На Всех Парусах
Некоторые говорят, что межзвездные полеты убили романтику. Дескать,
выходила раньше влюбленная парочка на балкон своего блочного дома,
смотрела в небо и мечтала, глядя на звезды – загадочные, яркие и слабые. А
теперь о чем мечтать, если знаешь, что к этим раскаленным газовым шарам
мчатся сотни металлических громадин, влекомых вовсе не игрой фантазии, а
жаром атомных реакторов? А как было бы хорошо передвигаться от звезды к
звезде на парусниках или даже на байдарках! Сколько романтики... Сколько
препятствий, позволяющих каждому мужчине ощутить себя героем, а каждой
женщине вообразить себя амазонкой!
Так может рассуждать лишь человек, никогда не покидавший Землю. Мне
доводилось не раз (и я уже рассказывал об этом) перемещаться от звезды к
звезде. Каких только способов я не использовал! Один только дарсанский
звездолет чего стоит, не говорю уж о том времени, когда я передвигался
вообще на своих двоих – с помощью ранцевых двигателей системы
Огорискина–Метелли. Уверяю вас, самое романтичное, что я помню – это полет
на огромном суперзвездолете «Иерусалим», вмещающем две с половиной тысячи
пассажиров. Стоишь на прогулочной палубе, перед тобой на обзорном экране
сияют звезды... совсем так, как если бы ты стоял с дамой сердца на балконе
своего блочного дома и мечтал, как мечтали твои предки.
Есть, правда, в космосе и другая романтика, но к ней обычно не стремятся
те, кто путешествует ради отдыха. Я имею в виду гонки на космических
парусниках. Не на тех парусниках, конечно, что выпускает на потребу
обывателя Хайфский завод космосудостроения. Я говорю о космических
парусниках типа Stellarium erectus mobile, относящихся к подвиду хищников,
виду позвоночных и классу углеродоживущих. Мы, звездные путешественники,
называем этих животных емким словом «бредуны». Здесь по меньше мере два
смысла. Первый: бредуны действительно бредут в космической пыли, не
торопясь и не зная цели. И второй смысл: попробовав оседлать бредуна,
путешественник обычно начинает бредить, ему мерещится, что он попал в
страну своей мечты, стал, допустим, халифом или председателем домового
комитета... Трудно потом вернуться к обычному течению жизни. Но
приходится, и это главный недостаток общения с бредунами.
Я уверен, что никто из моих читателей не видел бредуна живьем, не говоря
уж о том, чтобы попытаться оседлать это животное, размер которого
превышает три километра. Я же знаю: читатель любит смотреть космические
приключения, развалясь на диване... Впрочем, не буду говорить все, что
думаю о читателе – в конце концов, для кого же я пишу свои мемуары?
Своего первого бредуна я оседлал, когда возвращался на Землю из третьего
полета к Дарсану. Звездолет, выданный мне дарсанцами во временное
пользование, я вернул законным владельцам, что вызвало со стороны
бортового компьютера неадекватную реакцию. Он, бедняга, почему–то решил,
что я буду коротать в его обществе весь остаток своей жизни и потому,
расставаясь, лил слезы и пытался покончить с собой, отключившись от систем
энергопривода. Чтобы избежать сцен, мне пришлось сматываться с Дарсана на
первом попавшемся неразговорчивом боте, и половину пути к Солнечной
системе я вынужден был общаться с собственным отражением в зеркале.
Шла третья неделя полета. Я стоял у иллюминатора, глядел на звезды и
пытался понять, какая романтика заключена в этих ярких гвоздях, прибитых
на черный бархат небесного... э–э... ну, вы понимаете, что я имею в виду,
у меня просто не хватает памяти пересказывать ту романтическую чепуху,
которая радовала наших предков.
Стою я, смотрю на звезды, и вижу: наплывает на мой корабль какая–то тень,
чернее самого пространства. И ощущение возникает соответствующее: будто
мир исчез, и ты попал в рай, где с тобой сейчас начнут разговаривать
ангелы, начиная от Габриэля и кончая Разиэлем. Хорошо, что я сразу
сообразил: мой кораблик оказался на пути движения одного из бредунов, и я
могу пережить одно из самых удивительных приключений.
Я мигом надел скафандр (в ту пору я еще не поставил себе искусственных
легких и вынужден был облачаться в пластик, выходя в космос), открыл люки
и вылез на поверхность корабля. Бредун висел над моей головой подобно
гигантской простыне с бахромой. Если животное свернется клубочком, то я
вместе со звездолетом окажусь внутри, будто в мешке, и бредун сразу начнет
меня переваривать... Нет, это была не та смерть, какую можно пожелать
порядочному путешественнику его еврейская мама!
Я прыгнул и оказался на мягкой поверхности паруса. Собственно, само тело
бредуна невелико, по размерам не больше нильского крокодила и по форме
похоже. Но вместо лап у бредуна паруса – три полотнища, которые у взрослой
особи достигают, как я уже говорил, размеров трех и более километров.
Паруса улавливают и отражают свет звезд, как парусные суда девятнадцатого
века улавливали ветер. Давление звездного света невелико, и потому бредуны
не могут двигаться быстро – никакое животное не в состоянии развить
скорость больше трех тысяч километров в секунду. Но и этого достаточно,
поверьте мне!
Итак, я стоял на пупырчатом теле главного паруса и прекрасно помнил, что
мне грозит смертельная опасность: либо я в течение пяти минут обнаружу
крокодилью тушку – тело бредуна, либо поплыву по волнам галлюцинаций, и
мне станет так хорошо, что я никогда больше не вернусь ни на Землю, ни
вообще никуда.
