344 год относительного времени

октябрь, 2032 год абсолютного времени

***

Строггорн вернулся только через три месяца, хотя в абсолютном времени пробыл всего четыре дня – такова была плата за временную разницу. Он взглянул на сообщения и с удивлением увидел вызов в детскую клинику, поступивший всего несколько часов назад. Строггорн никак не мог понять, зачем он мог понадобиться, тем более все знали, что он в отъезде.

– Соедини меня с детской психиатрической клиникой, – попросил он Машину, переодеваясь. На телекоме возникло лицо врача. Строггорн не знал его, хотя, возможно, они когда–то и сталкивались.

– Слушаю вас. – Экран врача оставался темным. У Строггорна не было никакого желания заниматься маскарадом, он и так четыре дня не снимал маски, которая ему порядком надоела.

– Это я вас слушаю. Я Советник Строггорн ван Шер. Вы вызывали меня.

– А, – сообразил врач. – Это из–за девочки. Вы были вписаны в ее медицинскую карту как возможный врач. Спасибо, мы уже вызвали другого врача.

– Кого? – Строггорна просто заинтересовало, кем могли его заменить.

– Председателя Совета Вардов, Лингана ван Стоила. Он был указан в ее карте как другой возможный врач в сложившейся ситуации.

У Строггорна потемнело в глазах.

– Как ее зовут?

– Девочку? – удивился врач. – Зачем это вам, мы уже отправили ее?

– Я бы хотел услышать ответ на вопрос.

– Честно говоря, я вовсе не уверен, что имею право сообщать вам такого рода информацию. Я уже объяснил вам, что у девочки уже есть врач, и очень хороший.

Бессмысленно со мной спорить. Тем более, что случай тяжелый, и Линган просил постараться не допустить огласки.

– Так, хорошо. – Строггорн понял, что врач выполняет строгие инструкции Лингана, и заставлять его нарушать их бессмысленно. – Значит, у вас ее нет?

– Нет. У нас нет в клинике оборудования, на котором мог бы работать Линган. Вы же знаете его размеры?

– Спасибо, доктор, – Строггорн отключился и начал разыскивать Лингана.

– Председатель Совета занят, – бесстрастно сообщила Машина, – он в Большом Операционном зале Дворца Правительства.

Строггорн тут же вышел, на ходу вызывая такси. Он знал, что большей информации от Машины не дождаться.

На двери операционного зала горела предостерегающая надпись, и, что еще больше удивило Строггорна, дверь была заблокирована и он не смог войти. Правда, она тут же открылась, и Креил сам вышел в холл.

– Быстро, не темни, кто там? – спросил Строггорн.

– Уже знаешь? И когда ты только успел? – Креил внимательно вглядывался в него.

– Это Лейла? Я прав? – Строггорн опустился в кресло, у него сразу пропало всякое желание идти в операционный зал.

– Ты извини, мне нужно помогать Лингану, если тебе будет нужна помощь, постучись, я отвлекусь и постараюсь тебе что–нибудь сделать, хорошо? – Креилу совсем не понравилось, как Строггорн побледнел.

– Подожди! Что с ней?

– Мы не знаем. Серьезно ею еще никто не занимался, а когда Линган ее привез, она уже была без сознания. Из детского сада ее отвезли в клинику, вызвали Лингана, и он привез ее сюда. Воспитатель не смог объяснить, что произошло, кто–то из детей что–то ей сказал. Непонятно, откуда такая реакция у такого маленького ребенка? Я пошел.. – Креил исчез в дверях операционной.

Строггорн не смог бы сказать, сколько прошло часов, он просто отключился. Креил, снова вышедший в холл, с беспокойством посмотрел на него.

– Пойдем, Строггорн, нужно решать. Сейчас приедут Диггиррен с Этель.

Строггорн старался не смотреть на операционный купол, он и так прекрасно знал, что там увидит, но то, что Линган был практически раздет, не добавляло оптимизма. Когда Строггорн вошел, тот как раз отключился от пси–кресла и набросил халат.

– Креил, посади его. – Линган кивнул на Строггорна. – Что–то он мне не нравится совсем. Строггорн, нам нужно с тобой посоветоваться.

– Что с ней?

– Туннельная психотравма, очень глубокая – она же совсем маленькая девочка.

– Отчего, Господи!

