Господин Клон
Я хочу, господа, внести ясность в очень непростую проблему, о которой в
последнее время много говорят в мировых информах, начиная с
государственного канала «Шма, Исраэль» и кончая сотнями частных компаний,
для которых сенсации являются основой их безбедного существования. Речь
идет о клонированных разведчиках.
Первая публикация прошла в газете «Большой Центавр». Я уже лет пять не
служил в Агентурном отделе и потому не обратил внимания на провокационный
характер сообщения. Подумаешь, какой–то репортер утверждал, что в своей
работе все разведки Вселенной используют клонированные организмы, чтобы не
рисковать оригинальными агентами. А клонов понаделать, как все знают,
ничего не стоит – ведь для разведок закон о запрете клонирования разумных
организмов, сами понимаете, не писан.
На следующий день в новостях компании «Утро Лоранды» эта байка была
повторена с новыми ошарашивающими подробностями, и я подумал: «Господи,
какой бред!", но опять не придал информации никакого значения. Однако уже
через неделю о клонах–разведчиках говорили все, а по каналу «Шма, Исраэль»
выступила личность неопределенного пола, возраста и цивилизационной
принадлежности и, размазывая слезы по объективу съемочной камеры,
рассказала о том, какие страшные неудобства испытывает из–за того, что сто
тридцать восемь ее клонов ведут сейчас разведывательные операции в ста
тридцати восьми мирах трех галактических рукавов, а ей, бедняжке,
приходится скрываться от ста тридцати восьми контрразведок, хотя лично она
ни сном ни духом... Вы ж понимаете, великая страдалица. Или страдалец, не
имеет значения.
День–другой я наблюдал за развитием скандала, надеясь, что мои бывшие
коллеги положат конец измывательствам над благородной профессией.
Скандал, однако, разгорался, Агентурная служба будто воды в рот набрала, я
перестал понимать логику происходивших событий и решил на свой страх и
риск дезавуировать нелепости, продолжавшие литься на зрителей новостных
каналов.
Связавшись с отделом новостей канала «Шма, Исраэль», я сказал миловидной
девушке, образ которой возник в моем сознании:
– Уважаемая, что это ваши корреспонденты болтают про клонированных
разведчиков? Это, извините, бред. Я должен защитить честь Агентурного
отдела...
– Пожалуйста, господин Шекет, – улыбнулась девушка. – У нас свобода слова,
мысли и намерений, закрепленная в Законе от семнадцатого мая две тысячи...
– Да–да, – прервал я. – Когда мне дадут возможность выступить с
опровержением?
– Хоть сейчас, – с готовностью сказала девушка. – Можете говорить, вы в
эфире.
Вот так–так! Я хотел лишь спросить о времени своего выступления и не готов
был немедленно общаться с миллиардами подписчиков главного
государственного информационного канала. Но и отступать, как вам известно,
Шекет не мог никогда.
Я огляделся и понял, что девица была права – на меня ожидающе смотрели три
миллиарда восемьсот одиннадцать миллионов шестьсот сорок три тысячи
четыреста девяносто шесть пар глаз, из которых добрая половина не
принадлежала представителям вида «хомо сапиенс».
Но и отступать было поздно. Да что там поздно – даже если бы была такая
возможность, я не отступил бы, чтобы не уронить себя в собственном мнении.
– Ну вот что, – сказал я. – Вы видите перед собой разведчика–клона. Того
самого, о котором на всех каналах говорят уже больше недели. И я намерен
доказать вам, что не существую.
Миллиард и триста миллионов пар глаз удивленно округлились, еще один
миллиард подозрительно прищурился, а остальные сотни миллионов равнодушно
ждали продолжения. Ну и ну, – подумал я, – бедные наши журналисты! Они
ведь каждый день выступают перед этой аудиторией, обратная связь
поддерживается постоянно, я всегда это знал и считал, что так и должно
быть, сам иногда во время той или иной передачи посылал ведущему мысленный
импульс, если был недоволен или желал получить разъяснения. И лишь сейчас,
сам оказавшись на месте ведущего, я понял, какое впечатление производят
миллиарды глаз, если каждую пару ты ощущаешь, и каждый взгляд чувствуешь,
и вынужден работать для всех, даже для рептилий с Амахрона–23, вон их
глаза в количестве семисот двадцати трех, из которых пятьдесят три покрыты
бельмами, пялятся и не дают сосредоточиться...
– Да, – сказал я, взяв себя в руки. – Я не существую, поскольку, будучи
клоном, никогда не был клонирован. Я, Иона Шекет, бывший сотрудник
Агентурного отдела Разведывательной службы Соединенных Штатов Израиля,
родился от мужчины и женщины в Иерусалиме шестьдесят три локальных земных
года назад. Но поступив на службу в разведку, я стал клоном, поскольку
клоном является сама эта система.
Хлоп! Семьдесят миллионов сто тридцать две тысячи девяносто семь пар глаз
мигнули и закрылись – обладатели их выключили свои приемники,
разочарованные началом моего выступления. Ну и ладно, остальные глаза
только расширились в изумлении.
– Согласитесь, господа, – продолжал я, – что во Вселенной есть множество
совершенно не сравнимых друг с другом цивилизаций. Я это и раньше знал,
поскольку много путешествовал, а служба в разведке и армии лишь убедила
меня в многообразии форм разума. Многие цивилизации воюют друг с другом –
это, к сожалению, факт нашей жизни. Но войны – не лучший способ выяснять
отношения и делить сферы влияния. Чтобы не доводить дело до войны, нужна
разведка. Чем больше все знают обо всех, тем меньше необходимость в прямых
столкновениях. Это очевидно, вы согласны?
