуба наклонена под углом почти
в тридцать градусов к поверхности океана. Не очень–то удобно ходить по
этому косогору, но это все же лучше, чем барахтаться в воде. Мы еще дешево
отделались. На пароходе имеются громадные запасы провианта и воды. И если
нас не слишком отнесло от океанских путей, мы можем скоро встретить
какое–нибудь судно, которое подберет нас.
Однако шли дни за днями, а голубая пустыня оставалась все так же
мертва. Симпкинс проглядел глаза, всматриваясь в морскую даль.
Потекли однообразные дни.
Мисс Кингман очень скоро вошла в роль хозяйки. Она хлопотала на
кухне, стирала белье, поддерживала порядок в столовой и «салоне» –
небольшой уютной каюте, где они любили проводить вечера перед сном.
Трудный вопрос, как держать и поставить себя в новом, чуждом для нее
обществе, разрешился как–то сам собой. К Симпкинсу она относилась
добродушно–иронически, с Гатлингом установились простые, дружеские
отношения. Больше того, Гатлинг интересовал ее загадочностью своей судьбы
и натуры. Из чувства такта она не только никогда не спрашивала Гатлинга о
его прошлом, но не допускала, чтобы и Симпкинс говорил об этом, хотя
Симпкинс не раз пытался, в отсутствие Гатлинга, рассказать о его страшном
«преступлении».
Они охотно беседовали друг с другом по вечерам, при закате солнца,
покончив со своим маленьким хозяйством. Симпкинс торчал на своей
сторожевой вышке, ища дымок парохода, как вестник спасения,
профессионального триумфа и обещанной награды.
Из этих разговоров мисс Кингман могла убедиться, что ее собеседник
образован, тактичен и воспитан. Беседы с остроумной мисс Кингман,
по–видимому, доставляли и Гатлингу большое удовольствие. Она вспоминала
свое путешествие по Европе и смешила его неожиданными характеристиками
виденного.
– Швейцария? Это горное пастбище туристов. Я сама объездила весь
свет, но ненавижу этих жвачных двуногих с Бэдэкером вместо хвоста. Они
изжевали глазами все красоты природы.
Везувий? Какой–то коротыш, который пыхтит дрянной сигарой и напускает
на себя важность. Вы не видали горной цепи Колорадо? Хэс Пик, Лоне Пик,
Аранхо Пик – вот это горы. Я уже не говорю о таких гигантах, как Монт
Эверест, имеющий 8800 метров высоты. Везувий по сравнению с ними щенок.
Венеция? Там могут жить одни лягушки. Гондольер повез меня по главным
каналам, желая показать товар лицом, все эти дворцы, статуи и прочие
красоты, которые позеленели от сырости, и глазастых англичанок. Но я
приказала, чтобы он вез меня на один из малых каналов, – не знаю, верно ли
я сказала, но гондольер меня понял и после повторного приказания неохотно
направил гондолу в узкий канал. Мне хотелось видеть, как живут сами
венецианцы. Ведь это ужас. Каналы так узки, что можно подать руку соседу
напротив. Вода в каналах пахнет плесенью, на поверхности плавают
апельсиновые корки и всякий сор, который выбрасывают из окон. Солнце
никогда не заглядывает в эти каменные ущелья. А дети, несчастные дети! Им
негде порезвиться. Бледные, рахитичные, сидят они на подоконниках, рискуя
упасть в грязный канал, и с недетской тоской смотрят на проезжающую
гондолу. Я даже не уверена, умеют ли они ходить.
– Но что же вам понравилось в Италии?..
Тут разговор их был прерван самым неожиданным образом:
– Руки вверх!
Они оглянулись и увидали перед собой Симпкинса с револьвером,
направленным в грудь Гатлинга.
Сыщик уже давно прислушивался к их разговору, ожидая, не проговорится
ли Гатлинг о своем преступлении. Убедившись в невинности разговора,
Симпкинс решил выступить в новой роли – «предупредителя и пресекателя
преступлений».
– Мисс Кингман, – начал он напыщенно, – мой служебный долг и долг
честного человека предупредить вас об опасности. Я не могу больше
допускать эти разговоры наедине. Я должен предупредить вас, мисс Кингман,
что Гатлинг – опасный преступник. И опасный прежде всего для вас, женщин.
Он убил молодую леди, опутав ее сначала сетью своего красноречия. Убил и
бежал, но был пойман мною, Джимом Симпкинсом, – закончил он и с гордостью
смотрел на произведенный эффект.
Нельзя сказать, что эффект получился тот, которого он ожидал.
Мисс Кингман действительно была смущена, взволнована и оскорблена, но
скорее его неожиданным и грубым вторжением, чем речью.
А Реджинальд Гатлинг совсем не походил на убитого разоблачением
преступника. С обычным спокойствием он подошел к Симпкинсу. Несмотря на
наведенное дуло, вырвал после короткой борьбы и отбросил в сторону
револьвер, тихо сказав:
– Вам, очевидно, еще мало десяти тысяч долларов, обещанных вам за
удовольствие некоторых лиц видеть меня посаженным на электрический стул.
Только присутствие мисс удерживает меня разделаться с вами по заслугам!
Ссору прекратила мисс Кингман.
– Дайте мне слово, – сказала она, подходя к ним и обращаясь больше к
Симпкинсу, – чтобы подобных сцен не повторялось. Обо мне не беспокойтесь,
мистер Симпкинс, я не нуждаюсь в опеке. Оставьте ваши счеты до того
времени, пока мы не сойдем на землю. Здесь нас трое, – только трое среди
беспредельного океана. Кто знает, что ждет нас еще впереди? Быть может,
каждый из нас будет необходим для другого в минуту опасности. Становится
сыро, солнце зашло. Пора расходиться. Спокойной ночи!
И они разошлись по своим каютам.
