Часть четвертая
Литературная Вселенная Ионы Шекета
Мой Первый Роман
Иногда мне говорят, что событий, о которых я рассказываю, хватило бы на
десяток или даже сотню человеческих жизней – один человек, по мнению
некоторых, не в состоянии на протяжении каких–то десятилетий быть и
патрульным времени, и звездопроходцем, и рекламным агентом, и студентом
Оккультного университета, и галактическим разведчиком, и... Вот–вот, вы
уже спотыкаетесь, пытаясь вспомнить, кем же еще был Иона Шекет в своей
богатой приключениями жизни. А между тем я еще не все рассказал, и не
нужно закатывать глаза, изображая недоверие. Более правдивого рассказчика,
чем Иона Шекет, еще не было во Вселенной.
Да, со мной безусловно случалось все, о чем я уже поведал читателю, и все,
о чем я поведаю в будущем – ведь жизнь продолжается, и странные
приключения происходят со мной сегодня, сейчас, в эту минуту...
Вот, к примеру, собираясь на очередную встречу со своими поклонниками, я
получил по электронной почте экземпляр своей книги «Война и Вселенная» –
романа, написанного мной в промежутках между лекциями в Оккультном
университете. Первый мой опыт в области художественного слова. «Войну и
Вселенную» я сочинял в пику своему тогдашнему приятелю Оксиду
Галлахенбогеру, заявившему как–то: «Иона, ты, конечно, человек по–своему
способный, но литературного дара у тебя нет абсолютно. В этом смысле ты –
нуль по Кельвину».
Я был молод, горяч, нетерпелив и сказал в ответ: «Вот как? Погоди же!".
«Войну и Вселенную» я сочинил в течение второго и третьего семестров,
сдавая попутно экзамены по оккультной медицине и вызыванию
неперсонифицированных духов.
«Войну и Вселенную» можно найти во всех издательских системах
галактического книжного поиска, и каждый читатель волен по–своему
распорядиться моей интеллектуальной собственностью: распечатать книгу по
старинке и поставить на полку, ввести в мозг и усвоить, как усваивают
таблицу умножения, или войти в книгу лично и поучаствовать в перипетиях ее
сюжета в качестве главного или второстепенного героя – это уж у кого какие
претензии.
Для тех, кто вообще не хочет терять время на усвоение моего замечательного
романа, я коротко расскажу, в чем там дело – может, пересказ пробудит ваше
любопытство и вы все–таки приобретете файл, благо он не так уж и дорог, не
дороже порции метанового мороженого «Юпитер».
Итак, действие моего произведения происходит на планете Русик – это
большой по размерам и богатый полезными ископаемыми мир, жители которого
воображают о себе достаточно, чтобы не допускать на свою планету
завоевателей из других звездных систем. Противниками русиканцев по сюжету
являются фрашки, живущие в расположенной неподалеку одноименной звездной
системе, – народ умный, но с придурью: фрашки то и дело совершают налеты
на соседние системы, регулярно получают по зубам, однако налетают после
этого с новыми силами. Русиканцы терпеть не могут фрашков, что очевидно.
Но даже мне, автору, непонятно, почему, ненавидя фрашков, русиканцы
пользуются тем не менее в приватных разговорах фрашканским языком, обожают
фрашканскую кухню и для чад своих нанимают фрашканских воспитателей,
прививающих русиканским детям фрашканские манеры. Вы, конечно, спросите:
если автору это непонятно, отчего же он все это описал в своем сочинении?
Так я вам отвечу: если бы автор понимал то, что описывает, разве стал бы
он вообще заниматься сочинительством? Очевидно, что нет – все, что и так
понятно, не имеет смысла пересказывать окружающим, ибо их интерпретации
затуманят вам мозги и вы перестанете понимать очевидное.
Так вот, фрашканский военачальник Партобонус Первый не понимает, как и
автор: почему русиканцы по–фрашкански говорят с удовольствием, а
подчиняться законам Фрашки не желают ни под каким видом? Непорядок.
Разумеется, Партобонус собирает свою галактическую флотилию (сто
семнадцать звездолетов большого тоннажа и около тысячи субсветовых
канонерок) и вторгается в пределы системы Русика с намерением изменить
параметры главного светила.
«Ах, – говорят смертельно оскорбленные русиканцы, – нам нравится спектр
нашего любимого Солнца, особенно красная и синия линии железа,
расположенные совсем не так, как в спектре фрашканского светила. И мы не
позволим инопланетному воинству переставлять нам линии с места на место!»
Главный военный эксперт русиканцев астролиссимус Куттуз по прозвищу
Повязка на требование населения дать отпор агрессору, отвечает: «Ах,
оставьте! Вы что, фрашканцев не знаете? Да их звездолеты на наших орбитах
и года не выдержат – расплавятся. Терпение, господа, и все будет хорошо!»
Вы видели где–нибудь народ, имеющий терпение? Наплевав на предостережения
астролиссимуса, русиканцы собирают ополчение (двадцать три межзвездных
велосипеда, можете себе представить!) и ка–а–ак ударяют по агрессору...
Бой происходит в районе Бородкинской гравитационной аномалии, и это вовсе
не моя литературная выдумка – такая аномалия действительно существует в
трех миллипарсеках от орбиты Плутона. Астролиссимус, который все же
является патриотом, хотя и мудрым парнем, встает во главе
импровизированной армии, и только этим можно объяснить, почему фрашки
терпят в Бородкинском сражении унизительное для их самолюбия поражение.
Двадцать три фотонных велосипеда против более чем сотни крейсеров – это ж
надо!
