* * *
Сначала они услышали, как закричал Андрей.
Потом – сразу – И.Д.К. увидел, что холм, на котором лежали они с
Диной, стал островом в мутном, бурлящем и жарком болоте, от которого
исходил сладковатый запах тления. Переход от идиллии к кошмару был
настолько неожидан, что И.Д.К. принял верное решение мгновенно, не дав
себе труда подумать. Он держал Дину за руки, так они и оказались в том
дальнем лагере, где Людмила с Андреем принимали людей, а с некоторых пор –
и бывших мертвецов, которые знали о своем воскрешении, но воспринимали
явление в материальный мир совершенно по– разному, в зависимости от
времени и места своего проживания на Земле.
От лагеря ничего не осталось. Площадка, на которой еще минуту назад
стояли десятки созданных Людмилой домиков для «воскресших», превратилась в
глубокий овраг, будто планета вывернулась наизнанку. На дне оврага
плескалась и пучилась та же болотная жижа, источавшая запах мертвечины. В
первое мгновение И.Д.К. показалось, что Людмила, Андрей и все, кто здесь с
ними находился, барахтаются в глубине, и выдернуть их оттуда не удастся,
даже приложив все мысленные и физические усилия. Крик Дины вернул его к
реальности – он увидел сначала Людмилу, стоявшую метрах в ста на небольшом
возвышении, а затем и Андрея – рядом с матерью.
– Дина! – позвал И.Д.К., но Дина уже опередила его, он увидел ее
рядом с Андреем и сам мгновение спустя оказался там же. Сын немедленно
схватил И.Д.К. за руку и прижался к нему всем телом.
Островку, на котором они стояли, жить оставалось не больше минуты –
мертвое болото, хлюпая и предвкушая легкую добычу, ленивыми волнами
подкатывалось к людям.
– Андрюша, – пробормотал И.Д.К., – отпусти меня, так мы не справимся.
Я сейчас...
Призвав мысленным криком Йосефа, Мусу и Ричарда, И.Д.К. вывалился в
какое–то из нематериальных измерений, не пересекавшееся ни с одним из трех
измерений времени. Не задавая конкретных координат, он бросил себя в
видимое ничто сфирот духовных ценностей и обнаружил, что стоит на гладкой
поверхности огромного кристалла под черным беззвездным небом, рядом
возникли друзья, И.Д.К. видел их лица, не зрением, конечно (как оно могло
помочь в полной темноте?), он ощущал их мысли, а мысли эти очерчивали и
контуры тел, и выражения лиц.
– Похоже, – сказал И.Д.К., не тратя времени на вступление, – похоже,
что виноват я, потому что не подумал о защите от иных форм жизни. Дина
показала мне, чего она боится, но я не поверил. Я решил, что этот мир –
наш. Я был глуп.
– Вопрос в том, – вступил Ричард, – сможет ли эта гадость уничтожить
лагеря на Саграбале. Откуда она взялась и почему – вопрос вторичный.
Мысль Мусы оказалась более определенной:
– Нужно слить эту нечисть в начало времен.
Трое мужчин посмотрели на четвертого и увидели вовсе не то, к чему
успели привыкнуть. Муса Шарафи, араб из Газы, отец пророка, понимавший мир
интуитивно, а все непонятное сводивший к козням неверных, этот Муса
предстал перед ними в очерченной мыслью ипостаси джинна из старинных
сказок, с рожками на голове и копытами на ногах, и рост его был
неопределим, как неопределимы размеры еще не высказанного умозаключения.
– Объяснись, – коротко сказал И.Д.К.
Муса лишь покачал головой, и рожки странно зазвенели, будто
колокольчики. В следующее мгновение он унесся, вытянувшись в длинный шнур,
и остальные последовали за ним, поняв, что в критической ситуации
лидерство Мусы не нужно оспаривать.
Муса мчался вдоль нитяных сфирот, большая часть которых, будучи
нематериальной, определяла моральные и духовные сущности и пересекала
физический мир в бесчисленном множестве точек, создавая бесконечномерную
топологическую сеть, подобную тонким стежкам старинного восточного ковра.
Неожиданно для И.Д.К., Муса вывел их в физическую глубину
межгалактического пространства – вместо полной тьмы проступили контуры
далеких разноцветных спиралей, повернутых под разными углами.
– Звезды? – сказал Ричард.
Муса не знал, действие не предполагало понимания.
– Нет, – отозвался Йосеф, – это месторождения разума. Миры, которым
не была дарована Тора. Миры, которые...
Он не завершил фразу – навстречу понеслась туго закрученная
трехвитковая спираль, лохматившаяся и распадавшаяся на отдельные точечки
звезд, а звезды убегали в стороны, оставляя на пути одну – расширявшийся в
пространство оранжевый шар. Излучение должно было слепить, но И.Д.К.
смотрел, не щурясь, и почему–то это, совершенно неприметное,
обстоятельство поразило его более, чем все, виденное прежде. С ощущением
этого чуда он и свалился на поверхность планеты, пролетев сквозь
атмосферу, будто пуля сквозь живые ткани тела.
Звезда удивленно светила с неба, рядом стояли друзья – уже и Муса
присоединился к группе в своем обычном облике, – и И.Д.К. понял, что ноги
его по щиколотку погружены в липкую жижу, ту самую, которая попыталась
уничтожить лагерь на Саграбале.
Где они оказались и когда?
И что могли сделать?
