Глава 12
В Шесть Часов Вечера
– Не забудьте, Эльза, что завтра воскресенье. В шесть часов вечера я
получу ваш ответ. А сейчас я уезжаю из города по срочному делу. Вернусь
ночью или утром. Всего хорошего!
Штирнер вышел из зимнего сада.
Эльза осталась одна. Но она думала не об ответе Штирнеру: мысли ее
были направлены в другую сторону. Она не могла оправиться от удара,
который причинил ей Зауер своей неожиданной женитьбой на Эмме Фит.
Она чувствовала себя одинокой, как никогда.
Золотые рыбки медленно двигались в аквариуме, блестя на поворотах и
плавно помахивая мягкими хвостиками.
Эльза завидовала им. Эти рыбки жили в неволе, в стеклянном ящике, как
и она. Но у них было свое маленькое игривое общество, и они не знали
мучительных сомнений. Она себя чувствовала более несчастной, чем в самые
тяжелые дни своей трудовой жизни. Что дало ей богатство?
Судебный процесс, в котором была какая–то тайна, и богатство отделили
ее от шумной толпы простых людей, которые живут, как им нравится, гуляют
по улицам, ходят в кинематограф. Каждый ее выезд обращал внимание, тысячи
любопытных взглядов встречали ее. И она отказалась от выездов. Не было
удовольствия, которого она не могла бы себе разрешить, и вместе с тем она
была лишена их всех. Только прозрачная стена из стекла отделяла ее от
широкого мира, переливающегося всеми красками, но эта стена была
непреодолима для нее. С тоской в голосе она шептала:
– Какая я несчастная, какая я несчастная!
Вот, как вчера, как третьего дня, как много дней тому назад, пробили
часы, гулко отдаваясь в пустынных комнатах. Где–то внизу прорычал
автомобиль. Это отъехал Штирнер...
Штирнер! Завтра ему нужно дать ответ. Она чувствовала – это последний
срок.
– Почему нужной Время шло. И странно: после отъезда Штирнера мысли ее
все больше прояснялись. Будто какая–то пелена спадала с глаз. Оскар
Готлиб, его болезнь, похожая на «какое–то наваждение», любовь Зауера к
Эмме, странная и неожиданная, как наваждение...
Вся цепь нелогичных, нелепых, противоречивых поступков окружавших ее
людей с того самого момента, как погиб Карл Готлиб, – разве не похоже все
это на «наваждение»? Вот слово, которое дает ключ к тайне! Но откуда оно,
это наваждение? Кто устоял против него? Штирнер! Он один.
Штирнер!..
А что, если он и есть причина всего этого? Его странный разговор в
лодке, его намеки на какое–то могучее орудие, при помощи которого он может
покорить мир. Неужели это не пустая болтовня? Неужели он обладает этим
средством и играет людьми, как кошка с полупридушенными мышами? Но откуда
у него эта сила? В чем она? Кто он, кудесник, новый Калиостро? Свенгали?..
Эльзе вдруг сделалось так холодно, что она задрожала.
Штирнер представился ей коршуном, который носится над птицей в степи.
И эта птица – она. Не уйти, нет, никуда не уйти от этого человека. Он не
упустит ее из цепких когтей.
Эльза поднялась, тяжело дыша, и вновь опустилась на диван.
Ее охватил ужас.
– Нет, нет, нет! – вдруг вскрикнула она так, что птицы в испуге
вспорхнули с веток.
В зале эхо отчетливо повторило ее слова. И странно, это неожиданное
эхо как–то ободрило ее, как будто кто–то подкрепил ее, как будто невидимый
друг вторил ей: «Конечно, нет!" Нельзя сдаваться без борьбы, нельзя
сделаться безвольной игрушкой другого, отдать себя нелюбимому человеку.
Она вошла в зал, чтобы успокоиться.
«Что делать? Что делать?" – подумала она, блуждая по залу. Случайно
одна картина бросилась ей в глаза. Какой–то всадник бедуин на арабской
лошади мчится по пустыне, в развевающемся белом плаще с капюшоном,
спасаясь от нагонявших его преследователей.
«Вот как надо встречать смертельную опасность! Быть может, он погиб,
но он боролся до конца... Бежать! Бежать во что бы то ни стало!»
Эльза подошла к роялю и села на табурет. Перед ней вдруг пронеслась
недавняя сцена, когда Штирнер стоял и слушал ее музыку. Никогда еще его
длинное, бледное лицо с иронической улыбкой не возбуждало в ней такого
содрогания и отвращения.
«Бежать немедленно! Но как! У нее нет даже денег!»
– Миллиардерша! – с горечью прошептала она. – Миллиардерша – нищая!..
– Вчера еще она подарила Готлибу двести тысяч, но для себя она никогда не
брала денег у Штирнера. Что–то, быть может гордость, удерживало ее. Да и
для чего ей нужны были деньги? Она почти никогда не выезжала в город. Если
же и делала какие–либо покупки, то ей доставляли их на дом, и Штирнер
расплачивался.
Она вспомнила вдруг, что у нее в сумочке должны были остаться деньги
от последней получки жалованья. Она быстро пошла в свою комнату и
лихорадочно раскрыла сумку.
Деньги на месте. Их не много, но выехать хватит А дальше? В каждом
городе любой банк открыл бы ей неограниченный кредит, но вексель отошлют
для оплаты в ее банк, и тогда Штирнер узнает, куда она уехала.
Эльза задумалась.
