– 14 –
Группа быстрого реагирования прибыла в «бермудский треугольник» под видом диких туристов–лодочников: привезли с собой надувные и сборные байдарки, палатки, спальные мешки и встали лагерем на берегу Одинозера неподалеку от метеостанции. Изображали сытых, самодовольных молодых людей с явным криминальным уклоном, вроде бы приехали слегка «оторваться» на природе с молодыми телками, отдохнуть от казино, ночных клубов. «Пахан» Заремба имел запоминающуюся внешность, поэтому сильно не светился и на встречу с Римом послал оперативника. Через пару часов тот доложил обстановку и подробности исчезновения Поспелова. А также что пленный «дракон» обнаружен им в машине мертвым. По всей вероятности, резидент переоделся в его камуфляж и ушел в сопки. Заремба приказал немедленно доставить труп в Петрозаводск и там тщательно исследовать, установить причину смерти. Агент Рим уверяла, что, исполняя распоряжение Поспелова, доставила пленного «тапера» в машину в бессознательном состоянии, заперла его в «ниве». Разумеется, она и не подозревала, что уродливая зеленая рожа — не что иное, как маска из очень качественной, тонкой резины. «Дракон» был живым, когда она уезжала, дышал нормально и состояние его не вызывало никаких опасений. А бессознательное состояние могло быть от легкого сотрясения мозга. До контрольного срока – девять часов утра — Поспелов не появился на метеостанции, чтобы забрать динамик и магнитофон. Естественно, Рим дала сигнал тревоги на ферму. Действия были правильными и вполне укладывались в логику поведения профессионалов. Сработали, разведчики хорошо, но, кажется, все время находились под наблюдением, которого не заметили. Заремба сразу же не поверил, что пленный умер сам. Даже поверхностный осмотр его медиком, имеющимся в группе, дал заключение, что смерть наступила от сильнодействующего яда, скорее всего, впрыснутого в рот. «Тапер» не сделал этого сам — руки его были связаны. Значит, в промежуток между тем, как Рим уехала на метеостанцию и появлением Поспелова, у машины побывал кто–то третий. И если это так, если метеостанция находится под пристальным наблюдением, то этот турпоход группы быстрого реагирования давно расшифрован. Становилось понятным, что работу в «бермудском треугольнике» одной команде быстрого реагирования не потянуть, и что нужно немедленно привлекать сюда службу контрразведки. А стоит ее лишь впустить сюда, как она быстренько приберет к рукам весь объект вместе с агентурной сетью. Конечно, развязаться с Карелией было бы неплохо, свалить эту головную боль, однако жаль трудов, вложенных хороших идей, которые, естественно, будут присвоены контрразведкой, а главное — людей: назад их уже не получишь никогда, даже если благополучно завершится операция. И что совсем уж неприятно — придется поднять перед вышестоящим начальством руки и сказать: не тяну... И пойти на пенсию, подарив все чужому дяде. Заремба выслал три поисковых пары в глубь «бермудского треугольника» и четвертую — после того, как получил сообщение с фермы о том, что агент Витязь наблюдал передвижение «драконов» вдоль восточного склона Долины Смерти. И как бывало в прошлые времена, едва Заремба появлялся в «треугольнике», как заканчивалась всякая чертовщина: была великолепная радиопроходимость, никто не нарушал воздушного пространства и ни один опер не сталкивался ни с каким необъяснимым явлением. Хоть месяц сиди — ничего, не произойдет! Ночь прошла без происшествий и без всякой информации. Поисковые группы обследовали всю северную часть «треугольника», нашли место стычки «драконов» с неизвестной, бродящей в сопках бандой, собрали стреляные гильзы от автоматического оружия времен Отечественной войны, зафиксировали следы, кровь, остатки какой–то сгоревшей в сильном огне аппаратуры; и единственное, что привлекало внимание и указывало на след Поспелова – обнаружили в зарослях можжевельника спрятанный парашют с ранцевым двигателем, по всей вероятности, принадлежащий пленному «таперу». Агент Рим не могла уверенно сказать, на этом ли парашюте улетел резидент. На следующий день в условленном месте за Одинозером приземлился оперативный вертолет, раскрашенный и оформленный опознавательными знаками авиалесоохраны. Заремба взял с собой на борт последнюю поисковую пару оперативников, надеясь высадить ее в самом перспективном районе, и около десяти часов они взлетели. Над «бермудским