– Ей сказали, – с расстановкой начал Линган, – что Этель вовсе не ее мать, а ее мать – чудовище, живет на Дорне, ну, и про отца то же самое, с той разницей, что ты на Дорне еще не живешь.

– И какая же сволочь могла это сделать? – спросил Строггорн, и все вздрогнули, настолько отчетливо в его мозгу возникло желание убить этого человека.

– Это ребенок, Строг. Вряд ли его можно будет убить за это и вряд ли он понимал последствия своих действий. Непонятно только, откуда это вообще стало известно?

Ну, это потом выясним. Мне нужен твой совет. Что будем делать?

– А что делают детям в таких случаях? – Строггорн никогда не сталкивался с такими травмами у детей.

– Два варианта. Первый радикальный: ей всего четыре года и можно без всяких проблем, часа за три убрать ее личность. Я тебе гарантирую, что в течение года все восстановится и будет нормальный ребенок.

– Но это же будет другой ребенок? С другой психикой? – Строггорн откинулся в кресле. – Линган, ты соображаешь, что говоришь?

– Я как раз соображаю, что говорю – это обычная практика в таких случаях.

Неужели лучше, если всю оставшуюся жизнь она проведет в сумасшедшем доме?

– Но где гарантия, что ей опять не скажут об этом?

– Полная гарантия, – Линган опять говорил медленно. Он был вовсе не уверен, что Строггорн хорошо понимает его. – После этого мы изменим девочке имя и отправим ее на воспитание в другую семью. Вряд ли кто–либо узнает о том, что это ваша дочь.

– Значит, ты хочешь лишить меня дочери? – Строггорн смотрел на него.

– Почему? Ты иногда сможешь ее видеть, лучше издали, конечно, нельзя же будет привлекать к ней излишнее внимание.

– Это одно и то же, Линган. – Строггорн почувствовал терпкий вкус во рту: пришла Этель. Диггиррен вошел следом за ней.

– Так кто собирается лишить меня дочери? – Ее глаза зло сверкнули, когда она посмотрела на Лингана.

– Замечательно! Теперь вы наброситесь на меня втроем! Я, между прочим, тоже очень люблю Лейлу и не хочу ей плохого! Но у нее серьезная травма. Она совсем маленькая, мать в этом возрасте для ребенка – все, а тут ей сказали, что это чудовище, и, по сути, это еще и правда! Нет почти никаких шансов, что ее мозг примирится с этой информацией!

– Я тоже считаю, что нужно стирать личность и отдавать девочку в другую семью под другим именем, – вмешался Креил, и все посмотрели на него. – Это, действительно, обычная практика, хотя это всегда тяжело родителям, зато несравненно легче ребенку. Уже через год все знания восстановятся, и она никогда больше не вспомнит о том ужасе, который пережила. Строггорн, давай я все–таки сделаю тебе обезболивание? – предложил Креил. – Линган, по–моему, он меня не слышит.

Строггорн сидел в кресле, совершенно бледный, и только с третьего раза услышал вопрос Креила – он донесся до него словно издалека. Креил подошел и хотел помочь ему раздеться, но Строггорн немного справился с собой и обошлись одним уколом.

Он уже достаточно стал воспринимать происходящее, и все немного успокоились.

– Линган, и что, для этого не нужно даже разрешение родителей? – тихо спросила Этель.

– Пока нужно.

– Что значит – пока?

– Теоретически предполагается, что можно лечить ребенка как взрослого. Вы все врачи и понимаете, что уничтожение личности ко взрослому человеку практически никогда не применяется, я уж не знаю, какую нужно иметь патологию, чтобы дошло до этого! – пояснял Линган.

– Мне, по крайней мере, не делали это за убийство, – уточнил Диггиррен.

– Правильно. – Линган кивнул. – Занимались только коррекцией. Но вот когда не удается ее провести, приходится уничтожать личность. Для этого разрешение будет не нужно. Это рассматривается как медицинские показания в данном случае и единственный шанс на спасение. А у ребенка обычно травмы такого рода затрагивают сразу все воспоминания из–за того, что их еще просто слишком мало.

– Линган, а проводились исследования – это эквивалентно рождению другого человека? – задал вопрос Диггиррен.

