– 20 –
Единоличное решение Азария работать на спецслужбу вызвало среди десантуры сначала тихий ропот, затем взрыв, в результате которого шесть человек, учитывая и раненого Пашку, разделилось на четыре группировки. Молодняк — Шура с Игорем сразу же резко откололись, заявив, что с ментами никогда в жизни не станут связываться, в стукачи не пойдут и вообще уйдут партизанить вдвоем. Тимоха и вовсе объявил, что пора закапывать автоматы и расходиться по домам, потому что сено не кошено, не убрано, сруб в колодце обвалился — баба воды достать не может, и грибок, зараза, почти сожрал нижние венцы, отчего изба начала крениться. И теперь надо набрать ведра два мочи, проквасить ее и хорошенько промазать бревна, иначе эту гадость ничем больше не вывести. Немного оправившийся Пашка, получивший в один миг авторитет и права «деда» как проливший кровь, говорил хоть и тихо — из сквозной раны шел воздух от резкого дыхания, — но вполне убедительно высказал свою точку зрения: оставить все как есть, всей компанией выслеживать пришельцев и мочить, мочить и мочить что есть силы. И не надо разбредаться по парам, как предлагает молодняк, и к ментам не ходить, куда тащит Азарий. Лобан же мгновенно сориентировался и встал на сторону Азария. – Вы что?! — заорал он. — Дебилы? Полудурки? Да нас перещелкают через месяц. А если не перещелкают, то менты обидятся и сами повяжут. Да еще по сроку намотают за незаконное владение оружием. Верно, Азарий? – Во–первых, этот мужик не из ментов, а из службы безопасности. – Заметил Азарий. — И как не крути, без государства мы ничего не сделаем. – Да хрен забило твое государство на этих ублюдков! — чуть ли не в голос закричал молодняк. — Пока мы в космосе летали, всю страну разворовали! Где была твоя безопасность? Россию давно сдали с потрохами! И нас сдали! Надо самим вставать! Может, этот мужик — того? – Может, сам–то ничего, а его начальство заодно с пришельцами! Вот и вломимся! Нынче нельзя никому подчиняться! – Бараны! — ревел Лобан. — Нам же настоящее оружие дадут! Ну что вы сделаете со «шмайсерами»? И патроны через один стреляют! – Лобан! У тебя ребятишки дома голодные сидят! — резал Тимоха. — Кто их накормит? Государство твое? Да нынешнее государство елду с прибором на наших ребятишек положило! Нас три года нет — хоть копейку пенсии дали за потерю кормильца? Или пособие? – А ты не потерялся! Ты в космосе прохлаждался! За что платить? – Но ребятишки–то — голодные! – Ничего, бабы прокормят, помереть не дадут, — заступился за своего соратника Азарий. – Как хотите, мужики, я пошел домой! — заявил вдруг Тимоха и закинул пулемет «МГ» за спину. — У меня три года печь разобранная стоит! Никто не удосужился помочь. Три года! Скоро девки замуж пойдут, а отца все нету. Раз еще есть у нас безопасность, вот пусть она и мочит пришельцев. Деньги за это получает, и поди, каждый месяц. Но только он приблизился к выходу, как Пашка на нарах закричал, запорхал, как дырявый кузнечный мех. – Вернись, Тимоха! Мы же клятву давали! Пока всех не замочим — домой не пойдем! – Сделаю дома дела, а на всю зиму приду! — от порога сказал тот. – Зима длинная, еще напартизанимся. Все равно делать нечего! Шурка с Игорем подскочили, вцепились — один в рюкзак, другой в пулемет. – Если уходишь — пулемет нам отдай! – И патроны! – Ну уж во вам! — вывернувшись, показал Тимоха. — Я пулемет нашел! Это мой пулемет! Идите вон и ищите! – Предатель! — закричал Пашка и на чистых бинтах выступила кровь. – Не выпускать его, суку! К стенке! Шурка с Игорем снова бросились на него, стали выворачивать из рук «МГ», сдирать рюкзак — Тимоха отбивался руками и ногами, пугал, вращая вытаращенными глазами: – Отойди! Отойди, на хрен! Я псих! Я сейчас вас уложу тут! Менты вам дадут пулеметы! Отвали, фанера! Убью же!! Пашка швырял в него ботинками, матерился и совестил: – Паскуда! Я молодую жену потерял! Меня ранили, но я не сдаюсь! А