Вы пробовали бежать по болоту? Ощущения были именно такими. Я видел
небольшой выступ метрах в трехстах – это была голова хищника, она глядела
на меня фасетчатым глазом и ждала, когда я впаду в ступор, чтобы поглотить
и переварить. Кстати: переваривают бредуны не тело человека, а его
жизненный опыт – воспоминания, умения, знания. Делиться всем этим грузом я
не собирался, а бежать и хватать зверя за глотку уже и времени не было.
И что я мог сделать?
Да именно то, что подсказала мне моя богатая фантазия. Я вытащил из
карманчика, расположенного на груди скафандра, пистолет с клеящим
веществом (используется для латания дыр, пробитых микрометеоритами) и,
прицелившись, пальнул прямо в фасеточный глаз животного. Только не
спрашивайте, попал я или нет. К вашему сведению: я попадаю с первого
выстрела в глаз утки, летящей на высоте полукилометра, и это на Земле, где
сила тяжести искажает все траектории. Естественно, я не промахнулся и на
этот раз. Клейкое вещество залепило глаз и лишило бредуна возможности
видеть то, что происходило вне его сознания. Пришлось бредуну погрузиться
в глубину собственного «я», а мне того и было нужно. Теперь все
галлюцинации, какие могли возникнуть в подсознании этого животного,
всплывали не в мозгу у жертвы (моем – в данном конкретном случае), а в
собственном мозгу бредуна.
Я до сих пор не знаю, что именно увидел «мой» бредун. Как бы то ни было,
конечности его расслабились, и поверхность паруса, на которой я стоял,
стала твердой как стол и такой же плоской. Теперь я уже без опаски мог
потренироваться в управлении этим удивительным парусом. В запасе у меня
было часа два–три, я–то знал, что клей только в инструкции называется
вечным, а на самом деле слезная жидкость любого космического животного
способна расплавить этот состав – нужно только время.
Я подбежал к торчавшей, будто торшер, голове бредуна с залепленным глазом
и нашел на лысом черепе два небольших рога: насколько я знал, это были
антенны, с помощью которых бредуны связывались между собой. Рожки можно
было использовать и иначе: подавая команды на впавший в ступор мозг.
Я огляделся – вверху сияла гамма Ориона, а над самой поверхностью паруса
мрачно висел Антарес. Он–то мне и был нужен – точнее, давление его красных
лучей. Я сдвинул один из рогов на голове бредуна чуть вправо – ровно
настолько, чтобы поверхность паруса повернулась на три с половиной
градуса, и звездный ветер почувствовал свою силу.
О, какое это было ощущение! Парус напрягся подо мной, инерция прижала меня
к поверхности, и мы помчались. Я огляделся и немного передвинул рог
управления. Поверхность паруса чуть наклонилась, курс изменился, и я
увидел Солнце. Еще одно движение рога, и мы мчались уже в направлении
Солнечной системы – домой. Естественно, домой ко мне, ибо никто не знает,
где находится дом этих крылатых космических тварей.
Я был так очарован полетом на бредуне, что из моей головы начисто исчезли
всякие мысли о том кораблике, на котором я летел, когда увидел в
иллюминатор приближающийся парус. Мой корабль исчез в глубинах космоса, и
найти его теперь мог разве что оборудованный поисковой аппаратурой
разведчик. Я понял, в какую историю влип, только тогда, когда от
фасеточного глаза начали отваливаться один за другим слои клейкого
вещества. Сейчас животное придет в себя, увидит меня перед собственным,
как говорится, носом и... И все – дни мои будут сочтены, я навсегда
останусь здесь в мире галлюцинаций, навеянных сознанием бредуна!
Что было делать? Кто–нибудь другой наверняка впал бы в уныние, но
опасность лишь придает мне сил. Пока еще поверхность паруса сохраняла
твердость металла, я подошел к голове бредуна и плюнул в фасеточный глаз,
напоминавший глаз огромной мухи. Немногие это знают, но в космическом
холоде человеческая слюна действует не хуже, чем патентованный клей фирмы
«Тамбур». Правда, я не подумал в тот момент о том, что нахожусь в
скафандре, и в результате оплевал стекло собственного шлема. Но это была
небольшая беда – щетки мигом очистили стекло и вывели мою слюну наружу.
Остальное было делом техники – глаз бредуна был опять залеплен, животное
вновь погрузилось в разглядывание собственных галлюцинаций, а я перевел
парус в режим движения по галсам. Кто не знает, что это такое, пусть
спросит у капитана любого из клиперов, бороздивших просторы Индийского
океана в конце XIX века. Да, это было давно, и капитаны клиперов давно
умерли, но это уже не мои проблемы, верно?
Ровно через двое суток я подвел своего бредуна к орбитальной станции
Плутона и напоследок еще раз плюнул в глаз животного, чтобы у диспетчеров
было время закончить швартовочные операции. Меня встретили как героя, но
все эти церемонии меня совершенно не интересовали. Я ведь болше двух суток
провел в скафандре и ничего не ел, поскольку перед выходом забыл наполнить
пищевые контейнеры.
Поэтому я воздал должное бифштексу и под одобрительные возгласы экипажа
орбитальной станции позволил своей записной книжке рассказать о моих
приключениях. Она, как обычно, все перепутала и вместо рассказа о полете
на космическом парусе выдала историю моей экспедиции к выборщикам
Альдебарана.