– Наверное, да, что касается жизни в Трехмерности на Земле. Вообще, мы очень отклонились от разговора. Теперь, я вас всех хорошо знаю – вы меня втянете в дискуссию о душе, теле и Многомерности. – Линган сделал паузу. – А решаем мы судьбу маленькой девочки. Если мы отдадим ее в другую семью, она, конечно же, будет сильно отличаться от той Лейлы, которую мы знали, из–за совершенно других воспоминаний, полученных там.

– Что получим, если лечить как взрослого человека? – спросила Этель.

– Страшную, болезненную, длительную процедуру без каких–либо реальных шансов для адаптации психики. Очень маленький ребенок. Как ты будешь объяснять наличие двух отцов и двух матерей? В этом возрасте не рекомендуется в подробностях объяснять даже нормальное оплодотворение, как, без подробностей, объяснишь искусственное?

Лейла еще считает с трудом, а ты будешь рассказывать про тонкости регрессии у Аоллы и с помощью генетики объяснять, что она не чудовище – это на Земле, но когда бывает на Дорне, то временно превращается в чудовище? Я знаю немало взрослых, у кого это не умещается в голове, чего вы хотите от ребенка?

– Линган, ты во всем прав, но я не смогу подписать документы на убийство собственного ребенка. Для меня она умрет, – сказал Строггорн.

– Хорошо, я вижу, мне не переубедить вас, – сдался Линган. – Строггорн, я попрошу тебя в этом случае самому заниматься ее лечением. Ты профессионал и знаешь, что лечение такого рода является разновидностью психических пыток. Я этим заниматься не желаю, Диггиррен – сам после лечения, да он еще ее воспитывал – точно не сможет. Креил?

– Увольте, вы слышали мое мнение, я – за уничтожение личности.

– Лао наверняка не согласится заниматься ее лечением. Он скажет, что достаточно в свое время намучился с Креилом и его больной головой, чтобы снова приниматься за ребенка. – Линган вздохнул, посмотрев на Строггорна. – Один справишься?

Когда–то я слышал от тебя, что Этель мне не родная дочь, потому что мне ее не жалко, когда ты будешь ее оперировать. Ты не напомнишь, сколько тогда лет было Этель?

– Линган, ты можешь его уже ни о чем не спрашивать, он тебя не слышит. – Креил быстро подошел к Строггорну, вглядываясь в его лицо. Строггорн действительно ничего не слышал. Он был сейчас далеко от этого места, совершенно отчетливо увидев себя в камере пыток. Аолла кричала – у нее начались схватки, и он наблюдал за ней. Ребенок родился, но сейчас это причинило ему чудовищную боль, потому что тот был мертвый...

***

– Лежи спокойно, – четко услышал Строггорн голос Креила. Он лежал на операционном столе и никак не мог понять, что случилось, но потом все вспомнил.

Креил вошел под купол, смотря ему в лицо. – Хорошо, что ты все помнишь.

– Я предпочел бы не помнить...

– И попасть в сумасшедший дом, – закончил Креил. – Очень плохо?

– Уже лучше, а что вы мне делали?

– Ничего, обычное дело – коррекция психотравмы, хорошо, что у тебя полетели блоки. Но Лао до сих пор отлеживается.

– Что с Лейлой? Как вы решили?

– А что с тобой решишь, когда ты от одной мысли, что ей изменят личность, валишься в психотравмы? Не ожидал от тебя такого! Слишком долго живешь и стал совсем нервный!

– Почему ты никогда не отвечаешь на вопрос? – Строггорн закрыл глаза.

– Ей все сделали. Исключительно, как ты просил: заблокировали, загнали воспоминание в подсознание, обезболили. Лечили примерно как тебя сейчас.

– Линган?

– А кто еще? Для тебя пришлось Лао вытащить. Сильно ругался и сказал, что последнее время мы все ему до чертиков надоели со своими проблемами.

– Он поможет с Лейлой?

– Поможет, но очень твердо выразился: если после знакомства с Аоллой ей не удастся примириться с матерью–чудовищем, он сам уничтожит Лейле личность и не даст больше мучить ребенка.

– Спасибо, хоть так. Аолла через два месяца будет на Земле, продержимся как–нибудь.

