Глава 2
Побеждает Сильнейший
В тот день, когда правительство должно было утвердить новое
акционерное общество, объединявшее банки Мюнстерберга и Шумахера, Штирнер
вызвал к себе Зауера рано утром и отдал приказ:
– Продайте все акции Мюнстерберга и Шумахера, спустите все до
последней бумаги.
– Но они поднялись за одну ночь на двадцать шесть пунктов. Получены
достоверные сведения, что утверждение акционерного общества обеспечено.
Мне кажется...
– Не беспокойтесь ни о чем и выполните точно мой приказ. Поезжайте
сейчас же на биржу сами и сообщите мне обо всем по телефону. Зауер пожал
плечами и уехал. А через час уже звонил телефон.
– Акции берут нарасхват. Они идут в гору.
– Отлично, Зауер. В котором часу заседание правительства?
– В два часа дня.
– Успеете за это время продать все акции?
– Для этого достаточно часа.
– Тем лучше. Телефонируйте мне через час. Не прошло получаса, как
Зауер сообщил:
– Акции проданы все до единой. На бирже творится что–то невероятное.
Толпа запруживает всю площадь перед биржей. Уличное движение
приостановлено. С большим трудом проезжают трамваи, автомобили не могут...
– Это мне неинтересно. Как наши акции?
– Увы, понижаются.
– Великолепно. Выждите, когда они понизятся еще больше, и тогда
начинайте скупать...
– Людвиг, ты очень занят? – спросила Эльза, входя в кабинет.
– Скупите все, что будут предлагать, – продолжал Штирнер говорить в
телефон. – Звоните почаще. – И, обратившись к Эльзе, сказал:
– Да, я очень занят, дорогая. Завтракай одна. Сегодня я не отойду от
телефона весь день и, вероятно, всю ночь.
Эльза сделала недовольный жест. Штирнер положил трубку телефона и
подошел к Эльзе.
– Что делать, милая, потерпи. Сегодня я даю генеральное сражение. Я
должен его выиграть, а завтра ты будешь некоронованной королевой, в твоих
руках будут богатства...
– Людвиг! – с упреком сказала Эльза.
– Ну хорошо, не буду говорить об этом. Как Эмма? Ты была у нее?
– Врач сказал, что у нее почки не в порядке – кто бы мог подумать? –
и ей опасно иметь ребенка...
– Так, так, – рассеянно слушал Штирнер.
– Но она говорит, что умрет, но не откажется от ребенка.
– Так, великолепно.
Опять затрещал звонок. Штирнер вздрогнул и, наскоро поцеловав Эльзу в
лоб, сказал ей:
– Будь умница, не скучай. Когда все это кончится, мы с тобой поедем
на Ривьеру. Алло! Я слушаю. Эльза вздохнула и вышла.
– В двенадцать часов? То есть через час? Тем лучше! Как только вы
узнаете о решении правительства, непременно сообщите... Бросив трубку,
Штирнер в волнении зашагал по кабинету.
– Вместо двух правительство решит этот вопрос в двенадцать. Значит,
действует! Теперь я верю в успех, как никогда. А если здесь победа, то
победа во всем! И Штирнер всесилен!
Он закинул голову назад, полузакрыл глаза и застыл на минуту с
улыбкой на лице.
– Однако не время упиваться властью. Надо собрать все силы для
последнего удара.
Штирнер пошел в свою комнату и заперся на ключ. Через час он вышел
усталый, побледневший, поправил нависшую на лоб прядь волос, опустился в
кресло и полузакрыл глаза. Звонок. Штирнер вскочил, как на пружине, и
сорвал телефонную трубку.
– Алло! Да, да, я... Это вы, Зауер?
Но звонил не Зауер, а один из агентов Штирнера, Шпильман.
– Ошеломляющая неожиданность! Только что кончилось заседание.
Правительство отклонило утверждение устава акционерного общества. Шумахер,
бывший на заседании, крикнул в лицо министру: «Предатель». Мюнстерберга
хватил удар, и он в бессознательном состоянии отвезен домой. – Штирнер не
дослушал. Дрожащей от волнения рукой он опустил телефонную трубку и так
громко крикнул на весь кабинет: «Победа!", что проснулся лежавший у его
кресла Фальк и, вскочив, с недоумением по–, смотрел на своего хозяина.