треугольником» ему доводилось летать зимой и летом, днем и ночью, так что район был известен, знаком до последней сопки. И в который раз он отмечал полное умиротворение плывущей внизу земли. Не знай он тайных страстей, что время от времени бушевали здесь и уносили жизни людей, никто бы его не смог убедить, что в этом прекрасном незагаженном, первозданном уголке что–то происходит неприятное. В первую очередь Заремба решил глянуть на озеро, на дне которого лежал самолет АН–2. Ведь когда он потерялся, поисковая авиагруппа обследовала с воздуха все озера, засекая на их поверхности масляные пятна. И ничего тогда не нашли, правда, дни были ветренные, на озерах лежала рябь, мешающая наблюдению. На сей раз погода стояла тихая, и Зарембе показалось, что он видит в светлой воде очертания предмета, очень похожего на фюзеляж самолета. Озеро было около двух километров в длину при ширине метров в двести. На карте была обозначена точка падения АН–2, установленная Поспеловым, и тут полковника смутило, что призрачный фюзеляж находится в другом конце озера. Он приказал пилотам развернуть машину и зависнуть над водой, но так, чтобы рябь от винта не нарушала видимости. Вертолет покружился над озером, определился по высоте и завис — предмет под водой показался слишком угловатым и плоским для самолета. Заремба хлопнул по плечу одного из оперативников и указал на акваланг. Тот сбросил одежду и стал навешивать на себя снаряжение. Из вертолета выбросили лестницу и снизились на ее длину. Оперативник довольно помахал рукой, — мол, повезло, искупаюсь! — и начал спускаться. Что–либо рассмотреть под водой из–за кипящей ряби стало невозможно. Заремба ждал, когда покажется водолаз, и начинал нервничать; если кто видит их, подумает: с чего это вдруг пожарники так заинтересовались озером и вот уже пять минут висят над водой? Лучше бы приземлиться и запустить аквалангиста с берега, меньше бы вызвало подозрений. Наконец оперативник вынырнул, схватился за лестницу и полез на борт. Ему помогли забраться в кабину, стянули с плеч баллон. – Кошмар! — крикнул он, утирая воду с лица. — Такое купание, мать его!.. – Что там? — спросил Заремба, наклоняясь к его уху. – Боевая машина пехоты! Бортовой номер двести сорок один. Та самая! Ужас! – Ну, говори! – Я внутрь залез. Задние двери не заперты. А там — четыре скелета плавают, в одежде. Кости на сухожилиях еще болтаются. Заремба дал знак пилотам посадить машину. Вертолетчики выбрали площадку на отлогом берегу и приземлились, выключили двигатели. – Они что, провалились под лед? — спросил Заремба больше сам себя. – Если бы провалились, хоть кто–нибудь бы попытался выплыть, — устало сказал аквалангист. — Дверь–то не на запоре, а так, прихлопнута. – Пьяные были... – Офицеры, может, и пьяные были. Но вряд ли поили бы солдата–водителя. Ион почему–то не на своем месте, а в пехотном отсеке. Все четверо там. – Будем поднимать, — решил Заремба. — Накачивайте лодку, берите чехлы от двигателей. И вперед. – Может, специальную бригаду... — начал было опер–аквалангист, однако полковник побагровел. – Сами полезете! Бригаду... Пока бригада летит, здесь и БМПэшки не будет. Ничего, вы мужики, потерпите. И чтобы ничего не пропало. Опера накачали резиновую лодку, погрузились и поплыли к середине озера. Заремба связался по радио с поисковой группой, в составе которой был медик, уговорились, в какую точку выйти, чтобы взять его на борт. Пока доставали, погибших из БМП, он взял автомат, бинокль и забрался на сопку, подступавшую вплотную к озеру. Там он выбрал удобную позицию, залег и стал рассматривать прилегающую территорию — вершины сопок, большие деревья, развалы камней, где мог укрыться наблюдатель. Вроде бы ничего подозрительного, ни одной живой души... То, что самолет и БМП оказались в одном озере, не было случайностью. Где–то рядом была зона повышенного интереса «драконов», и кто попадал в нее либо становился свидетелем их дел, действий, подписывал себе смертный приговор. Лысая сопка, на которую выбросили пожарный десант, находилась неподалеку, в десятке километров от озера. «Драконы» знали, чей это самолет, кто в нем находится, и как бы разделили его экипаж, заставив парашютистов прыгнуть на «пожар», а пилота и летнаба загнали в озеро. Если бы Ситников не испугался и не прыгнул, исчезновение АН–2 до сих пор бы оставалось загадкой. Точно так же они разделили людей, бывших