***

Лейлу поместили в детскую психиатрическую клинику. Днем и ночью к ней был приставлен врач – Вард, посвященный во все сложности ситуации. Она лежала одна в огромной двадцатиметровой палате с большим количеством тщательно отобранных игрушек. Линган специально проверял ассоциативный ряд Лейлы на слово «чудовище», убрав из палаты все, что могло бы вызвать неожиданное сопоставление и прорыв воспоминаний из подсознания. В нормальном состоянии, после того, как ей делали обезболивание и она просыпалась, Лейла не помнила о событиях, вызвавших психотравму, но для лечения было необходимо перевести воспоминания в сознание, что сразу вызывало психический шок. Начинать пришлось не с матери, а с отца – Строггорн тоже был назван «чудовищем» и всех удивило, что она согласилась с ним встретиться. Ни Этель, ни Диггиррена она не желала видеть, никогда не вспоминая о них, словно родителей вообще у нее не было, чем очень их расстраивала.

Через две недели Лейле проводили первый сеанс активизации памяти. Линган согласился лечить ее, понимая, что Строггорн один не в состоянии справиться.

Подключившись к пси–креслу, он снял Лейле блоки – ее мозг был закрыт совсем как у взрослого человека, только сама она не могла ими управлять. Строггорн вглядывался в объемное изображение ее мозга, на котором отчетливо проступили повреждения. Линган посмотрел на Строггорна, тот кивнул, и он начал потихоньку активизировать зону, пока девочка не очнулась.

– Лейла, ты кого–нибудь хотела бы видеть? – задал вопрос Линган. Теоретически она должна была сейчас смутно помнить о том, что произошло.

– Да, отца.

– Назови мне его имя?

– Строггорн. – Она нахмурилась. Строггорн осторожно вошел под купол, не подходя близко к Лейле, лежащей на операционном столе. – Подойди поближе, – попросила она. Строггорн подошел и встал рядом. Лейла пристально вглядывалась в его лицо, и он вдруг почувствовал, что она ощупывает его мозг, но ничего не сказал, а, наоборот, снял часть блоков, облегчив ей доступ. Она быстро устала и отступила.

– Папа, ты можешь дать мне руку? – Лейла была подключена к Машине, но сейчас Линган освободил ее. Лейла села, и Строггорну пришлось помочь – у нее кружилась голова. Она взяла его руку в свою и поднесла к глазам, внимательно рассматривая.

Он старался не вспоминать о своих щупальцах. Достаточно было одной мысли о них, чтобы отправить сейчас ребенка в шок. Лейла отпустила его руку и удовлетворенно легла. Строггорн чувствовал, как она устала от этого осмотра. – Папа, ты не рассердишься, если я попрошу тебя раздеться?

– Нет. – Строггорн снял рубашку и брюки, оставшись в плавках. Лейла еще раз внимательно осмотрела его, слегка приподнявшись.

– Ты не чудовище, – уверенно и очень устало сказала она. – Почему меня обманули?

– Тебя не совсем обманули, Лейла, я – не человек, а Вард.

– Не понимаю, в чем разница?

– Обычные люди не умеют читать мысли...

– Я тоже не человек? – Она слабо улыбнулась. – Это не страшно, у меня все друзья такие. В чем еще разница?

– Есть много отличий, но ты слишком маленькая и я не смогу тебе этого объяснить...Хотя? – он вдруг вспомнил. – Помнишь, ты как–то спрашивала Лингана, как он разговаривает телепатически с Машиной с помощью руки?

– Помню, он сказал, что я еще маленькая и не пойму этого.

– Это одно из наших отличий от людей.

– Это не страшно. Ты не чудовище, меня обманули, – еще раз сказала Лейла. – Теперь я хочу понять про маму. Это правда, что Этель – не моя мать?

– В некотором роде у тебя две матери, так получилось.

– И одна из них...чудовище? Совсем нечеловек? Или как ты? – Она пристально вглядывалась в его лицо, пытаясь уловить ложь.

Строггорн знал, что ей показали образ существа с Дорна и теперь это не позволяло обмануть и смягчить правду.

– Что для тебя значит «чудовище»? – спросил Строггорн и увидел в ее мозгу образ дорнца.

– Она такая?

– Она бывает такой. – Он не успел объяснить Лейле, что на Земле Аолла была человеком – у нее наступил шок, и Линган, подключив ее к Машине, стал делать обезболивание и закрывать мозг, снова загоняя информацию в подсознание. Другого способа спасти девочку от сумасшествия не было.

***

Строггорн часто заезжал в клинику к Лейле и гулял с ней по парку. Каждые четыре часа ей делали обезболивание, удерживая психику в норме. Она не помнила в эти моменты ни о каких чудовищах, но все равно лицо было бледным и измученным.

