Глава 20
Два дня, оставшиеся до заветной субботы, а точнее – до момента
выхода в эфир передачи «Д.С.П. – студия» экипаж межмирника «Флеш
Гордон» провел в лихорадочной деятельности. Впрочем, охотники за
ифритами не жаловались на чрезмерные хлопоты, так как хлопоты эти были
радостными. Какое–то неуловимое чувство подсказывало всем троим, что
безумная гонка по Дороге Миров подходит к концу.
Может возникнуть вопрос, почему охотники столь упорно, не жалея
времени, разрабатывали «Останкинский вариант», вместо того, чтобы
продолжать преследовать межмирник «Леонид Кудрявцев» и уж настигнув
его, выяснить, кому и сколько ифритов продано. Но в том–то и дело, что
«Кудрявцев» не покидал Москвы. Так, во всяком случае, значилось в
портовых документах. В порту, однако, его тоже не было. Граф,
ежедневно посылаемый туда на разведку, свел знакомство кое с кем из
служащих – все они, как один, были уверены, что Кудрявцев встал на
ремонт где–то в Москве. Где именно, выяснить пока не удавалось –
слишком много развелось в столице крупных, средних, мелких и даже
индивидуальных мастерских по ремонту межмирников. У охотников за
ифритами создавалось определенное впечатление, что каботажный купец
«Кудрявцев» распродал, наконец, все свои товары, в том числе и
оставшиеся бутылки коньяка «Наполеон». Перед новым рейсом он, по всей
видимости, остановился в «сухом доке», чтобы слегка подлатать бока,
помятые на Дороге Миров. Таким образом, «Останкинский вариант» был не
только самым доступным, но и самым многообещающим. Тут, если повезет,
можно было одним махом решить проблему ифритов и закончить охоту.
Граф Бруклин ждал этого момента с плохо скрываемым нетерпением.
Ольга была напряжена и сосредоточена, как никогда. Казалось, ее мучили
какие–то подспудные страхи и опасения, но делиться с кем–либо своими
мыслями она не спешила. Что же касается Христофора, то он был в
восторге от собственного плана: записать на пленку заклинание,
собирающее всех ифритов в кучу, и выпустить его в эфир под видом
рекламы.
– Я всегда мечтал о приложении своих, чего уж там скромничать,
недюжинных способностей именно в рекламном бизнесе, – говорил он в
приливе вдохновения, – только мне нечего было рекламировать. Как–то
все не находилось товара, достойного продвижения на рынок.
– Так что будем продвигать? – спросил его режиссер Бочаров в
четверг утром. Сдружившиеся мастера искусств беседовали в пресс–баре
за чашкой кофе.
– Продвигать–то? – задумчиво переспросил Гонзо. – А эти, как их...
Полиноиды.
– Полино–оиды! – Бочарик сочувственно покивал. – Нелегкое дело. Их
сейчас на каждом углу продают. И потом – ужасно неудобный для съемок
объект. Ты ж понимаешь? – он вдруг хихикнул и значительно посмотрел на
Христофора. – Как его по телевизору–то показывать?
Христофор посмеялся вместе с ним, про себя решив больше не
пытаться угадать, что такое полиноид.
– Одним словом, – продолжал Бочаров, становясь серьезным, – здесь
нужен нестандартный рекламный ход. Но это будет стоить...
– Андрей Николаевич! – прервал его Гонзо. – Не мучь себя! Я знаю,
сколько это будет стоить, и заплачу еще больше. Но сочинять ничего не
нужно. У нас все готово – идея, сценарий, маркетинговые
исследования...
– Хорошо, – легко согласился Бочарик. – Сценарий – ваш, актеры –
мои. Тут уж можешь на меня положиться, подбор актеров – мой конек.
Главное – найти типаж, правильно подобрать модель... Правда, это тоже
будет стоить...
– Модель я уже подобрал, – снова перебил Христофор.
– Ну да, я себе представляю! – Бочарик скептически усмехнулся. –
Вы, провинциалы – ребята хорошие, добрые... Только доброта у вас
заменяет вкус. Если девчонка не урод, так вы уже готовы снимать ее,
как модель. А модель – это профессия! Модель – это...
– Да вон она, – сказал Гонзо и помахал Ольге, только что
появившейся вместе с графом в дверях пресс–бара.
Бочарик тоже поглядел в ту сторону.
– Так, – сказал он после долгой паузы, – модель у вас есть...
