Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | LAT


Андрей Балабуха.
Чудо человека и другие рассказы
 < Оглавление  Следующая > 
Предисловие
Полагаю, дело самих читателей, а также критиков–рецензентов оценивать новую книгу – в меру собственных основательности и вкуса разбирать ее особенности, отмечать достоинства, вскрывать явные и неявные просчеты, словом – дифференцировать, чтобы потом вывести интеграл(
Полагаю также, в данном случае нет особой нужды и в том, чтобы дотошно перечислять достижения, приводить полностью «послужной список» автора книги, которую вы держите в руках. Те, кого по–настоящему интересует фантастика, и без моей подсказки вспомнят другие его книги. Многочисленные публикации в коллективных сборниках, альманахах и журналах, а возможно, даже и то, что писатель Андрей Балабуха охотно выступает и в роли критика: в соавторстве – и без оного – им написаны десятки статей, обзоров, предисловий и послесловий к книгам других писателей–фантастов.
Потому – в непосредственной связи с этой новой его книгой – ограничусь немногим. Новая–то она новая( а вообще–то – должна бы она была быть первой, выйти лет на пятнадцать раньше. Ибо в шестьдесят четвертом году написан «Аппендикс» – самый ранний из дюжины рассказов, эту книгу составивших, в семьдесят третьем – «Антигравитатор Элькинда», самый поздний из них, – оттого–то, по–видимому, эту дюжину и замыкающий.
Парадокс? Ежели и оный, то вполне, увы, объяснимый (хотя, тем не менее, и противоестественный).
Вспомним. пышно выражаясь, контекст эпохи: не такова же ли судьба и других пишущих (и писавших: не у всех достало мужества продолжать, многие – бросили!) ровесников Андрея Балабухи, почти безразлично – фантастов ли, прозаиков ли реалистов или поэтов. Это ведь их – нынешних сорокалетних – уже окрестила ярлыколюбивая наша критика «потерянным» для литературы, «молчаливым» поколением(
Впрочем. воздержимся от пережевывания прописных истин сегодняшней критики. Тем более, что к Андрею–то судьба – в облике типографского станка – была все–таки достаточно милостива.
И первая его публикация состоялась, когда (едва ли не рекорд по тем временам!) автору только–только стукнуло двадцать: был напечатан упомянутый уже «Аппендикс», да не где–нибудь, а сразу в «Фантастике–67»! Тогдашние–то сборники «Молодой гвардии» были куда презентабельны – и читающей публикой воспринимались совершенно иначе, нежели нынешние( И даже «Предтечи», первая его книга, вышла всего лишь через десяток лет – в семьдесят восьмом. Правда, – еще один парадокс и тоже вполне в духе времени! – не на русском языке: в Таллинне, в переводе на эстонский(
Но вот следующую, уже на русском, – «Люди кораблей» – пришлось ждать еще пять лет.
А теперь(
Или нам с тобою не о чем вспомнить, Андрей Дмитриевич, – представляя друга читателю?
Перебирая недавно свой преизрядно–таки запущенный архив, скопившийся за четверть века работы в «Уральском следопыте» (есть такой экзотический журнал, на периферии издается – в Екатеринбурге, неофициальной – покамест? – столице Урала: полумиллионного тиража достиг, ног неясно – надолго ли, при нынешних на горизонте изменениях, диктуемых почтовыми и иными монополиями), я неожиданно быстро наткнулся на рукопись, которую искал и в сохранность которой, откровенно говоря, не верил(
(Забавная – хотя и посторонняя – деталь, о которой, приметив, просто не могу умолчать в наши дни полнейшего развала отечественной почты. Штемпель на конверте заказной бандероли: «Ленинград, 25.12.63». И второй: «Свердловск, 27.12.63». Судя по регистрационной карточке, в тот же день, 27 декабря, бандероль с рукописью доставлена в редакцию: чу–у–деса!.. Привычно–то уже – иное. В 1990 году подобную же бандероль – из того же Питера, от писателя Александра Щербакова, тоже заказную и даже оплаченную так же, двугривенным, – украшают штемпели: «Ленинград, 21.05.90» и «Свердловск, 14.06.90»!!! Увы, прогресс – вполне по Блоку – нам только снится. Поневоле – для пересылки хотя бы этого предисловия – начнешь изобретать альтернативные оказии()