Сеансы с воспоминаниями Линган проводил раз в неделю, он боялся, что большую нагрузку Лейла не выдержит, но уже после двух сеансов она начала панически бояться его. Это была одна из причин, по которой он не хотел лечить ее.

Проникновение в мозг быстро начинало вызывать страх перед Вард–Хирургом.

Через месяц Линган провел ей глубокий зондаж, и Строггорн с ужасом ждал его заключения. Во время этого девочка спала под наркозом и ничего не чувствовала.

– Плохо, Строггорн, – сказал Линган, закончив. – Никакого прогресса. С тобой–то она легко примирилась, ей всегда говорили, что ты ее отец, по большому счету она просто не поверила, что ты чудовище, а вот мать... Для нее мать – Этель, а ее убеждают, что чудовище... Боюсь, мы только зря ее мучаем. – Он посмотрел на побледневшего Строггорна и подумал, что даже из–за Аоллы тот никогда не переживал так. Впрочем, продолжал Линган, для девочки Строггорн оказался и отцом и матерью, полностью отвечая за факт ее появления на свет, так что в этом не было ничего удивительного. Линган только вздохнул, подумав, что даже если очень повезет, вряд ли Лейла когда–либо перестанет бояться его. – Ладно, еще один месяц ждем, знакомишь ее с Аоллой, – добавил Линган. – Не представляю, каково ей будет после этого на Дорне!

***

Аолла выскользнула из гиперпространственного Окна и сразу увидела Строггорна. Ее всегда радовало, когда он мог встретить ее, но увидев его совершенно невыносимый взгляд, тут же поняла, что что–то случилось. Она уже слишком давно знала Строггорна – он даже не стал бы пытаться ее обмануть в таком серьезном вопросе.

Аолла увидела накрытый стол. Она не ела четыре дня и решила сначала поесть и лишь потом заниматься выяснением. Строггорн молчал, Аолла вяло ковыряла в тарелке, она чувствовала его взгляд, хотя старалась и не смотреть на него. В конце концов, так почти ничего и не съев, она отложила вилку.

– Рассказывай, у меня все равно уже нет никакого аппетита. Насколько я понимаю, стряслось что–то серьезное? С кем–нибудь из Советников? – Ничего страшнее ей не могло прийти в голову.

– Я... – Строггорн вдруг понял, что у него нет сил говорить, и Аолла теперь со страхом посмотрела на него. – Нет, с ними все нормально, они здоровы.

– Ты сам–то здоров?

– Здоров.

– Что–то непохоже. Психотравма была?

– Небольшая, – сознался Строггорн, и Аолла кивнула, про себя решив, что он врет и нужно будет выяснить это у Лингана.

– И отчего же это у тебя случилось? Мне ни о чем не сообщали? – Она подумала, что вряд ли бы Дорн скрыл это.

– Аолла, – собрался Строггорн. – Я хочу познакомить тебя со своей дочерью...

Она сразу же посмотрела на его руку, но потом подумала, что при его профессии он не стал бы носить кольцо.

– Ты женился? – тихо спросила Аолла, Строггорн ответил ей взглядом, от которого ей стало плохо. – Тебе нужно мое согласие в Совете? – совсем убито спросила она.

– Не волнуйся так, я все понимаю... Раз в пять лет, кто же это может выдержать столько времени? Я все подпишу...

– Аолла! Перестань! Ты меня совсем не поняла! – Он остановился и добавил тихо: – Почему ты до сих пор так плохо думаешь обо мне? Не доверяешь? За столько лет?...

Это наша дочь – твоя и моя. И я хочу познакомить вас...

Аолла глядела на него и никак не могла понять, о чем речь. «Неужели Строггорн сошел с ума? – подумала она внутри блоков. – Почему мне не сообщили об этом и никто не пришел больше встречать?»

– Я не сошел с ума. – Строггорн поморщился, а Аолла вспомнила его привычку читать сквозь блоки. – Прошлый раз у тебя взяли яйцеклетку и провели искусственное оплодотворение. Не перебивай, ругать будешь потом. – Он видел, как она хотела что–то сказать. – В общем, родилась девочка, наша дочь. Это был наш единственный шанс иметь ребенка, у тебя стала совсем низкая активность яйцеклеток, и я согласился. Можешь ругать теперь.