ты, падла, печку пошел класть, когда пришельцы страну оккупируют?! Вот ты какой у нас, трезвенник! – Трезвенникам особенно верить нельзя! — заключил Азарий. — Они народ – себе на уме. – А настоящие герои, между прочим, квасили — дай бог! — поддержал Лобан. — Отбирайте пулемет! На Тимоху навалились всерьез, но заломать его было не так–то просто – в ход пошел и пулеметный приклад. Шурке досталось в лоб, и когда он откатился, чуть не своротив железную печку в доте, в драку вступил Лобан. Через минуту бились насмерть и уже все, даже Пашка слез с нар, урча своей раной. Только Азарий сидел в углу и курил. И тут в пылу междоусобицы кто–то случайно надавил на спуск, автоматная очередь ударила в низкий бетонный свод, взвизгнул и вспылил по стенам рикошет. Битва вмиг прекратилась, озирались, пучили глаза — к счастью, никого не зацепило, только исчеркало стены. – Все, шабаш, — сказал Азарий в наступившей тишине. — Завтра пойдем выполнять первое задание, на аэродром. Десантура расселась по углам, утирали кровь, промокали рукавами ссадины, прилаживали вырванные из одежды лоскутья, с удивлением рассматривали росчерки пуль на бетоне, нюхали стволы автоматов — кто стрелял?.. – Это тебе мент приказал? — поинтересовал Игорь. – Разговорчики! — прикрикнул Лобан. — Ну и распустились же вы... – Погоди, скоро строевая подготовка начнется, — пробурчал Шурка. – Всем все ясно? — спросил Азарий. — Вопросы есть? – Чего тут неясного? — повесив голову, вздохнул Тимоха. — Опять на зиму без печки. Да и грибок, зараза... – Выполним задание, я тебя отпущу на три дня, — пообещал Азарий. – За три дня я никак два ведра не написаю! — развел тот руками. — А еще промазать надо. – Тогда, брат, только после победы. Поможем всей командой. Еще вопросы? – У меня вопрос, — подал голос Пашка. — Можешь ты популярно объяснить, на кой ляд нам идти на аэродром? Ты не думаешь, что нас этот мент... отвлекает от настоящего дела? – Сказано — на аэродром, — встрял Лобан. — Я популярно объяснил? Нет, мужики, что вы в самом деле вечно недовольные? Да если мы выполним задание и накроем всех этих хитромудрых ублюдков, нам же по ордену положено! Ты бы, Азарий, договорился еще, чтоб нам вместе с оружием и форму выдали. Сейчас в десантуре камуфляж классный дают, а? Представляете, являемся мы в село в форме и при орденах, а? Не хило? – Это когда ты молодой был, побрякушки котировались, — заметил Игорь. – А сейчас приди на дискотеку с орденом, скажут, вальты поехали, – добавил Шурка. – А бабы — все суки, — мечтательно проговорил Пашка. — Живым останусь – никогда не женюсь. Но вертеть женщинами буду, с ума их сводить, обманывать — каждый день. С этим ментом с фермы видали какая фельдшерица приезжала? Так вот, я уже с ней договорился. На раз снял. Она мне рану чистит, а я ей ручки целую, ножки... Эх! Аж вся трепещет! – Эх, печь бы успеть до морозов сделать! — вздохнул Тимоха. – Отвоеваться бы поскорее... – Поскорее у нас не получится, — с генеральской интонацией сказал Лобан. — Выбьем «драконов» из Карелии — на Финляндию пойдем. А там до Швеции рукой подать. А от Швеции всяко придется идти до Берлина. У нас же все войны то в Берлине, то в Париже заканчиваются. Ты уж терпи, Тимофей. Когда же на следующий день Поспелов привез оружие и усадил десантуру писать бумаги — заявления с просьбой о контрактной службе в вооруженных силах, автобиографии и собственно, сами контракты, — настроение уже было приподнятым, почти веселым. Полный разнобой в чувствах и смущение вызвала зарплата, выданная вперед — по пять миллионов на брата. Десантура отродясь таких денег в руках не держала, за три космических года отвыкнув от условий земного существования, современных цен и магазинов. Но уже не роптали, по–крестьянски прикидывали, как бы переправить зарплату женам — мало ли, вдруг убьют? — и одновременно опасаясь, как бы жены не растратили большие деньги на всякую