* * *
Хотя было еще не очень поздно, я решил заночевать в конторе.
«Задушевная» не раз уже служила мне спальней, в шкафу всегда лежала
свежевыглаженная пижама, а в холодильнике магдиными стараниями не иссякал
кое–какой припас. Я принял душ, закутался в халат и завалился на диван,
пододвинув поближе принесенные Магдой проспекты.
Дебаты по программе национального возрождения и проблемам трофимизации
пришлись на мое детство, и никаких воспоминаний об этих временах у меня не
сохранилось. Вернее, воспоминаний было сколько угодно – о том, например,
как мы исследовали заброшенные, еще времен Второй мировой, доты Озерного
укрепрайона. Или как отправлялись в плавание через озеро Вено на
доморощенном «Кон–Тики» (к счастью, нас успели снять до того, как плот начал
разваливаться). Но к делу все это ни малейшего отношения не имело. Какие–то
отдельные фрагменты зацепились в памяти со школьных времен, но были они
слишком отрывочными и бессвязными, чтобы на это можно было опереться.
Поэтому посмотрим, что пишут специалисты. Пусть даже на
рекламно–просветительском уровне. Возможно, этого и хватит(
Часа через два в голове у меня сложилась довольно стройная картинка.
Надо признать, авторы и составители всех этих проспектов и брошюрок были
специалистами хорошего класса. Кстати, одна из них – по истории вопроса –
принадлежала перу кандидата медицины Р.Ярвиллы( Не знаю уж, какой он там
ученый, но писатель в нем явно пропал.
Программа национального возрождения сформировалась лет через
десять–двенадцать после того, как наша республика из номинально–автономной
превратилась в суверенную, вернула историческое название – Биармия – и
обрела в Конфедерации статус равного среди равных. Постепенно биармы из
разных концов бывшего Союза стали стягиваться на свою историческую родину.
Медленно и трудно, но все–таки шла национальная консолидация, более или
менее завершившаяся примерно к тому времени, когда я появился на свет. А
чуть раньше родилась идея жесткого контроля рождаемости. Идея отнюдь не
новая – в каких только странах ни пытались ее осуществить, но нигде еще
всерьез это не получилось. Даже там, где было настоятельной необходимостью.
Мы оказались первыми.
В свое время я вычитал в музее Херсонесского заповедника, что земельный
надел греческого колониста достигал ни много ни мало – тридцати с лишним
гектаров. Конечно, кормился с них не один колонист – вся его семья и все
его рабы. Само собой, за двадцать пять веков многое изменилось. Но даже
после всех прогрессов и зеленых революций доктора Борлога на долю каждого
человека должен приходиться гектар пашни, сада, огорода( И как ни мал
биармский народ – всего–то нас, не считая диаспоры, три с половиной
миллиона – кормиться ему должно со своей земли. Вот только где ее взять?
Пригодной – не больно–то густо, как ни крути, а все–таки зона рискованного
земледелия; к тому же половину, если не больше, еще только предстояло
возродить к жизни. Вволю поиздевались над ней предки. Не щадя сил. Это
сейчас уже можно сказать, что многое удалось. А полвека назад задача
представлялась едва ли не утопической. И тогда родился лозунг: пусть станет
нас меньше, но жить будем лучше.
Тут и подвернулась под руку вакцина Трофимова. Идеальное
противозачаточное средство. Ежегодная прививка давала стопроцентную
гарантию, причем главным преимуществом этого метода была даже не столько его
абсолютная надежность (один отказ на девять с половиной тысяч), сколько
полная безвредность. Я не больно–то разбираюсь в биохимии и физиологии, но
главное уловил: ничего общего с прежними гормональными препаратами
трофимизация не имела. Скорее уж напоминала аутогемотерапию: некий субстрат
извлекался непосредственно из организма и после надлежащей обработки
организму же возвращался. Ничего чужеродного, никакой химии. Тогда и был
внесен законопроект о всеобщей трофимизации. Споров было множество.
Сторонники и противники схлестывались на всевозможных аренах. Активнее всех
возражала церковь, причем все конфессии обнаружили в этой борьбе
поразительное единство. Родилось и объединение сторонников трофимизации –
Фронт национального возрождения. В конце концов пришлось проводить
референдум. Большинством – незначительным, но достаточным – законопроект
обрел силу закона. Всем (или почти всем) хотелось, чтобы дети жили лучше
них. Пусть даже детей этих будет меньше. Отныне каждой женщине раз в год
делалась прививка (прочтя описание этой процедуры, я, кажется, понял причину
магдиного взрыва). К тому же право иметь детей стало дополнительным стимулом
– было решено, что в первую очередь предоставляться оно будет тем, кто
исповедует здоровый образ жизни и больше потрудился на благо Биармии.
Мои занятия прервал телефонный звонок. Было уже за полночь, и я
чертыхнулся.
– Ну как, Перс, накопал что–нибудь? Помощь нужна? – это был Феликс.
– Понадобится, сам позвоню, – отрезал я и повесил трубку.
Дороги до «Детинца» было часа три, приехать туда стоило пораньше,
поэтому я завел будильник на шесть утра. Потом нырнул под плед и уснул.