Ольга прошла через бар, распространяя сияние. Разговоры за
столиками утихали, лица поднимались от салатов и поворачивались в ее
сторону. Гонзо и сам раскрыл рот от удивления. Он понял, что княжна
неслучайно вытребовала у него два часа времени и некоторую сумму из
денег Кучки (так и хочется написать «из кучки денег»). Деньги пошли на
дело. Христофор вдруг понял, что до сих пор совсем не знал Ольги. Он
был влюблен в юную красавицу, которая по своему желанию могла
превращаться в обольстительную коварную ведьму. Порой он относился к
ней, как к сказочной царевне, сидящей в высоком тереме, но себя–то при
этом считал Иваном–царевичем на Сером Волке. И только теперь осознал,
каким самонадеянным идиотом оставался все это время. Перед ним была
звезда – ослепительно прекрасная и абсолютно недоступная в своем
ледяном космическом великолепии. Даже блистательный граф рядом с ней
мог претендовать, в лучшем случае, на роль охранника. Скрепя сердце,
Христофору пришлось выписать пропуск в Останкино и ему, во–первых, из
политических соображений (чтобы он не обиделся), а во–вторых, Джек и
впрямь мог пригодиться. Например, для переноски грузов.
Впервые в жизни режиссер Бочаров первым представился модели,
причем сделал это стоя. В ответ Ольга осчастливила его благосклонной
улыбкой.
– За видеоряд нашего ролика я теперь спокоен, – сказал Бочарик,
потирая руки. – Остается звук. Кто будет читать текст? Или у вас
только джингл? Я могу сделать его хором или контральто. Но это,
понятно, будет стоить...
– Я сама прочитаю текст, – сказала Ольга. – Джингл не нужен. И
телесуфлер не нужен, все отрепетировано. Звук запишем на петличку.
Можно работать, как только будет выставлен свет...
Бочарик толкнул Христофора локтем в бок.
– Она еще и разговаривает! – ошеломленно прошептал режиссер.
По длинным останкинским коридорам, некоторые из которых были даже
подземными, вновь образованная съемочная группа перешла в павильон,
где обычно происходили съемки передачи «Д.С.П. – студия». По дороге
Бочарик рассказывал Ольге забавные случаи из своей режиссерской
практики.
– Как–то заказали мне ролик о новом средстве для мытья посуды. По
правде говоря, я рекламой занимаюсь только если меня очень об этом
просят. Большое искусство отнимает все силы, нужно честно сознаться.
Какие уж тут тайны, между нами, профессионалами, верно? Публика
постоянно требует чего–нибудь бессмертного и каждый раз – новенького.
Ей ведь только подавай! Ну и понятно – масса новых проектов,
предложений, заявок....
Да, так вот – средство для мытья посуды. Я поначалу хотел вежливо
отказаться, то есть взял и сказал, сколько это будет стоить. Без
стеснения. Не знаю, как язык повернулся... И вот, можете себе
представить? Заказчик соглашается! Ну, делать нечего, стали снимать.
Выгородили кухню, поставили плиту, купили новую сковороду и стали
жарить на ней котлеты. Пожарили. Берем моющее средство и картинно
отмываем сковороду. Какой должен быть следующий кадр? Ежу понятно –
сияющая, как новенькая, сковорода. Но она не отмывается! Мы терли ее
песком, наждачной бумагой – хоть бы что! Мы извели два флакона
рекламируемого средства и флакон нерекламируемого – с тех пор вот уже
два года эта закопченная сковорода лежит в реквизите и пахнет
одеколоном...
Ольга посмеялась, одобряя рассказ и ободряя рассказчика.
– А как же ролик? – спросила она. – Досняли?
– А куда бы мы делись! – режиссер комично развел руками. – Купили
вторую сковороду и досняли. Вот она – цена опыта! С тех пор я не
снимаю роликов без предварительно утвержденного сценария. Исключение
делаю только для вас. Но это будет стоить... кхм! То есть, я хочу
сказать, вы цените?
– Мы ценим... – загадочно улыбнулась Ольга, – и ценим очень
высоко...
Бочарик купался и загорал в лучах ее глаз.
– А вот и наша студия! – сказал он, распахивая перед княжной
тяжелую дверь. – Жаль, что мы так быстро пришли, а то бы я еще
рассказал вам, как продал мясокомбинату рекламный девиз «Свежесть,
проверенная временем!"...
В павильоне наблюдалась полная готовность к съемке. На месте были
и оператор, и звукооператор, и осветитель, и даже гример, чего никогда
не случается в момент начала плановых съемок. Подобную
дисциплинированность люди искусства способны проявлять лишь при
выполнении «левого» заказа. Ольгу живо усадили на стул, прицепили к
платью микрофон–петличку, поставили свет, Бочарик скомандовал «мотор»,
и съемка началась.