(То был рассказ–предупреждение, выразительно названный полустрокой из стихотворного эпиграфа А.Позднеева: «Чтобы вновь не начинать с амебы(" В рассказе варьировалась тема пришельцев: они оставляли в Баальбеке послание для нас – тех, кто придет спустя тысячелетия. Ибо были они – землянами, вернувшимися на родину из большой звездной экспедиции и заставшими лишь пепелище на месте своей – допотопной – цивилизации. О что это были за камни! Таких, наверное, никогда раньше не существовало на Земле: под действием чудовищной температуры атомного взрыва они «плакали» и «кровоточили». Это сразу бросалось в глаза, стоило только посмотреть на скол какой–либо каменной глыбы. Ее черное нутро, правда, сохранялось, но часть этого темного слоя просачивалась в наружные светло–серые слои так, что на их поверхности появлялось что–то вроде лишая. Странным и больным казался такой камень, словно пораженный паршой или проказой».
Экспрессивно написанный, со впечатляющими деталями и минимальными сбоями в стилистике, рассказ был вполне «публикабелен» по тем временам, разве что в некоторой прямолинейности упрекнуть автора – но: не задним ли числом? не с высот ли прошедших десятилетий?.. Однако портфель журнала был переполнен: шел конкурс на лучший НФ–рассказ, редакция купалась в непривычном изобилии вполне приличной фантастики( Впрочем, укажи тогда автор в сопроводительном письме свой возраст, – думаю, мы почти неременно дали бы ему место в подборке «Слово нашим юным авторам». Но нет – он подписался со взрослой солидностью: «Андрей Дмитриевич Балабуха», – тем самым оставив мне лишь призрачную возможность сочувственно процитировать его рассказ в итоговом обзоре(
То был первый рассказ, посланный Андреем в редакцию. А вообще–то, вспоминает он, «сколько себя помню, я всегда что–нибудь сочинял». Приведенную выше цитату из рассказа – в отредактированном, естественно, виде – вы можете найти в «Аппендиксе»; она – единственный пока для меня реальный след того рассказа, хотя в нем было и иное кое–что – не устаревшее и сегодня( Сравнение же этих первых двух рассказов с необычайной наглядностью говорит о быстроте, с которой школьник Андрей Балабуха избавлялся от упомянутой выше прямолинейности в разработке своих замыслов.
Правда, этот школьник – едва ли не с отроческих лет! – регулярно посещал компанию профессионалов–фантастов, собиравшихся в те годы в Ленинграде в клубе журнала «Звезда»(
(Через несколько лет, в шестьдесят девятом, состоялось наше очное знакомство.
Крепкий, широкоплечий молодой человек, без намека – эт(уж точно! – на нынешнее импозантное брюшко, с крупным, выразительным лицом, с интеллигентными («парнем» не назовешь, эт(уж точно) манерами петербуржца, причем не в первом поколении.
Уверенный в себе (до самоуверенности(), весьма общительный, со всеми и везде знакомый, знающий едва ли не все обо всем, – я многажды в дальнейшем убеждался в совершенно неистощимой и всеадресной его любознательности и абсолютной (хотя ныне он изволит в этом сомневаться – однако ж покамест не верю я ему!) памяти.
Разница в возрасте – всего неполный десяток лет – постепенно сошла между нами на нет за эти годы, тем паче, что и в плане чисто житейском он тоже явно «рожден был хватом». В разумном и добром, естественно, понимании(
Как мало кто из моих знакомых, умел он – и посейчас умеет – обжить занимаемое пространство, устроиться с максимумом созданных им самим удобств – и я, не скрою, всегда с удовольствием селился и селюсь вместе с ним. В Москве ли, в семьдесят шестом, в обшарпанной донельзя, но зато и просторной комнате общежития Литинститута, на Первом Всесоюзном семинаре писателей–фантастов (о котором, странное дело, почти не вспоминают( а между тем участниками его были и Ольга Ларионова, и Геннадий Прашкевич, и Борис Штерн, и Виталий Бабенко. И совсем юный тогда Слава Рыбаков, и еще многие, чьи имена сегодня на слуху у любителей фантастики; мощный был семинар – эт(уж опять–таки точно!); в Николаеве ли, на Первых Ефремовских чтениях восемьдесят восьмого года. В очень пожилой, но хранящей следы былой респектабельности гостинице, где наш уютный (стараниями Андрея) двухместный номер чаще кого бы то ни было навещал душа этих чтений Анатолий Федорович Бритиков; или в Николаевской же глубинке, в пансионате под Коблевом, на берегу моря, где в восемьдесят девятом во время первого (и по всему видать, последнего) Соцкона мы хотя и бедствовали в течение нескольких дней по причине полного отсутствия воды, но куда менее других, в том числе и самых маститых отечественных и зарубежных фантастов, ибо – по наводке Андрея же – своевременно умыкнули полнехонький трехведерный бак из–под уличной трубы водопровода, в придачу к коему закупили оптом еще и ящик минералки; да и во многих других местах – признаюсь – нам было хорошо! В том числе – и благодаря презренным сим удобствам, кои позволяли (вот ведь в чем штука!) и чай изготовить, и кофе, и прочее иное – чтобы собрать в данном (лишь единицу времени назад – пустом и неприглядном даже) пространстве уютную компанию, за столом которой, и вновь эт(уж точно, «никто у нас не лишний» – «и старики, и молодежь», как пелось в одной популярной некогда песенке. А раз и те, и другие – какую же вам еще избрать методу общения, чтобы и стариков порасспросить, и опыта поднабраться, и не заскучать притом?
Благодаря Андрею, его напористой общительности, успел побывать и я, неискоренимо – вследствие натуры – застенчивый провинциал, у тех, кого иначе и не застал бы. В Ленинграде – у Владимира Ивановича Дмитревского, Александра Александровича Меерова, у «Деда» – Ильи Иосифовича Варшавского, светлая всем им память( И на заседаниях знаменитой ленинградской секции фантастической и научно–художественной литературы, на обсуждениях рукописи «Отеля(" братьев Стругацких, или нового – тогда – романа Меерова «Право вето», или малопонятной и потому особенно привлекательной гипотезы живого еще тогда Н.А.Козырева(– А уж на квартире у Андрея (столь же, в моем представлении, общедоступной, как и любой его или наш гостиничный «полулюкс» или «совсем не люкс») с кем только я не перезнакомился за эти годы! В том числе – и с несколькими поколениями «молодых», каждому из которых так хотелось – да не всегда удавалось – хоть чем–то помочь на предстоящем тернистом пути(
В «Маленьком полустанке в ночи» – одном из четырех рассказов, спаянных в единый блок мечтою о нераскрытых резервах человеческого организма и, главное, мозга, – выведен среди других персонажей Озол – литератор–фантаст, «человек простой, необразованный».
«Я дилетант, – декларирует он. – В лучшем, но, увы, утерянном значении этого слова. Ведь что такое дилетант в исконном смысле? Противоположность специалисту. Специалист знает все в своей области и чуть–чуть в остальных; дилетант же, не имея специальных познаний ни в одной области, имеет представление обо всех».
Хотя и утверждает Андрей Балабуха, что прототипом Озола был совершенно конкретный человек (и я должен согласиться с этим, поскольку и сам был с тем человеком когда–то знаком), однако ж дилетант из «Полустанка(" не перестает казаться мне автопортретом. Во всем не во всем, но по крайней мере в бурном его стремлении обо всем иметь собственное мнение.
Впрочем, при всей ненасытно–жадной открытости ко всему для него новому, есть у Андрея Балабухи сфера постоянного интереса: море. Море и все, что с ним связано.
У моря выросший, он и сегодня с мальчишеской верностью влюблен – не в пляжное мелководье Маркизовой Лужи, разумеется, но в тот истинно великий Мировой Океан, что покрывает две трети нашей планеты.
(На берегу другого залива – Днепровского лимана – размечтались однажды, встретившись на вышеупомянутом Соцконе–89, два писателя–фантаста – Андрей Балабуха и Владимир Михайлов: яхту бы приобресть, да не пустяковину какую. А настоящую. Вроде «Снарка», «Спрея» или любого из «Сен–Мишелей»! И, отринув всю эту суету бесконечную, отправиться бы в кругосветку, чтобы, не слишком сибаритствуя, однако и не чересчур уж ро Алену Бомбару живя, подвигаться неторопливо «по морям, по волнам» и с неторопливой же, как подобает, самозабвенностью предаваться писательским своим мукам за чистым листом бумаги. Мне, излишне заматерелому обитателю Мировой Суши, явно постороннему в том разговоре, понятно было, конечно, что красивая сия мечта – откровенно несбыточна, что это прекрасно понимают и сомечтатели(
Но не эта ли несбыточность внутренних устремлений и побуждает романтика – естественно, при наличии необходимых потенций – выплескивать на бумагу вымечтанный и выношенный заветный мир!
Не случайно именно морю была посвящена первая повесть Андрея Балабухи – «Майский день», которая впоследствии разрослась и превратилась в роман «Нептунова арфа».