Аолла надолго замолчала – у нее не было слов, чтобы выразить свои чувства.

– Сколько лет тебя знаю, Строггорн, и всегда удивляюсь. Ты думал, каково мне теперь будет на Дорне? Знать, что здесь моя дочь растет без меня?

– Мы не собирались тебе говорить, – заметил Строггорн.

– Это еще лучше. А зачем сказали?

Он опять долго молчал.

– Она заболела, теперь в психиатрической клинике.

– Ей всего четыре года? – Аолла нахмурилась. – А что произошло?

– Ее родила Этель, она воспитывалась в их семье, сама знаешь, какой из меня отец – меня дома совсем не бывает, но так получилось, ей сказали, что ты – ее настоящая мать...

– И от этого такой шок? Ты не договорил. – Аолла сама была Вард–Хирургом и не поверила ему.

– Не от этого. Ей сказали, что ее мать – чудовище с Дорна и показали твой Образ, дорнский, конечно. Про меня это тоже было сказано – но со мной она давно знакома и не поверила.

– О Господи! – Аолла закрыла глаза и долго молчала, пытаясь переварить так неожиданно свалившегося на ее голову ребенка и всю эту трагическую ситуацию. – Как это получилось?

– Глупость, как всегда. Ник, младший сын Диггиррена – он очень любит Лейлу – решил похвастаться, что у нее два отца и две матери. Были названы наши имена и пошло–поехало. Информация распространилась в детской среде. Кто–то видел изображение дорнцев, наложили одно на другое и все это выдали Лейле. Мы целое расследование провели – виновных как всегда нет, сплошное недоразумение.

– Я не думаю, что если ты нас познакомишь – это поможет, Строг. Я совсем не человек и действительно чудовище. – Аолла с болью посмотрела на него. – Это только ты не замечаешь, но это так. Пойми, у меня уже мышление совсем другое.

Как тебе объяснить...Этот язык – я же даже сейчас, в разговоре с тобой, пытаюсь изменить цвет крыльев. Мне этого не хватает, чтобы выразить свои эмоции.

Понимаешь? Наверное, есть еще десятки отличий. Я уже на Земле даже и не пытаюсь говорить вслух, для меня это настоящая пытка. Не знаю, вряд ли я тебе помогу, не сделать бы хуже...

– Хуже некуда, если не поможет, остается только стирать личность, ну и нам – забыть о том, что была дочь. Другая семья для нее, имя, все, что необходимо, чтобы ее спрятать. – Он расстроенно смотрел на Аоллу.

– Я познакомлюсь с ней, не переживай так.

***

Строггорн летел с Лейлой в воздушном такси во Дворец Правительства. Она уже точно знала: если отец забрал ее из клиники – ничем хорошим это не закончится.

– Папа, мы опять едем к Лингану? – спросила Лейла, забравшись к нему на колени и заглядывая в глаза.

– Очень не хочется?

– Я знаю, что ябедничать стыдно, только ты не можешь попросить его не делать мне больно?

– Он меня не послушает, но, я думаю, сегодня – это последний раз, – утешил ее Строггорн. Он–то хорошо знал, что уничтожение личности – это совсем не больно, об этом просто потом никто не помнит, как и о всей прошлой жизни, и мог уверенно ей обещать это.

– Разве я уже выздоровела? – с сомнением спросила Лейла.

– Почти. Сегодня Линган тебя еще полечит – и все. – Больше всего Строггорн боялся, что она почувствует его тревогу.

Он ввел девочку в операционный зал. Аппаратура была настроена, но Лингана не было. Лейла боялась его, и он не хотел пугать ее раньше времени. Строггорн провел ее под сферу и помог снять платье. Лейла послушно легла на операционный стол и щупальца Машины мягко оплели ее. Она была очень маленькая, но для того, что с ней делали столько раз, пришлось поставить пси–входы. Можно было бы обойтись без этого, использовав парные пси–кресла, но тогда Лингану пришлось бы смотреть ей в глаза во время зондажей. Он наотрез отказался делать это, сказав, что предпочитает не идти на такие пытки – Лейла и без этого панически боялась его.

Строггорн сел рядом со столом. Пришел Линган и начал потихоньку снимать Лейле блоки. Она сразу вскрикнула, не отрывая взгляда от пси–экрана над своей головой, и сжала руку Строггорна. С каждым разом процедура становилась все болезненнее, но все знали, что это в последний раз. Через несколько минут Линган начал активизацию зон памяти и это опять вызвало боль у девочки. Строггорн чувствовал, как ее голова начинала гореть.