– Ах, все равно! Лучше быть нищей, чем покориться тому, что ожидает
ее здесь...
И она наскоро оделась и спустилась во второй этаж. У входной двери
лежал пятнистый дог. Он ласково помахал хвостом, увидя ее. Эльза погладила
его и хотела сдвинуть с места, но дог не трогался. Она сделала попытку
обойти его и открыть дверь. Дог вдруг вскочил, встал на дыбы, положил ей
передние лапы на плечи и угрожающе зарычал, отодвигая ее назад.
Она была испугана этой неожиданной выходкой собаки и отступила.
– Буцефал! Что с тобой? – ласково сказала она. Собака завиляла
хвостом, но при новой попытке Эльзы зарычала на нее еще более грозно.
Штирнер оставил верных сторожей! Позвать на помощь? Она не хотела
подымать шума. Вдруг у нее мелькнула мысль. Она быстро прошла в кабинет
Готлиба. Дверь оказалась открытой. Сесть в кресло, стоявшее на площадке
лифта, нажать кнопку – дело одной минуты. Она спустилась в отделение
банка, радуясь удаче.
«Я перехитрила вас, Штирнер!»
Сторожа с удивлением посмотрели на ее необычное появление, но
почтительно пропустили. Она боялась, что им дан приказ от Штирнера не
выпускать никого.
С сильно бьющимся сердцем переступила Эльза порог дома, ставшего ей
ненавистным, вдохнула полной грудью весенний воздух и замешалась в уличной
толпе. Какое счастье! Она была свободна. Завернув за угол, она наняла
таксомотор и приказала ехать на ближайший вокзал. Только бы скорее
подальше отсюда!..
На вокзале она удивила носильщика, спросившего, куда ей взять билет.
– Все равно... Сколько можно проехать вот на эти деньги...
Эльза сделала неосторожность: удивив носильщика, она оставила след в
памяти этого человека и тем самым давала нить для розыска, – но она была
как в лихорадке и не обдумывала своих слов.
Ее нервное напряжение улеглось только после того, как паровоз
прогудел последний раз и вагон плавно качнулся. До последней минуты она
боялась погони Штирнера, хотя и знала, что его нет в городе.
Когда промелькнули предместья города и открылись поля, она готова
была плакать от радости. Вечернее солнце золотило здания ферм. Стада
паслись, медленно бродя по изумрудно–зеленой весенней траве.
Все приводило ее в восторг. Она, не отрываясь, смотрела в окно и
весело напевала:
«Я вольная птица, хочу я летать...»
О будущем она не думала. Она упивалась свободой. Только когда зашло
солнце, ландшафт затянули сумерки и в вагоне зажгли свет, она задумалась...
– Э, хуже не будет! – она быстро разделась и, утомленная пережитыми
волнениями, крепко уснула.
Она не помнила, долго ли спала.
Но вдруг проснулась, как от толчка, и с недоумением оглянулась
вокруг. Вагон... Как попала она в вагон? В душе быстро нарастало смятение
и какое–то еще не оформившееся чувство. Это чувство росло, крепло,
прояснялось...
Назад! Она немедленно, сейчас же должна вернуться. Назад! Штирнер!
Милый Штирнер! Он ждет ее! И перед нею предстало печальное, бесконечно
дорогое лицо, каким она видела его, когда играла на рояле.
Она быстро оделась и вышла в коридор. Заспанные пассажиры с
полотенцами в руках направлялись умываться. Был ранний час утра.
– Проводник, скажите, скоро остановка? Толстый проводник с
возмутительной медлительностью вынул большие серебряные часы, не спеша
открыл крышку и, подумав, ответил:
– Через двенадцать минут, фрейлейн. Эльза топнула каблуком.
– Возмутительно! Как долго ждать! А обратный поезд когда пойдет?
– Встречный пойдет в одно время.
Эльза от нетерпения кусала губы.
Когда поезд наконец подошел к станции, она почти на ходу выбежала из
него и вошла в вагон встречного поезда, идущего назад.
Она не имела билета, и контролер составил протокол, но Эльза даже не
заметила этого, механически отвечая на все вопросы.
Когда она назвала свою фамилию, контролер с почтительностью и
любопытством посмотрел на нее.
Эльза от нетерпения не находила места. Она вышла из купе, ходила от
окна к окну и привлекала внимание пассажиров своим странным видом и
беспокойными движениями. Она готова была плакать от досады, что скорый
поезд идет так медленно.
– Скоро мы приедем? – спрашивала она ежеминутно, и пассажиры, которым
надоело отвечать на ее вопросы, стали сторониться ее. Тогда она пошла в
свое купе, легла ничком на диван и, сжав виски до боли, как в бреду,
твердила:
– Людвиг! Людвиг! Людвиг!.. Когда же я увижу тебя? Наконец поезд
остановился.
Эльза, толкая пассажиров, пронеслась по дебаркадеру и по залу,
выбежала из вокзала и прыгнула в автомобиль.
– Банк Эльзы Глюк! Скорей, скорей, скорей! Как можно скорей!..
Штирнер стоял среди кабинета, ожидая Эльзу. С растрепанными волосами
ворвалась она в кабинет, бросилась к нему и с рыданием крепко обняла его.
– Людвиг, милый, наконец–то!..
На лице Штирнера отражались счастье и печаль.
– Моя!.. – тихо произнес он, целуя Эльзу в закрытые глаза. Часы
пробили шесть.