ерунду. Тишина и согласие наступили только в тот момент, когда Поспелов начал выдавать под расписку оружие. Заремба прислал вооружение по штату, положенному для бойцов спецназа — на каждого автомат с подствольным гранатометом, пистолет, нож, на всех — два десятка разовых гранатометов «муха» и пять огнеметов «шмель». Десантура обвешалась, как новогодние елки, но никто не выражал никаких чувств, напротив, показывали некоторое пренебрежение, покряхтывали от тяжести ящиков с боеприпасами, поругивали новенькие, необмятые ремни, подсумки, матюгались, измазавшись в обильной смазке консервации, — и только поблескивающие от вида оружия глаза иногда выдавали состояниедуха. Глядя на это, Поспелов предугадывал, как каждый из них, оставшись в полном одиночестве, потом осмотрит, обласкает руками каждую деталь автомата, натешит мужское сердце и глаз его видом, ибо нет ничего выше и прекрасней для воина, чем эстетика оружия. А они все были воинами по духу и только поэтому когда–то пошли в пожарную десантуру; они ведали, что такое азарт сражения, и знали соленый вкус боя, хотя лишь трое старших побывали в горах Афганистана. Раненый Пашка тоже был зачислен контрактником, но не получил оружия, поскольку вынужден был уехать с Поспеловым в Горячее Урочище. Он сидел на траве под деревом, порхал горлом и посмеивался: – Ладно, идите, воюйте. А я по ночам буду в Покровское бегать и ваших баб топтать. Я им по пять ваших лимонов принесу, так ни одна не откажет. Давайте, давайте! Вернетесь — хрен ребятишек сосчитаете. Во будет у меня медовый месяц! – Ты свою–то молодую не мог оттоптать, чтоб на три года хватило, – парировали мужики. — А наших топтать — столько здоровья надо! Ты на себя–то посмотри, петух! Ишь, гребень распустил! – А чего — посмотри? Хороший петух жирным не бывает! Вооружать и отправлять десантуру в район брошенного военного аэродрома пришлось в ту же ночь, как только на ферму пришла машина от Зарембы с автоматами и амуницией. Сделать это куда безопаснее было бы завтра с утра, поскольку штурм логова «драконов» по согласованию с Москвой был назначен ровно через сутки, то есть в ночь с шестнадцатого на семнадцатое июля; и переброску десантуры лучше было осуществить накануне, чтобы не засвечивать ее раньше времени и не выдавать намерений. Однако наблюдения Татьяны за Ремом встревожили Поспелова — как–то сами собой сопоставились и срослись многие факты, ранее существовавшие сами по себе, без всякой связи: первая стычка с пришельцами на болоте, очень похожая на ловушку, затем история с убийством коммивояжера, ухажер Рема Васеня, подтолкнувший Ворожцова забраться в постель к жене фермера. И если утечка информации идет не через Рима, а через Рема, если она, по крайней мере, ведет двойную игру, то всей конспирации с подготовкой штурма «логова» – грош цена. Поступать следовало вопреки всякой логике и заодно дать возможность Татьяне понаблюдать за агентом в отсутствие Поспелова на ферме: пока Георгий находился дома. Рем не совершала никаких подозрительных шагов и действий. Вернувшись из Долины Смерти заполночь, Поспелов первым делом спросил о поведении квартирантки. Оказалось, что она безвылазно сидит в комнате и даже не подходит к окну, разве что курит сигарету за сигаретой. Зато несколько раз со стороны леса доносился гулкий женский голос, будто бы зовущий, окликающий кого–то, но кого — из–за расстояния не разобрать. И почему–то собаки, чутко реагирующие на любой звук вне фермы, даже не заворчали, не насторожились ни разу. Несколько успокоенный — надо же, уезжал, а за это время ничего не случилось! — Георгий отправился спать в чердачную комнату и уж задремал на раскладушке, не раздеваясь, как вдруг услышал торопливые шаги на лестнице и настороженный, взвинченный голос Татьяны: – Георгий.. Ты не спишь, Георгий? – Что такое? — вяло спросил он, вытирая из глаз «песок» — резь от хронического недосыпа. – Знаешь, какое–то