– Мне плохо, папа. – Лейла посмотрела на него измученными глазами, и он проклял тот день, когда согласился, чтобы она появилась на свет.

– Потерпи, последний раз. – Строггорн вслушался: женщина в красном вошла в операционный зал.

– Строггорн, я закончил, – откликнулся Линган, считая, что вполне достаточно активизировал память ребенка.

– Хорошо. – Строггорн решался, понимая, что следующие несколько минут решат все и потом навсегда может остаться чувство, что если бы не так сказать, можно бы было ей помочь, и очень боялся этого. – Посмотри на меня, – попросил он, и Лейла перевела взгляд. – Линг, отпусти ее. – Щупальца Машины послушно отодвинулись, Строггорн помог ей сесть. Аолла неторопливо вошла под купол и остановилась у входа. Она была в красном коротком облегающем платье без рукавов и в босоножках.

Строггорн специально попросил ее надеть как можно меньше одежды. Лейла удивленно смотрела на Аоллу. Она никогда не видела эту женщину.

– Папа, кто это?

– Это та самая мама, – сказал Строггорн.

– Чудовище, – добавила Аолла. Они ждали. Лейла переводила взгляд с матери на отца и никак не могла понять, говорит ли Строггорн правду. Он снял верхний уровень блоков, делая доступным свой мозг, и Аолла, чуть–чуть поколебавшись, сделала то же самое. Лейла удивленно вслушивалась в ее мозг. Конечно, женщина не была человеком, но и на то, что ей представлялось, это было совсем непохоже.

– Ты правда моя мама? – Лейла решила уточнить.

– Наверное, – честно сказала Аолла. – Хотя я только несколько часов назад узнала об этом. Твой папа забыл рассказать мне о тебе. Я была очень далеко и не могла сама узнать о том, что ты родилась.

– Почему ты не рассказал ей? – обиженно спросила Лейла и вдруг все поняли, что критический момент миновал. Уже давно прозвучало ключевое слово «чудовище», а девочка по–прежнему все вполне нормально воспринимала.

– Так получилось. Ты меня прощаешь? – Строггорн постарался сделать свой взгляд виноватым, испытывая огромное облегчение.

Аолла подошла совсем близко к девочке, и Строггорн с удивлением понял одну вещь – Лейла не случайно так легко поверила ей. Мозг Аоллы излучал любовь. Казалось, это чувство сейчас было разлито вокруг. Строггорну трудно было понять, какое сильное впечатление на Аоллу произвела эта маленькая девочка, которую он так беспомощно держал за руку.

– Можно, я потрогаю тебя? – спросила Лейла.

– Если хочешь, я даже могу снять платье, чтобы ты могла меня лучше разглядеть, – невозмутимо сказала Аолла. Строггорн объяснил ей, как Лейла уточняла для себя его человеческую природу.

– Ты не обидишься на меня?

– Нет. – Аолла улыбнулась и сняла платье, а потом осторожно протянула руку Лейле. Та долго ощупывала ее, рассматривая со всех сторон, и, устав, положила голову на стол.

– Папа, она не чудовище, только у нее на руке много точек, совсем как у тебя, – сказала Лейла и совершенно неожиданно заплакала. – Почему меня обманули?

Строггорн прижал ее к себе, успокаивая. Это были хорошие слезы – мозг реагировал на примирение с чудовищной реальностью и все знали это. Линган вошел, показав жестом, что не может начинать операцию, но Строггорн еще долго прижимал Лейлу к себе, пока она не успокоилась.

– Когда я проснусь, ты еще будешь здесь? – спросила Лейла, уже засыпая от наркоза.

– Конечно, я подожду. – Аолла улыбнулась ей и вышла в зал. – Линган, давай мы сядем со Строггорном. Я вижу, ты уже очень устал, а мы быстро справимся.

– Правда? – Линган отключился от кресла. – Я вам помогу, как оператор.

– Хорошо. – Аолла кивнула, а Строггорн занял пси–кресло.

