* * *
На сытый желудок, говорят, легче думается. И.Д.К., напротив, всегда
полагал, что сытому человеку куда приятнее возлежать на диване и смотреть
телевизор, чем истязать ум в поисках решения задачи, поставленной именно
на голодный желудок. Ему вспомнилось, как лет восемь назад, составляя
программу раскодировки книги «Бытие», он просидел у компьютера пятнадцать
часов кряду, и чем острее становилось ощущение голода, тем эффективнее
работал мозг. И.Д.К. представлялось, будто он заполняет идеями не серые
клеточки, а мешок под диафрагмой, вовсе не приспособленный для
переваривания столь невесомой пищи. И.Д.К. укладывал идеи в штабеля,
желудочный сок переваривал их, а потом гнал в кровь, и мысли становились
частью всего его существа, он ощущал их не серыми клеточками мозга, а
печенкой, сердцем, даже пяткой на левой ноге, которая начала чесаться,
едва он понял, в чем ошибался и исправил ошибку в программе. А потом,
когда все было отлажено, и компьютер приступил к расчету, И.Д.К. достал из
сумки припасенные еще с утра бутерброды (Люда так хорошо их готовила,
Господи, что за время было, милость твоя...), сжевал их за минуту и
почувствовал тянущую пустоту в голове, будто еда впитала в себя все мысли,
и теперь – вот странная идея! – он станет глуп и туп, как пробка, едва
только пища перейдет из желудка в кишки, а потом превратит мысль в
отбросы...
Сейчас, впервые в жизни, ему удалось разрешить это противоречие:
желудок его был по–прежнему пуст, он ощущал это, но голод исчез. Возможно,
поэтому в голову приходили не рассуждения, но выводы.
Многомерность мира. Не ново, были такие исследования, он знал эти
сугубо математические спекуляции, мало связанные с физически реальным
космосом. Фантасты – кое– что он читал, хотя и немного – заставляли своих
героев шастать по разным мирам, многомерность которых представлялась лишь
суммой пространств и времен, необходимых для сюжета. Впрочем, к чему
упрекать кого бы то ни было: жизнь сложнее любой модели, любого прогноза.
Не в этом дело. А в том, что человек всегда, от века, был частью
многомерия, ему – нам! – лишь казалось, что живет он в простом трехмерном
пространстве и одномерном времени.
Вопрос. Все ли живое так же, как человек, запрограммировано на жизнь
в бесконечномерном мире? Животные не могут знать Кода. Или могут? И что
тогда?
И еще вопрос. Если Код открывает в человеке возможности и
способности, запрограммированные заранее, то почему Код дан был лишь
евреям?
И наконец, вопрос, которого он старательно избегал все время – и
тогда, когда занимался расшифровкой Книги, и (особенно) тогда, когда Код
начал действовать. Кто? Если Дарвин мог утверждать, что человек возник в
результате отбора, и если остальные эволюционисты резонно могли полагать,
что развитие от простого к сложному неизбежно приводит в достаточно
отдаленной перспективе к появлению разума, то что сказать теперь? Доказано
экспериментом – в гены человека некогда была впечатана сложнейшая
программа. Для включения этой программы человеку дана была Книга кодов,
написанная в форме рассказа о сотворении и развитии мира. Для сохранения
Книги в первозданном виде была выбрана нация хранителей – евреи.
Можно спорить о том, во–время или нет произошло включение. Выполнили
или нет евреи назначенную им миссию. Но с кем спорить о том, что ни миссия
эта, ни Книга, ни (тем более) записанная в ней генетическая программа не
могли быть следствием бездумной эволюции, мутаций или катастроф; любая из
современных эволюционных теорий не просто встанет в тупик перед этой
проблемой – никакая из этих теорий за подобную проблему и не возьмется.
Что скажет астроном, если увидит в телескоп летящий между звезд парусный
корабль? Игра случая? Мутация пространства?
Или четкая мысль Конструктора?
