Сказание о Конце Света
На прошлой неделе в книжные магазины поступила книга Рауля Хилькевича
«Сказание о конце света» – о том, что происходило с Израилем от начала
времен до их конца. Так, по крайней мере, сказано в аннотации.
Рауль Хилькевич – экстрасенс. Мы познакомились, когда я еще был молод и
работал в зман–патруле. А он в те годы открыл на тель–авивской улице
Шенкин кабинет, в котором лечил любые болезни. Любые – в том смысле, что
если вам хотелось вылечиться от коклюша, он лечил коклюш даже если на
самом деле вы болели воспалением коленной чашечки.
Хилькевич, должен вам сказать, не вправлял вывихи биополя, не
гипнотизировал и не заговаривал пациенту зубы. Он возвращал ментальное
поле пациента в прошлое, когда тот был зародышем в материнской утробе и по
этой простой причине отличался завидным здоровьем, не успев приобрести
даже наследственные болезни. А потом этот, с позволения сказать, доктор
резким ударом по ментосистеме возвращал пациента из утробного состояния в
серую современность. И пациент уходил, чувствуя себя, будто пресловутый
зародыш – свернутым в трубку и с ушами, прижатыми к левой ноге. Но зато
без застарелого гриппа или недавно приобретенного воспаления подсознания.
В 2054 году он неожиданно для всех (по–моему, – и для себя самого) издал
книгу воспоминаний «На борту Ковчега». Вспоминал он о том, как, находясь в
теле самки болотной выпи, спасался от всемирного потопа вместе с праотцем
Ноем. Разумеется, это было во время одной из его первых реинкарнаций, но
те времена отложились, оказывается, в его памяти, как засохший сахар на
донышке давно не мытой чашки.
Два года спустя Хилькевич издал книгу воспоминаний «Храм ты мой упавший» –
о падении Второго храма, при котором автор присутствовал в виде большого
кипариса, впоследствии срубленного солдатами Тринадцатого легиона.
Третьей книгой стало «Сказание о конце света».
Ох эти современные книги! Лично мне не нравится, когда автор впивается в
сознание читателя и погружает его в созданное необузданным воображением
чужое ментальное тело. А если таких тех в книге много? Я бы и читать не
стал, но знакомая фамилия автора заставила меня пренебречь на этот раз
своими привычками.
Первое ментальное тело, в которое погрузил меня господин Хилькевич, жило в
Израиле 3278 года.
Сначала я подумал, что автор отсчитывает время от сотворения мира. Были
пустыня, караван, кочевники, и дети бегали босые по горячему песку, и
хотелось пить, а до самого горизонта не было ни одного автомата по продаже
«кока–колы», и на небе не просматривалось ни единой видеорекламы
жевательной резинки «руллет».
На расстоянии вытянутой руки от меня возлежал на песке двугорбый верблюд,
а в тени верблюда возлежал господин семитского вида, не похожий на
Хилькевича. Это обстоятельство придало мне смелости, и я спросил:
– Не скажет ли благородный господин, что это за страна, и на какой я
планете?
Мне с перепугу показалось, что я попал на Марс!
Господин выпростал из–под верблюда правую ногу, и я только теперь обратил
внимание, что на господине нет никакой одежды, кроме поясного ремня, на
котором висел в кобуре пистолет с двумя стволами. Господин почесал
выпростанной ногой левую руку, а правой достал из кобуры оружие и навел
его на меня со словами:
– Если не хочешь работать, так и скажи, и я тебя пристрелю, чтобы не
мучился.
Потом добавил, сжалившись:
– А год сейчас все тот же. И планета та же, что вчера. А страна... Был
Израиль. А сейчас...
– А что сейчас? – спросил я, полагая, что, если он и выстрелит, то я не
умру, а выпаду из этого странного будущего в свое, тоже достаточно
странное, прошлое.
– Да что... Пустыня. Как в три тысячи семнадцатом террористы взорвали
гелиевую бомбу в иерусалимском машбире, с того дня – пустыня.
– Так, – опечалился я. – А откуда у палестинских террористов гелиевая
бомба?