В этом романе, кстати, можно найти и объяснение влюбленности автора в необъятную прародину всего сущего на Земле – в словах Орсона Янга: «Просто я люблю море. Оно – полигон надежды. На море мы уже научились жить так, как подобает человеку, – с тех пор, как перестали считать океан театром военных действий и неисчерпаемой кладовой. Где больше всего международных работ, проектов, организаций? На море. Где, случись с тобой что, на помощь придет любой? Опять же на море. Здесь мы все просто люди, а потом уже австралийцы, русские, японцы, американцы( Здесь мы больше всего ощущаем себя человечеством – то, чему на суше нам еще учиться и учиться. Море – это модель нашего завтра. Тень грядущего. И потому его нельзя не любить».
Цитата, быть может, и великовата, но, взятая из книги, написанной до громогласно возвещенной Перестройки, до явления миру и впрямь своевременного Нового Мышления, она непредвзято свидетельствует: обеспечивая широту взглядов на человеческий наш мир, фантастика и тогда, до перестройки, была озабочена всеми жизненно важными проблемами этого мира. И будущее этого мира проектировала едва ли не смелее и зорче, чем многие сегодняшние перестройщики(
И еще об одной – как выясняется, весьма ныне ценной – особенности фантастики.
В эпоху застоя в разряд чудачеств и маложелательных странностей отошло многое, что в прежние времена таковым не считалось. Благородство, бескорыстие, доброта, гуманность, верность идеалам, мечтательность и просто созерцательность( Все это оказалось ненужным обществу, ищущему комфортабельной и сытой жизни – далеко не для каждого члена социума, как оказалось, вопреки лозунгам на знаменах(
Закономерной была дегероизация не только идеалов, но и литературы, их прежде проповедовавшей.
Восторжествовав без особых усилий в унылом сером монолите основного книжного потока, дегероизация настигла вслед за тем и литературу приключений. Настигла – и разрушила, ибо прежних ее любимцев, волевых и деятельных, сильных и по–старомодному благородных (словом, истинных Героев, без коих – какие же приключения!), заменили такие же рефлектирующие нытики, деловитые эгоисты, обиженные судьбою «домашние философы». Под напором этих «новых людей» наша литература не устояла, «забытовела» в массе своей фантастика – последнее прибежище романтики(
Времена, к счастью, все–таки изменились, и в качестве наипервейшей сверхзадачи – словно бы вдруг! – вынырнула из прошлого потребность иметь Человека Воспитанного. А получить–то его – как? Десятилетиями дезавуируя «заветы предков», как получить теперь работящего, сметливого, предприимчивого и щедрого душой гражданина?
Кому–то обрести новую (то бишь хорошо забытую старую) нравственность поможет религия – не потому ли и стало нынче столь гарантировано лояльным отношение к Богу в нашем исстрадавшемся от бездуховности обществе?
Кому–то – да, религия, а остальным?
А для остальных (точнее бы сказать: вообще для всех – и во все века эпохи Гутенберга) уникальным учебником духовности была и остается Книга.
Вот и приходится фантастике нашей – как и литературе в целом – сызнова размышлять о новом (теперь уже – новейшем) герое, по–старому не обделенном элементарными человеческими добродетелями. К такому герою она потихоньку и подвигается – поначалу через «боевик», через «космическую оперу», через «роман–путешествие», через повесть–сказку. Ибо и там, и там, и там без Героя ну никак не обойтись: без него они – такой же муляж, фикция, нонсенс, как и безгеройное приключение(
Я с удовольствием восстановил в памяти ранние рассказы Андрея Балабухи. В свете сказанного выше – мне сегодня вдвойне по душе их романтичность, их герои. По–прежнему по душе и новеллистическая неожиданность концовок, прописанность персонажей, тщательность и даже изящество литературной отделки, выверенная толика ироничности(
Я искренне рад, что они наконец–то сложились в книгу. И еще – что под Андреевым именем появились наконец и два рассказа, первоначально по некоторым соображениям публиковавшихся только под глубоком псевдонимом, о чем было неизвестно даже издательству.
Виталий БУГРОВ

© Андрей Балабуха.

Разрешение на книги получено у писателя
 
 < Оглавление  Следующая > 

  The text2html v1.4.6 is executed at 5/2/2002 by KRM ©


 Новинки  |  Каталог  |  Рейтинг  |  Текстографии  |  Прием книг  |  Кто автор?  |  Писатели  |  Премии  |  Словарь
Русская фантастика
Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.
 
Stars Rambler's Top100 TopList