– Победа, Фальк! – Бросив в угол кабинета платок, Штирнер приказал:
– Пиль!
Собака в несколько прыжков добежала до платка, схватила его и
принесла хозяину.
– Вот так все они теперь! Ха–ха–ха!.. – Нервно смеялся Штирнер. Он
поднял собаку за передние лапы и поцеловал ее в лоб. – Но их я не буду
целовать, Фальк, потому что они глупее тебя и они меня ненавидят. О, тем
приятнее заставить их носить поноску!
Опять звонок.
– Зауер? Да, я уже знаю. Мне сказал Шпильман. Как реагирует биржа?
Взрыв бомбы произвел бы меньшее впечатление. Биржа превратилась в
сумасшедшей дом.
– Акции Мюнстерберга?
– Головокружительно падают. Вы гений, Штирнер!
– Теперь не до комплиментов. Когда акции крахнувших банков будут
котироваться по цене оберточной бумаги, можно будет скупить их... Мы
сумеем вернуть им ценность. Но это успеется. Дело сделано, и вы можете
уехать, Зауер!
– Я не могу выйти. Люди превратились в обезумевшее стадо. Сюда не
могут даже пробраться санитары скорой помощи, чтобы унести упавших в
обморок и смятых толпой.
– Ну что ж, если вы лишены свободы, сообщите мне, что у вас делается.
И Зауер сообщил. Фондовые маклеры устроили десятиминутное совещание,
на котором решили, что удержать бумаги Мюнстерберга, Шумахера и всех
связанных с ними банков нет никакой возможности. Крах совершился. Каждая
минута приносила разорение целых состояний. Бумаги ежеминутно переходили
из рук в руки. После полуночи нервное напряжение достигло наивысшей точки.
Не только площадь перед Тжржей, но и соседняя площадь были запружены
автомобилями крупных держателей бумаг. Они сидели в своих лимузинах всю
ночь, бледные и утомленные, с блуждающими глазами. Бюллетень за бюллетенем
приносили вести о непрестанном понижении курсов. Эти курсы передавались по
телефону, но уже в момент отправки телефонограммы не соответствовали
действительности. Толпы людей, как во время стихийного бедствия, разбили
лагерь на соседнем бульваре и платили за право сидеть на бульварной
скамейке больше, чем стоит номер в лучшей гостинице. Под утро два маклера
и один банкир впали в буйное помешательство.
– Смерть Штирнеру! – кричал маклер.
С большим трудом удалось отвезти помешанных в больницу.
Только когда забрезжил рассвет, волнение улеглось, как пламя
догоревшего пожара. Вчерашние богачи выходили из биржи постаревшими на
десять лет, сгорбленными, поседевшими, с дрожащими ногами. Толпа поредела.
Зауер, наконец, получил возможность выйти из здания биржи и, шатаясь от
усталости, вдохнул полной грудью свежий воздух.
«Такая же паника царит сейчас во всей стране... – подумал он. – В эту
ночь разорились сотни тысяч людей – миллионы мелких вкладчиков потеряли
свои сбережения. Этот сумасшедший кричал о Штирнере, винил во всем его. Но
Штирнер не виноват. Побеждает сильнейший. Штирнер молодец. Гениальная
голова!»
Зауер улыбнулся и тотчас устало зевнул.
А Штирнер, получив от Зауера последнее сообщение по телефону, встал
из–за стола и сладко потянулся. Его волнение улеглось. Он испытывал
чувство той приятной усталости, которое охватывает человека, когда он
хорошо поработал и доволен результатам труда. Он победил. И его победа
больше, чем победа над банкирами и министрами. Он победил сопротивляемость
человека! Готлибы, Эмма, Зауер, Эльза... Теперь вот они!..
– Никто в мире больше не может сопротивляться мне, весь мир скоро
будет моей собственностью! – гордо сказал он.
Ему не хотелось спать.
Он прошел наверх и постучал в комнату Эльзы.
Она была одета и не спала. Быстро открыла дверь и, сияя, протянула
ему руки.
– Наконец–то ты вспомнил обо мне, Людвиг!