На объемном экране Линган видел как Аолла и Строггорн с огромной скоростью зашивали область психотравмы – теперь это можно было сделать, не отправив девочку в сумасшедший дом. Ее мозг примирился с реальностью и эта информация не представляла для нее опасности. Больше ей не ставили блоки, защищающие мозг от дальнейшего разрушения, в этом теперь не было никакой необходимости, а для ребенка они представляли никому ненужную преграду, мешавшую его развитию.

***

Белоснежный конь осторожно переступал длинными ногами по широкой лесной тропинке, неся на своей спине двух прекрасных наездниц. Аолла посадила Лейлу перед собой и, управляя одной рукой, слегка придерживала ее в седле. Строггорн ехал рядом, изредка поглядывая на них. Это был последний день пребывания Аоллы на Земле, и они решили провести его вместе. Линган разрешил забрать девочку из клиники на несколько часов. Лейла поправилась – курс лечения был почти закончен.

Недели через две Линган обещал выписать ее домой, к родителям, с которыми она снова помирилась, чем несказанно обрадовала Этель.

Аолла все время наклонялась, а ее иссиня–черные распущенные волосы мягко касались лица Лейлы. Девочка увидела белку на дереве и показала на нее Аолле.

Белка заметила их взгляд и быстро спряталась в ветвях.

– Честное слово! Папа, ты видел? Белка нас испугалась! Это потому что мы красивые и у нас большой конь! – прокомментировала Лейла, и Строггорн рассмеялся. Аолла удивленно посмотрела на него, стараясь припомнить, слышала ли когда–нибудь в жизни его смех, но так и не вспомнила.

– Ты очень изменился, Строггорн. Просто другой человек, – сказала Аолла.

– Я тебе такой не нравлюсь?

– Нравишься. Правда, я подозреваю, что это ты только с нами такой. А ты как считаешь, Лейла, твой папа очень строгий?

– А можно, я тебе скажу это на ухо, а то он все услышит?

– Он все равно услышит – у тебя в голове, ты же знаешь, какой он противный! – смеясь, сказала Аолла.

– Он не противный, – обиделась за отца Лейла. – Конечно, ябедничать нехорошо, но он так балует меня! Просто ужас! – Она хитро посмотрела на Строггорна, и он опять рассмеялся, с грустью подумав о том, как мало было в его жизни подобных минут. Строггорн отвлекся на минутку и снова услышал их разговор.

– Мама, – говорила Лейла. – А если крылья у дорнца станут совсем черные, что это будет означать?

– Гнев, угрозу, такие нехорошие чувства, – поясняла Аолла, сопровождая это мысленным показом изменения цвета крыльев.

– А почему у Президента они почти всегда черные?

– У него такая должность – он всегда должен быть строгим. Но один раз, это по секрету, я видела у него белые крылья.

– Что это означало?

– Торжественная обстановка, свадьба.

– Вот бы посмотреть на такую свадьбу! – У Лейлы загорелись глаза от той картинки, что была в голове у Аоллы.

– Впечатляющее зрелище, – подтвердила Аолла.

– Ты мне испортишь ребенка! Теперь вместо того, чтобы бояться, она влюбилась в Дорн! – возмутился Строггорн.

– Вряд ли я успею это сделать. Ну, теперь ты не жалеешь, что у тебя две мамы? – Аолла снова наклонилась к Лейле.

– Нет, я думаю, мне теперь все будут завидовать!

– Зависть – плохое чувство, Лейла, и может испортить жизнь, – серьезно сказал Строггорн.

– Это правда? – Лейла смотрела на Аоллу.

– Правда. Нужно слушать отца. Он у нас очень старый и много знает.

– Старый? Ему так много лет?

– Ужасно. Я даже уже не помню сколько, давно сбилась со счета. – И они опять рассмеялись.

***

Аолла стояла у гиперпространственного окна и никак не хотела уходить на Дорн.

– Ты так и не успела отругать меня. – Строггорн печально глядел на нее.

– Отругать? – она задумалась. – Никогда в жизни я не была так счастлива и так несчастна одновременно Строггорн, – сказала Аолла совершенно серьезно. – Как ты думаешь, Лейла забудет меня за пять лет?

– Не знаю, мне кажется – нет, слишком сильные впечатления.

– Утешаешь меня?

– Мне нечем тебя утешить. Я и так понимаю, как тебе будет тяжело на Дорне.

– Хорошо, пойду. Ненавижу прощания. – Она подошла к Окну. – Береги ее! – донеслось уже из пространства, когда Окно захлопнулось.