– Тупой, что ли? Каких еще палестинских? Свои взорвали, евреи. Поселенцы
из Антарктиды. Протестовали против возвращения Антарктиды пингвинам.
Должно быть, я слишком интенсивно хлопал глазами, потому что господин с
пистолетом сказал:
– А дураков я обычно убиваю сразу.
Что и сделал, прицелившись мне промеж глаз.
Я выпал в осадок и оказался в ментальном теле члена Кнессета – прямо на
заседании, причем на скамье оппозиции. Год был 2568. На трибуне стоял
собственной персоной товарищ Ленин и вещал, протянув вперед руку со
знаменитой кепочкой:
– Товагищи! Наконец мы освободили Изгаиль от пгавой сволочи! Теперь каждый
член Гистадгута будет иметь пгаво на беспгатное лечение. А гелигиозную
компанию во главе с гавом Шамаем – в кутузку. Не нужно тянуть евгейский
нагод в его пгошлое!
Все–таки, история, господа, это процесс. И если не знаешь причин, то
совершенно непонятны следствия. Что–то произошло в Израиле за пятьсот лет,
но что? Левые окончательно задавили правых? Правые окончательно задавили
левых и, не имея оппозиции, сами переметнулись налево? Гадать было
бессмысленно, и я крикнул со своего места:
– А почему пятьсот лет назад мы взяли Вашингтон?
– Ага, – сказал Ленин. – Товагищ явно из пгошлого, влез в чужое ментальное
тело. Из какого именно пгошлого товагищ?
– Из две тысячи шестьдесят восьмого года.
Ленин что–то посчитал в уме, пожевал губами и сказал:
– Ясно, опять Хилькевич ментачит. Для спгавки: цель у пгемьега Лисского
была благая – если евгеи мига не хотят гепатгииговаться, то сделаем всю
планету Изгаилем, и пгоблема возвгащения отпадет сама собой. Но, с дгугой
стогоны, зачем евгею иудаизм, если он владеет мигом?
– Действительно, – пробормотал я, – этот аспект мне как–то не приходил в
голову. Религия спасает нацию от вырождения, а если нация завоевала мир,
то зачем ей религия?
– Понятно, да? – сказал Ленин. – Пгивет товагищу Хилькевичу.
После чего охранники прыснули в меня какой–то гадостью, и я оказался в
новом ментальном теле, причем почему–то женском. Год был 4000 – круглое
число, конец тридцать девятого века.
Прошу прощения, мне как–то неловко, я не знаю, как быть с грамматикой.
Писать «я стоял» или «я стояла»? С одной стороны, я вроде бы не лишился
своего мужского сознания, а с другой, опуская взгляд вниз, видела нечто,
принадлежавшее мне и... Короче говоря, буду писать в настоящем времени,
это несколько упростит ситуацию.
Итак, стою я на рынке Кармель и выбираю для салата марсианскую почубель. А
продавец – еврей с Большого Сырта.
– Сколько? – спрашиваю я.
– Три шекеля, – нагло говорит марсианин, раздевая меня взглядом и
овладевая без особых церемоний.
– Во–первых, – возражаю я, – этот тухлый фрукт продавай за три шекеля у
себя на Марсе, а во–вторых, меня интересует не цена продукта, я спрашиваю
– сколько сейчас евреев на Марсе, и зачем им, то есть вам, нужен этот
очередной галут.
Марсианский еврей закрывает глаза, считает про себя до десяти, после чего
заявляет мне следующее:
– Во–первых, гверет, Израиль, то есть Земля обетованная, находится как раз
на Марсе. Во–вторых, столица Израиля, великий Иерусалим, самый большой
город в Солнечной системе, находится у подножья марсианской горы Никс
Олимпика. В–третьих, в галуте, то есть на Земле, живут сейчас одиннадцать
миллиардов евреев, а на родине, то есть на Марсе, остальные девяносто три
миллиарда.
– Творец дал нам эту землю! – восклицаю я.
