* * *
– Зло, причиненное евреям христианами, – сказал Йосеф, – неизмеримо.
Нужно исправить то, что натворил Хаим. Мы виноваты – не уследили.
– Йосеф, – И.Д.К. повторял свою мысль не в первый раз, – я вижу, что
не могу убедить тебя логическими аргументами. Но как ты себе это
представляешь? Ткань сфирот изменилась после того, как Хаим прожил в
Иерусалиме двадцать семь лет. Нематериальные сфирот, существующие вне
времени, изменились тоже. Каким образом мы можем вернуться к исходному
состоянию? Ты ведь ощущаешь это не хуже меня, верно?
– Верно. И стоны евреев, изгоняемых из католической Испании, я ощущаю
тоже. И ужас тех, кто сгорел в печах Освенцима – их не было бы, если бы не
игра, затеянная Хаимом по недомыслию...
– По недомыслию? Спроси Хаима... Да о чем мы говорим, Йосеф, спроси
самого себя! Отгородись от эмоций, эти бури не позволяют тебе понять
простой вещи: Хаим такой же человек Кода, как ты и я. Мог ли он не только
совершить нечто, но даже подумать о чем–либо, не определенном, не заданном
Кодом? Не кажется ли тебе, что сам его поступок в той же степени был задан
Кодом, как и наш Исход? Не кажется ли тебе, что, создав христианство, Хаим
поступил именно как человек Кода – распространяя Код среди людей и
выполняя, таким образом, основную задачу?
– Ты говоришь о полной предопределенности, Элиягу. Человек Кода
свободен в выборе, это записано в Книге, и значит, именно так действует и
Код.
– Свободен в выборе добра и зла. Свободен ровно настолько, насколько
свободен электрон, выбирающий любой из дозволенных квантовых уровней.
Может ли единственный электрон изменить состояние куска железа, в котором
он мечется? Каждую минуту своей жизни в Иерусалиме Хаим выбирал –
поступить так, а не иначе. Сказать то, а не это. Но прежде – подумать.
Выбор идет в мыслях, в подсознании. По сути – на уровне, определяемом не
личностью, а Кодом. Мог ли Моше, получив Тору на горе Синай, отказаться
вести народ в землю Ханаанскую? Был ли выбор у него? И был ли выбор у
народа? И был ли выбор у каждого еврея, услышавшего обращенные к нему
лично слова Творца? Не было никакого выбора, ибо вся история евреев до
смерти Моше в Книге, полученной на горе Синай, была уже написана –
определена, и печать Господня стояла на ней как печать канцелярии главы
правительства. У каждого еврея был выбор – обмануть соседа или жить с ним
в мире, срубить дерево или посадить новое... Выбор был, потому что эти
конкретные поступки не определены Кодом, это лишь фон в генетическом шуме.
А народ вынужден был идти за Моше. Моше вынужден был вести народ в землю
Ханаанскую. Это определено Кодом, это записано в Книге, которая всего лишь
вербализация Кода – это было, и иначе быть не могло, это предопределено.
Более того, Моше, запомнив, а затем записывая Книгу – и следовательно, Код
– знал, что именно предстоит ему лично и народу его. Знал – вплоть до
смерти своей. Знал – и в чем же была свобода его выбора? В свободном
выполнении воли Творца? По сути – в выполнении впечатанной уже программы!
– Ты хочешь сказать, – мысль Йосефа колола будто кинжалом, – что
именно Кодом определен был и поступок Хаима? Именно Код привел его в
Иерусалим Второго Храма? Кодом, данным Моше на горе Синай, было определено
явление Христа? И «Новый завет» – текст, придуманный и записанный так
называемыми апостолами, – тоже содержался в Книге?
– На одном из ее уровней – безусловно. Подумай, и ты поймешь. Почему
я должен убеждать тебя, Йосеф, в том, что тебе и без меня хорошо известно?
Молчание.
Когда происходил этот разговор? Где? И.Д.К. не задавал себе этих
вопросов – он жил с сознанием того, что разговор произошел, возможно, даже
раньше, чем само событие, а теперь лишь вспомнился, отразился в зеркалах
сразу многих сфирот.
Куда больше занимал его мысли иной разговор, который и вовсе не
случился в материальном мире, разговор, опустившийся на сознание темной
тенью. Оставшись на какое–то время в одиночестве (Дина не то, чтобы о нем
забыла, но вся поверхность ее мыслей отдана была Хаиму, его неожиданной
для всех новизне и взрослости), И.Д.К. бросился в нематериальные сфирот,
будто в холодную воду ноябрьского моря, и, не видя, но ощущая, обратился к
Мессии:
– Ты не мог не знать того, что случилось с Андреем, Илья.
– Ты используешь прошедшее время, Илья. Андрей был в будущем.
– Был?
– Был, будет... Язык Кода не приспособлен для описания сфирот,
которые не пересекаются ни с одним из временных измерений.
– Об этом я и хочу говорить, Илья. Ты полностью ушел из материального
мира. Ты можешь осознавать себя вне времени.
– Не только я. Ричард тоже.
– Я не чувствую Ричарда. Тебя я тоже ощущаю лишь на пределе
восприятия, я слишком материален. Ты мне не ответил.
– Да, могу.
– Ты можешь осознать начало и конец Вселенной.
– Это процесс, Илья, а я ощущаю все сразу. И конец, и начало. Я не
могу разделить их.
– Наш разговор протекает во времени?
– Для тебя – да, для меня – нет. Я ощущаю разговор целиком, всю его
суть, а ты разделяешь на вопросы и ответы, начало и конец, причины и
следствия.
– Что произойдет с Землей после Исхода?
– Это тебя заботит?
– Андрей едва не погиб там.
– Ты неправ, и знаешь это. Андрей не мог погибнуть.
– Ты не ответил на вопрос.
– Я ответил. И не только на этот, но и на другие твои вопросы,
которые ты еще не задал. Люди, оставленные Творцом, еще долго будут жить
на Земле, но путь на Саграбал для них закрыт.
– Ричард того же мнения?
Мессия промолчал, но И.Д.К. знал уже и этот ответ, и все другие, и
выводы теперь мог сделать сам, дискутируя с собой ровно с тем же
основанием, с каким мог бы продолжать дискуссию с Мессией или Ричардом,
которого он так и не увидел ни сознанием, ни иной своей сущностью.
И.Д.К. лег на ребристую поверхность времени, и течение, жесткое,
колючее, понесло его от причин к следствиям.
И.Д.К. знал теперь достаточно, чтобы придти к необходимым выводам.