Обалдевшие фрашки собираются было устроить русиканцам сатисфакцию, но
мудрый, хотя и патриотичный, Куттуз по прозвищу Повязка неожиданно для
всех изрекает: «Да я что? Я ничего. Я только сказать хотел, что можете
пролетать, господа, наше светило – ваше светило, и вообще»...
Русиканцы даже не успевают повесить сошедшего с ума астролиссимуса на
первой же комете – фрашки с лета занимают все разрешенные орбиты вокруг
русиканского солнца, да и запрещенными орбитами тоже не брезгуют. И только
тогда (заметьте, это кульминационная сцена моего романа!) русиканцы
понимают гениальность того, кого они уже успели смешать с навозной грязью.
Говорил же Куттуз: «Их звездолеты на наших орбитах и года не выдержат –
расплавятся». Кто его тогда слушал? Никто. Но именно так и происходит.
Фрашки даже победу свою толком отпраздновать не успевают, как наступает
русиканское звездное лето, температура на близких орбитах, где расположил
свой флот командующий Партобонус, достигает точки кипения ванадия, и тут в
полную силу дает себя знать пословица: «Что русиканцу здорово, то фрашке
смерть».
Когда, вернувшись во Фрашку, военачальник Партобонус подсчитывает потери,
выясняется, что он мог бы их не считать: из адского горнила спаслись
только флагманский крейсер да какой–то случайный катер, на борту которого
почему–то (почему–то! Волей автора, естественно) оказалась любовница
Партонобуса баронесса Помпа по прозвищу Дура. Тут уж без комментариев –
имя и прозвище говорят сами за себя.
Разумеется, на фоне этой эпической панорамы, написанной, как говорят
критики, широкими мазками, я изобразил лирическую историю жизни и любви
простой русиканской девушки Нетленки Растуцкой. Как раз в те дни, когда
Партобонус собирал свои звездолеты на линии старта и давал последние
гениальные указания, Нетленка Растуцкая танцевала на своем первом в жизни
балу, где и познакомилась с отважным воякой и нежным любовником Андром
Лоджием. Разумеется, я мог бы описать любовь и с первого взгляда, но не
стоило ради красного словца жертвовать жизненной правдой. Каждый романист
знает, что с первого взгляда можно увидеть лишь общие контуры будущего
объекта любви. Второй взгляд позволяет рассмотреть, во что данный объект
одет, и лишь третий, более внимательный взгляд приводит к любовной вспышке.
Как бы то ни было, но с бала Нетленка и Андр уходят вдвоем. Впрочем,
счастье их продолжается ровно столько времени, сколько требуется
Партонобусу, чтобы пересечь на своем флагмане звездную систему Русики.
– Прощай, дорогая! – восклицает Андр. – Труба зовет, маршевые двигатели
включены, я должен быть в первых рядах защитников Отечества!
– Ах, мой Андр! – ломая руки (разумеется, понарошку, Нетленка вовсе не
собирается после отъезда любимого ходить в гипсе), восклицает девушка. –
Возвращайся с победой!
Если бы Андр сказал Нетленке «до свиданья», он еще мог бы и выжить, но его
угораздило сказать «прощай», а это дело серьезное. Будучи автором, я
просто не мог после этой фразы оставить Андра Лоджия в живых. Разумеется,
его сразил луч лазера, когда, стоя у главного экрана своего фотонного
велосипеда, Лоджий отдавал распоряжения штурману атаковать вражеский
флагман.
Самой сильной лирической сценой в моем романе я считаю момент прощания
бедной влюбленной Нетленки с умирающим графом Лоджием, так и не успевшим
сделать свою невесту матерью. Пересказывать эту сцену я не собираюсь –
желающие могут прочитать «Войну и Вселенную», заказав файл в любой
общемировой поисковой системе.
Кстати, если вас интересует, как сложилась жизнь Нетленки Растуцкой после
смерти любимого человека, могу сказать сразу: хорошо сложилась. Это только
в плохих романах женщины, теряя жениха или мужа, ломают себе руки
(впрочем, даже в плохих романах они делают это понарошку) и уходят в
монастырь. В хороших романах они, как в жизни, выходят замуж за другого
мужчину. Так поступает и моя героиня Нетленка – супругом ее становится
ничего в воинской службе не смыслящий Пэрр Безногов. Честно признаюсь,
одно время я раздумывал: не выдать ли героиню за истинного героя –
астролиссимуса Куттуза. С точки зрения завершенности конструкции романа
это был бы идеальный вариант. Но я так и не смог вообразить себе юную
русиканскую девицу в объятиях старого греховодника–фрашки, пусть и героя.
По–моему, у меня получился хороший роман. Настолько хороший, что даже я
сам читаю некоторые страницы не без удовольствия. К примеру, мне удалось
описание сражения, в котором некий Курон, командующий эскадрильей
пограничных фотонных велосипедов, сдерживает до прихода главных сил атаку
фрашканского гиперструйного крейсера. Погибают все, а это не каждому
автору удается, обычно очень хочется оставить кого–нибудь в живых, чтобы
вернуться к этому персонажу на следующих страницах. Но я преодолел этот
искус, чем и горжусь. Всех так всех!
Недавно я прочитал в одной рецензии: «Иона Шекет в своем романе «Война и
Вселенная» дал правдивую картину всех сторон жизни русиканского общества
времен Великой Патриотической войны». И это верно. Непонятно только, как
можно было описать правдивую картину жизни никогда не существовавшей
цивилизации.
Или критики не читали «Историю Галактики», где о Русике нет ни одного
слова?
«Война и Вселенная» была первой моей попыткой написать от нечего делать
нечто значительное и нетленное. Читатели требовали от меня продолжения, но
я терпеть не могу сериалов, и потому следующим моим шедевром стал роман
«Убийство и суд».