Тут только Христофор спохватился, что не предупредил режиссера об
особом характере снимаемого ролика. У него была заготовлена целая
речь, объясняющая, почему в тексте ни разу не упоминается полиноид.
Дело в том, собирался сказать Гонзо, что в данном ролике используется
принципиально новый подход к рекламе. Уникальное Торговое Предложение
(термин, знакомый любому мало–мальски грамотному рекламисту)
записывается непосредственно на подкорку головного мозга
потенциального клиента. Нервные центры и фрейдистские комплексы
возбуждаются по методу Илоны Давыдовой, в результате зритель, хотя бы
мельком увидевший рекламу, встает с дивана и отправляется покупать
полиноид.
Это необходимое, как ему казалось, предисловие к ольгиным
заклинаниям Гонзо решил было прошептать Бочарику на ухо, но режиссер
приложил палец к губам и показал заказчику кулак. Христофор понял, что
опоздал, отошел в тень и присел под щитом с красочной надписью
«Вы–очевидец».
Быть очевидцем колдовства ему, как и Джеку Милдэму, приходилось
уже не раз, но остальные вряд ли были готовы к такому зрелищу, и это
несколько тревожило Христофора. Ольга же, наоборот, не обращала на
присутствующих ни малейшего внимания. Она вдохновенно читала
заклинания. Собственно, назвать «чтением» то, что происходило в
павильоне, мог только человек опытный, специалист, подкованный в
колдовских вопросах.
Оператор, прильнувший к своей камере, звукооператор за пультом,
осветитель с недоеденным бутербродом во рту и режиссер, восседающий на
полотняном раскладном стульчике – все словно окаменели,
загипнотизированные волнами мертвенной, потусторонней энергии, зримо
разливающейся в студии. Если перед началом съемки Христофора
беспокоило, что режиссер не услышит ни одного слова «полиноид», то
ближе к концу он стал беспокоиться, что в ролике вообще не будет ни
одного членораздельного слова. Звуки, издаваемые Ольгой, можно было
сравнить с чем угодно – с воем ветра, шорохом листвы, гулом отдаленной
лавины – но только не с человеческой речью. Еще большее впечатление
производили ее глаза. На экране монитора Христофор мог видеть этот
взгляд – направленный в упор на камеру и предназначенный каждому из
возможных зрителей _персонально. Наваждение все усиливалось,
становясь нестерпимым. У прожекторных стоек предательски подгибались
ноги. Тонкий провод, идущий от микрофона, дымился, как бикфордов шнур.
Оператор, обняв камеру, что–то тихо ей нашептывал. Христофору
послышалось нечто вроде "...спаси и помилуй...»
И вдруг все кончилось. Ольга выкрикнула последнее заклинание и
замолчала. Ее длинные ресницы опустились, перекрыв поток льющегося из
глаз дурмана. Некоторое время в павильоне стояла тишина.
– Ой! – всхлипнул режиссер. – То есть, стоп!
Оператор зашевелился, оторвался от камеры и без голоса прохрипел:
– Камера – стоп.
Снова повисла ватная неловкая тишина. Бочарик, стараясь не
смотреть на Ольгу, тяжело поднялся со своего стульчика и направился к
Христофору. Гонзо понял, что пришла пора давать пояснения. Он
откашлялся, шагнул навстречу режиссеру, но тот не дал ему сказать,
лишь коротко бросил, кивнув на дверь:
– Пойдем, выйдем.
Шагая по коридору за упорно молчащим Бочариком, Христофор
лихорадочно подбирал в уме аргументы в пользу отснятого материала. Это
было не просто. У него самого еще дрожали колени после ольгиного
сеанса колдовства, а как чувствует себя Бочаров, он мог только
догадываться. Режиссер вел себя странно. Он привел Гонзо в буфет,
усадил за столик, отошел к стойке и вернулся с бутылкой армянского
коньяка.
– До смерти вдруг захотелось откупорить бутылочку... – сказал он.
Коньяк полился в стаканы. Поставив наполовину опорожненную бутылку
на стол, Бочарик взял стакан и задумался.
– Для чего мы живем? – спросил он, глядя в пространство. – Бьемся,
упираемся, деньги зарабатываем... Жизнь–то проходит!
Он, заранее морщась, поднес стакан ко рту и медленно вытянул из
него всю жидкость.
– Я вот думаю, – продолжал он сдавленным голосом, торопливо
закуривая. – Черт его знает, может быть в самом деле купить себе этот
полиноид?