Хлоп, хлоп! Когда мигают два с лишним миллиарда пар глаз, это, знаете ли,
производит впечатление. Я перевел дух и продолжил:
– Разведка необходима, но она невозможна! Как может действовать разведка
рыбоящеров на планете летающих гуманоидов? У этих цивилизаций не только
формы разные, но принципиально отличаются ментальность и даже способы
получения информации! Это стало очевидно еще тогда, когда миллиарды лет
назад в Галактике появились первые разумные существа. История тех давних
времен покрыта мраком забвения, но нетрудно догадаться, что произошло,
когда первая цивилизация рептилий пожелала получить секретную информацию у
первой цивилизации недышащих эфирообразных. Полный провал! Нужно было
что–то делать, ведь без взаимного подслушивания и подглядывания
цивилизации обречены были воевать по пустякам. Тогда–то какому–то гению и
пришла в голову... или в тот орган, что голову заменял... идея
клонирования разведки.
Я замолчал и попытался оценить эффект сказанного. Профессиональный
журналист, возможно, и сумел бы это сделать, но я видел перед собой лишь
два с лишним миллиарда глаз и понятия не имел, заинтересовались ли
владельцы этих органов зрения моей речью или просто пялятся на меня, как
на гамадрила в зоопарке. Ну ладно...
– Была выбрана форма разведывательных действий, разработан стиль разведки,
ее, можно сказать, философия. В общем, программа, которую можно назвать
генетическим кодом разведывательной службы. И на основании этой общей для
всех цивилизаций программы или, если хотите, генотипа, был создан клон –
первый во Вселенной клон разумного существа. Да, существо это состояло не
из плоти и крови. Существо это было по сути организацией, способом
действий, ну и что? Главное, что существо, которое всегда носило имя
Разведки, было одновременно воссоздано по единой генетической программе на
всех мирах, где разумная жизнь достигла стадии понимания своего
предназначения.
– Не знаю, – продолжал я, – сколько именно клонов Разведки было создано в
самом начале. Может, десять. Может, сто. Может, только два. В конце
концов, ведь и овечек по имени Долли, первых клонированных на Земле
животных, было всего две. Важен принцип. Вселенная развивалась, рождались
и умирали звезды и планеты, одни цивилизации погибали, другие приходили на
смену. А Ее Величество Разведка жила вечно, потому что клон нельзя
уничтожить. Клоны неотличимы, они – одна суть.
Я посмотрел вокруг – по–моему, число моих слушателей странным образом
удвоилось; во–всяком случае, мне показалось, что на меня смотрят уже
четыре с лишним миллиарда пар глаз. Я был так взволнован, что даже не мог
назвать точного числа – согласитесь, я ведь не был профессиональным
журналистом. Может, число слушателей действительно возросло, а может, у
меня двоилось в мыслях от волнения?
– Вот и все, – заключил я. – Я был разведчиком, но разве кто–то меня
клонировал? Я – личность. Клон – моя служба. Разведка. И только поэтому
разведывательные службы самых разных цивилизаций способны работать друг
против друга. Разведка была бы принципиально невозможна, если бы на каждой
планете создали собственную систему добывания информации. А мы действуем.
Все, господа!
У меня уже ум заходил за разум – число смотревших на меня глаз, казалось,
достигло числа звезд во Вселенной. Я заставил себя отключиться и попытался
встать на ноги, но вынужден был ухватиться обеими руками за какой–то
предмет, иначе непременно повалился бы на пол.
Придя в себя, я обнаружил, что предметом, спасшим меня от падения, был
майор Лившиц собственной персоной. Сам руководитель Агентурного отдела
явился ко мне домой, надо же, честь–то какая!
– Ну что, майор, – воскликнул я, – удалось мне спасти реноме
разведывательной службы? А то ведь иноформканалы так бы и повторяли эту
глупость о разведчиках–клонах! Я всегда говорил: для того, чтобы люди
перестали говорить чепуху, нужно запустить другую чепуху, еще более
нелепую, и привести ситуацию к абсурду!
– Шекет, – прервал меня майор, – говорите быстро: откуда вам известно о
клонировании разведок? Это суперсекретная информация, вам не могли о ней
сообщить, когда вы у нас работали! Значит, вы были связаны с агентурами
других разведок? Вы были агентом–двойником? Говорите!
– Чушь! – возмутился я. – О чем вы, майор? Я придумал идею о клонах
разведки, чтобы народ перестал говорить о клонированных разведчиках! Клон
вышибают клоном... Э–э, я хотел сказать: клин–клином.
– Придумали? – подозрительно переспросил майор.
– Конечно! А что? – спохватился я. – Неужели... Господи! Значит, это было
на самом деле?
– Нет, – отрезал майор. – Вы это придумали. И забыли. Ясно?
Вообще–то я уже лет пять не работал в разведке и мог бы просто послать
майора подальше. Но посмотрев в печальные глаза моего бывшего шефа, я
понял, что догадался правильно, и теперь все разумные существа во всех
мирах знали с моей подачи: нет разных разведок, есть единая разведка. Клон.
– Хорошо, – сказал я. – Уже забыл. Но ведь слово – не воробей...
Майор печальным кивком подтвердил эту истину.