Никакой силы не ощущал в себе сейчас И.Д.К. – одно только желание
вытащить из грязи ногу и поставить ее на что–нибудь твердое. Но твердого
не было – одна грязь, которая уже не просто налипала на ноги, но начала
закрученным бурым стеблем ползти вверх по истрепанной брючине, это было не
столько неприятно, сколько противно, и И.Д.К. тряхнул ногой, сбрасывая
ползущую тварь.
Ричард подал голос:
– Муса привел нас в то время, когда существо, напавшее на Саграбал,
было еще неразумным. И на планету, где это существо возникло.
– Кто–нибудь оценил длину пройденного пути? – спросил И.Д.К.,
расправляя мысли как скатерть на столе.
– Сто семнадцать миллионов лет под средним углом примерно в сорок
пять градусов к первой временной оси. – сказал Ричард. – А в пространстве
ты наверняка видел эту зеленую точку, когда мы пролетали через...
– Да, – сказал И.Д.К., вспомнив.
Он поднялся над грязью, чтобы разглядеть, где кончается чудовищная
живая лужа. Граница была – выступавшая на поверхность горная цепь, но
сразу за ней колыхалось еще одно существо размером с Азовское море, и
И.Д.К. знал, что обнаружит сотни подобных созданий, поднявшись до
стационарной орбиты и обозрев планету целиком.
– Уничтожить эту гадость сейчас, – сказал Муса, – и не будет
проблемы.
– Это жизнь, – с сомнением отозвался Йосеф. – Творец создал ее
наравне с другими...
Убивать И.Д.К. не хотел – даже этих тварей, которые много миллионов
лет спустя найдут способ выйти в космос и даже разберутся в сути измерений
Вселенной настолько, чтобы, пользуясь ими, захватывать новые жизненные
пространства.
Йосеф думал о том же, мысли их, скрестившись, отразились от мыслей
Ричарда и Мусы и образовали замкнутую структуру с единственным логическим
выходом:
– Действовать сейчас – значит, убить живое с многолетней историей.
Даже если такое убийство оправдано необходимостью, оно отвратительно.
– Можно сместиться назад во времени и уничтожить эту жизнь в момент
зарождения. Будет ли это убийством?
– Безусловно. Так же, как является убийством уничтожение живого в
чреве матери. Созданное Творцом принадлежит Творцу.
– Можно ли сказать, что, не позволив мужчине и женщине соединиться,
ты убиваешь их будущего ребенка?
– Нет, потому что в этом случае речь идет лишь о возможности
рождения, и, следовательно, убийство из категории истинности переходит в
категорию возможности, которая ослабевает при смещении к более раннему
времени...
Вывод был ясен. Руководил Муса, проложив путь в извилинах сфирот еще
на триста миллионов лет в прошлое.
Планета, которую они увидели, оказалась безжизненным шаром, покрытым
многокилометровым слоем облаков, а звезда выбрасывала в космос плазму
вулканами протуберанцев.
– По сути, – сказал И.Д.К., – нужно сделать немногое. К примеру,
повысить на один–два градуса среднюю температуру поверхности планеты.
Границы зарождения жизни очень узки...
Лишь после того, как он подумал эту фразу, И.Д.К. понял, что они,
действительно, могли бы это сделать – собственно, и фраза пришла ему на ум
лишь потому, что действие, ей соответствовавшее, было возможно. Он мог
изменять миры? Он мог взорвать звезду или заставить ядерные реакции внутри
нее протекать быстрее?
– Да, – голос Ричарда, – мы это можем сделать. Но сделаем ли?
– Почему нет? – голос Мусы. – Мы даже не убьем. Нельзя убить то, чего
еще нет.
– Видишь ли, Муса, – голос Ричарда, – убив эту жизнь послее ее
появления, мы, возможно, станем палачами. Убив ее до зарождения, мы
возомним себя творцами сущего, а это, согласись, иная категория власти.
– Ты сказал! – это был голос Йосефа, неожиданно жесткий и угрюмый,
насколько может быть угрюмым голос, представленный не звуком, но мыслью. –
Ты сказал то, о чем я думаю все это время. Лишь Творец может создавать
миры и живое на их поверхности. Мы судим эту еще не рожденную жизнь по
законам, которые Творец дал нам, людям. Иных законов мы просто не знаем.
Имеем ли мы право судить?
– Ты хочешь сказать, – голос Ричарда, – что мораль этих тварей
Господних разрешает убивать? Что Господь не дал им заповеди «не убий»?
– Он вообще мог не давать им заповедей. Люди жили без заповедей до
времени Исхода. Господь сам выбирает время, чтобы явиться перед Моше.
– А в этом мире могло и не быть своего Моше, – заключил Ричард.
– Вы слишком много рассуждаете, – заявил Муса нетерпеливо.
– Муса, – сказал И.Д.К., – ты запомнил путь и сможешь повести нас
обратно?
Муса промолчал, но каждый увидел знак утверждения, повисший в пустоте
физического пространства разреженным хвостом кометы.
– Сделай это, – попросил И.Д.К. – Мы вернемся сюда и в это время, но
прежде я хочу увидеть путь этой цивилизации.
– Мы вернемся сюда, потому что решение придется принимать здесь и
сейчас, – сказал И.Д.К., обращаясь лишь к Йосефу и отгородив мысль от Мусы
и Ричарда. – Спор, предложенный тобой, важен, но я думаю, что, проследив
путь разума, ты поймешь, в чем слабость твоей аргументации.
– В путь! – сказал он вслух.
– Отправляйтесь, – Ричард принял решение неожиданно даже для себя, и
никому не удалось проследить логику его умозаключений. – Я подожду здесь и
сейчас. Впрочем, если Муса будет вести вас точно, ждать мне придется
недолго.
Никто не собирался оспаривать решение Ричарда.