предчувствие, — из темноты сказала она. — Так тревожно! Какая–то опасность! – Так, еще одна чувствует опасность, — подытожил Поспелов. — И ты ангел–хранитель? – Но я действительно чувствую! – У тебя с нервами не в порядке — это действительно. Даже собаки не чувствуют, а ты чувствуешь. – Давай на всякий случай уйдем на первый этаж, — попросила она. — Там всетаки стены каменные. На первом этаже, в хозяйственной части дома, сейчас находился раненый десантник Пашка. Умытый, переодетый и накормленный, сейчас, поди, спит без задних ног... Вдруг на улице разом и злобно залаяли собаки, спущенные на ночь с цепей, и Поспелов выглянул в окно, зайдя в неосвещенную кухню. Показалось, будто от леса по дороге мелькнул зеленоватый свет. И тотчас же в коридоре послышался испуганный и заспанный голос Рема: – Там люди! Там какие–то люди! Смотрите! Она была завернута в одеяло и стояла как привидение. Георгий вбежал в ее комнату и осторожно отодвинул штору: по дороге катила знакомая лавина скелетов и уже доносились неясные голоса и выкрики. Зеленые лучи света метались по земле и, кажется, доставали низкие облака. Это уже было слишком! Георгий заспешил к потайной комнате, где хранилось оружие, и в темном коридоре у лестницы чуть не столкнулся с «женой». – Наружная видеокамера сработала! — сообщила она. — Но изображения нет, какие–то сполохи... В этот миг на улице раздался характерный чавкающий треск «шмайсера» и в одной из комнат зазвенело стекло. Собаки уже заходились в лае... – Всем на пол! — крикнул Георгий и схватил автомат. – Надо уходить вниз! — воспротивилась Татьяна, мелькая своим пеньюаром в коридоре. — Там стены каменные! И вдруг заработало сразу штук пять автоматов. Пули защелкали по внутренним стенам комнат, посыпалось стекло, и, кажется, закричала Рем. Поспелов толкнул в спину Татьяну, однако та не упала — лишь пригнулась и заскочила в потайную комнату. Рем, бросив одеяло, уползала к лестнице, ведущей в хозяйственный этаж, а оттуда, забыв о ране, летел Пашка, до горла закрученный в бинты. – Дай автомат! Оружие дай! — орал он. — Мать их, с–суки! Георгий выхватил автомат из рук Татьяны, выскочившей из потайной комнаты, сбил с ног. – Лежать! Я сказал — всем на пол! Стрельба на улице не затихала ни на мгновение, казалось, по дому стучат десятки молотков. Поспелов сунул в руки Пашки автомат Татьяны, сам же вернулся и взял гранатомет. Но когда уже был у двери черного хода, понял, что это не гранатомет, а «шмель» — обыкновенный разовый огнемет армейского образца. Пашка хрипел за спиной, матюгаясь беспрерывно и тем самым раззадоривая боевой пыл. – Оставайся в доме! — приказал Георгий, перед его носом захлопывая дверь. Скелеты поливали дом из автоматов, стоя на колене. Но кто–то незримый, спрятавшись за их ответшалые спины, бил из настоящих «шмайсеров». Стреляли с большого расстояния, неприцельно, и это было не желание вызвать испуг и страх — скорее всего, таким образом бросали вызов, показывали, кто хозяин в «бермудском треугольнике». Поспелов перемахнул забор возле озера и, оказавшись на поле, осмотрелся. Демонстрацию фильма ужасов могли вести только со склона сопки у дороги, но в мельтешений сполохов зеленого света ничего нельзя было разобрать. Обходя стороной стреляющую толпу скелетов, он перебежками пошел к лесу и тут услышал позади себя тяжелое пыхтение. В сумраке ночи белые Пашкины бинты были хорошей целью. – Сказал же: оставайся дома! — сквозь зубы просипел Георгий. – Ну уж... вот! — выматерился он, показывая партизанский нрав. – Сейчас, буду дома сидеть!.. Я их, сук! Я этих мультиков в космосе насмотрелся! Спецы!.. – Тебя же подстрелят, дурак! Бинты видно! – Бинты? — Пашка оглядел себя. — Эх, не подумал... Сейчас! Он разрыл под собой влажную землю и стал обмазывать ею забинтованную грудь. – Сейчас... Маскировка будет... Под окружающую среду... – Ползи домой, охраняй женщин! — приказал