– Ты откуда такая? – говорит марсианин. – Уж тридцать лет как рав Ури,
светлая ему память, доказал, что Творец рассуждал в категориях Вселенной,
а не одной планеты. Каждый верующий еврей сейчас знает, что Земля
обетованная – это Марс. Именно оттуда начался галут, именно там стоял
Храм, а потом наши предки переселились на Землю, где основали государства
атлантов, ацтеков, эллинов, римлян, египтян, руссов и, кажется китайцев,
но это еще не доказано. Поэтому истинные евреи в 2175 году начали
репатриироваться на Марс, где и обнаружили развалины древнего Иерусалима,
а это вот все подарили палестинцам вместе с Мертвым морем. Для братьев не
жалко. И вообще, давай лучше встретимся в девять у фонтана, и я тебе все
растолкую о нашей еврейской истории. Постель у меня мягкая. А почубель
бери бесплатно – в счет задатка.
Ну, думаю, хорошо же эти марсианские евреи относятся к нам, коренным
землянкам! Размахиваюсь и...
По–видимому, кулачное выяснение отношений между персонажами книги не
входило в намерения автора, потому что марсианин, нагло улыбаясь,
отступает, и вместо него я вижу лицо Хилькевича, которое качает головой
(можете себе это представить? Нет? Я тоже – но, тем не менее, в книге
именно так и было то ли написано, то ли показано, и мне приходится,
соблюдая авторскую орфографию, следовать этому изощренному стилю).
И все исчезает.
Мое очередное ментальное тело оказалось принадлежащим самому автору,
господину Раулю Хилькевичу, экстрасенсу. Мы сидели вдвоем (он – на террасе
своей квартиры напротив Дизенгоф–центра, а я – в нем), и экстрасенс
внимательно изучал меня как читателя, чтобы знать, в какую главу отправить
без зазрения совести.
– Вы обещали рассказать о конце света, – потребовал я, – а до сих пор я
читал только о нашей экспансии. Наверно, к пятидесятому веку Израиль
расширится до границ Галактики, а Иерусалим окажется где–то в туманности
Андромеды?
– Ничего вы не поняли, Шекет, – буркнул Хилькевич.
И отправил меня в последнюю главу своей книги.
И наступил обещанный конец света.
Я не буду называть дату, это очень большое число, я его просто не
запомнил. Меня поразило другое. Оказывается, через много лет, когда
еврейское государство расширится до границ мироздания, соберется
всегалактический Кнессет и будет решать – выделять ли дополнительные
деньги на продолжение расширения Вселенной.
Мне, как читателю, было грустно и стыдно. Я, как читатель, деньги отдал
бы, не рассуждая. Ведь речь шла о судьбе мироздания! Но то – я, у меня–то
ментальность галутная, мои родители жили в Тель–Авиве. И мне было не
понять, почему партия СЧАС требует отдать деньги ей – на покупку
восемнадцати триллионов кип, и почему левая партия ТУДА не желает
расстаться с деньгами, выделенными ей на финансирование предвыборной
рекламной кампании, а правые так вообще уселись на мешок с деньгами
размером с большую галактику и не желают встать, поскольку все прочие
места заняты депутатами от мелких партий.
– Господа, – сказал я, – речь идет о судьбе Вселенной! Вот так когда–то
погиб и Второй храм, господа!
Но меня не услышали, потому что я вещал всего лишь в мыслях господина
автора.
Деньги не выделили. И галактики остановились. А потом Вселенная начала
сжиматься. И сжалась в точку. И взорвалась. И все началось сначала.
В новой Вселенной Ева потянулась за яблоком, и Адам сказал:
– Тебе это нужно?
Впрочем, это был уже Эпилог, и я не стал его читать: терпеть не могу
нравоучений.
Если верить автору, мир действительно погубили евреи. Но, если верить
автору, они же этот мир и создали.
Я лично автору верю. Мы такие. Мы можем.
Нет, господа, не советую приобретать книгу Хилькевича. Конец света вы там
найдете. Но до конца жизни после этого будете чувствовать свою
ответственность за трагический финал Вселенной. Вам это надо?