Поспелов. — Ушел, ушел отсюда, живо! Пригибаясь, он сделал рывок вперед — для того, чтобы увидеть стреляющих, надо было зайти в тыл: коловращение зеленого света перекрывало видимость. «Шмайсеры» продолжали расстреливать дом, на сей раз фильм озвучивали по–настоящему, без «тапера», и безмолвно открывающие рты скелеты были всего лишь опознавательным знаком, а не средством запугивания. Поспелов приблизился к краю поля, перескочил через гряду камней и в тот же момент с дороги по нему ударили из «драконовского» автомата. Били, прикрываясь этим зеленым свечением, как занавесом — не видно даже вспышек выстрелов, только пули стучат и позванивают о камни. Он ушел из–под огня, заскочил в лес и оказался на одной линии со стрелками, если судить по звуку. Забирая правее, он пробежал через старый бор и вышел на дорогу, в тыл. И сразу увидел темную коробку машины — факел будет отличный. Георгий вскинул огнемет и влепил снаряд чуть ниже лобового стекла. Столб огня взметнулся выше леса, мощная его струя ударила вдоль дороги и мгновенно прекратилась стрельба. Пламя высветило огромный круг, его отблески доставали дома, однако нападавшие оказались опытными, никто не сунулся на свет. Поспелов стоял за деревом у обочины и ждал, готовый бить всех без разбора. Спустя минуту погасло зеленое сияние и от дома сразу же застучали автоматные очереди: Пашка стрелял из–за забора, должно быть, кого–то видел. Георгий выпустил весь магазин, поливая лес, чтобы наделать побольше щума, перескочил дорогу и побежал в гору, на сопку, откуда могли показывать «кино». В мельтешений теней — свет от горящей машины доставал вершины — ничего нельзя было разобрать. Он ушел на неосвещенную сторону сопки, затаился в лесу, тем самым отрезая путьотхода «киношников», однако прошло минут пять и никто не появился. «Драконы» расползлись, растворились в темноте, и если бы не пылающий автомобиль на дороге, — полное ощущение, что здесь никого и не было... С восточной стороны в доме не осталось ни единого целого стекла в окнах, деревянная обшивка стен напоминала решето. И все–таки это нападение нельзя было расценивать как попытку уничтожить фермера–разведчика вместе со всей компанией; вероятнее всего, это являлось предупреждением... возможно, последним. Либо таким образом демонстрировалась сила и неуязвимость противника, его полное владение ситуацией. Вместо «шмайсеров» скелеты могли через час явиться на ферму с оружием более внушительным и расправиться с населением Горячего Урочища в несколько минут. А пока что били окна и предлагали сидеть тихо... Пашка бродил по полю вдоль леса и что–то выискивал в траве, а когда вернулся к дому, на лице бродила злая усмешка. – Я там троих завалил, — будто между прочим сказал он. — Без масок пришли, ублюдки, с ископаемыми автоматами... Ты их вывозить будешь, или сходить прикопать? – Прикопать, — бросил Поспелов и взял лопату. — Пошли! Узнать в них пришельцев было трудно — одеты в спортивные костюмы, обуты в кроссовки, и если бы не «шмайсеры», не подсумки с магазинами, можно принять за туристов. У каждого в затылке оказалось пулевое ранение: стреляли в упор, от порохового заряда почернели волосы и кожа. А один оказался с обрезанными ушами... – Ты их добивал? — спросил Георгий, осматривая трупы. – Нет, — с каким–то затаенным страхом сказал Пашка. — Я их сразу уложил. А потом только уши отрезал. – Зачем? – Копченое ухо врага приносит удачу, — небрежно объяснил он. — Думал, ты знаешь... Пришельцев закопали в одной неглубокой, наспех отрытой яме, предварительно аккуратно срубив дерн и уложив его потом на место. Не успели отмыть руки после похорон, как заработала оперативная радиосвязь с агентами: все требовали неотложной встречи, а Витязь сообщил, что информация настолько важная, что невозможно доверить ее эфиру, даже передавая по рации с кодирующим цифровым устройством, которую получил сегодняшней ночью...