на борту вертолета МИ–2: «новых русских» и пилотов с егерем. В этой избирательности угадывался определенный смысл — им не нужны были летчики. Если это так, то можно предположить, что пожарники–парашютисты живы и могут в любое время объявиться и всей командой загреметь в психбольницу. Правда, их «космический полет» подзатянулся на три года, тогда как «новые русские» вернулись уже через пять месяцев... И пока еще не ясна судьба вертолета пограничников: ни члены экипажа, ни пассажиры никак себя не проявили... Заметив, что лодка пошла к берегу, Заремба спустился к вертолету, так и не обнаружив никакой слежки. Оперативники спустили воздух из лодки и подтащили ее волоком, намереваясь погрузить в машину. На дне лежали останки погибших офицеров и солдата — полупустые, скомканные бушлаты, ватные армейские брюки и валенки, набитые костями. Нашлось и их оружие: автомат АКМ и два карабина СКС с пустыми магазинами. Трудно поверить, что охотники ездили с незаряженным оружием и, скорее всего, расстреляли все патроны, поскольку у карабинов затворы оказались в отведенном положении; это означало, что в магазине кончились боеприпасы... Лодку погрузили в вертолет, поднялись в воздух и взяли курс на точку, где условились подхватить на борт медика. Через семь минут полета командир экипажа жестом позвал Зарембу в пилотскую кабину. – Что–то не в порядке с машиной! — доложил он. — Отказывают приборы. Придется идти на вынужденную! У полковника ознобило затылок и заныла старая язва в желудке. – Двигатели тянут? — спросил он. – Тянут, но приборы... – Плевать на твои приборы! — крикнул Заремба. — Пока тянут — вперед. И как будто ничего не случилось. – Есть, — неуверенно ответил командир, побелевшей рукой смахивая пот со лба. Заремба пристроился в кабине между креслами пилотов и даже его непосвященному в летное дело глазу стало жутковато смотреть, как пляшут или вовсе стоят на нулях стрелки, как кувыркается самолетик авиагоризонта и мигают какие–то красные контрольные лампы. Еще через девять минут сработала пожарная сигнализация обоих двигателей. Командир экипажа с вопросительной тоской обернулся к полковнику, однако тот отрицательно мотнул головой и махнул рукой — вперед! Несмотря ни на что, двигатели работали с ровным, привычным воем, вибрация была в норме, машина хорошо слушалась рулей. – Радиосвязи с базой нет! — доложил второй пилот. — Сплошные помехи. – Хрен с ней, со связью! Вперед! В следующие четыре минуты ничего не изменилось. Заремба, как завзятый штурман, на глаз прикидывал курс и знаками указывал командиру направление. До точки, где ждал медик, оставалось еще минут десять полета, когда второй пилот скинул наушники и схватился за голову. – Что? Что?! — зарычал на него полковник. – Голова!.. Сильные боли в затылке. – Терпи! Пилот взял ручку шаг–газа, закусил губу, но глаза лезли из орбит. У командира, похоже, было то же самое состояние, но он справлялся с собой, резко выдыхая через вздутые и побелевшие крылья носа. Заремба тоже ощутил тяжесть в затылке, эдакий «похмельный синдром», уже знакомый и испытанный в Долине Смерти.. – Смотрите, товарищ полковник! — командир указал влево. — Площадка хорошая. Может, сядем? Слева по курсу среди сопок и в самом деле оказалась хорошая травянистая площадка, скошенный луг, с высоты напоминающий подстриженный английский газон. На краю его стоял большой крестьянский дом типичной северной архитектуры и бродили четыре черно–пестрых коровы. Мирная, идиллическая картинка... – Давай, — махнул Заремба и в следующий миг заорал: — Отставить! Отставить! Вперед! Он схватил пилотский планшет, но впопыхах не смог найти там ничего, взял свою крупномасштабную карту. Точно! На месте этого луга среди сопок небольшое озеро. И есть изба на берегу с пометкой «не жилая»... – Слушай внимательно! — толкнул командира в плечо. — Заходи будто бы на посадку. Но не садись, а зависни! Понял? – Понял, но без приборов трудно! – Я открою дверь и буду смотреть! Машина сделала доворот и начала снижаться на зеленый лужок. Заремба надел наушники в пассажирском салоне, приказал операм открыть дверь и лег на пол. Опера подстраховали его, взяли за ноги. Вертолет погасил скорость и теперь шел по наклонной, чуть присев на хвост. Внизу была совершенно реальная картина — сочная зелень, побуревшие стены высокого дома на подклете и даже человек, стоящий у колодца и смотрящий в небо из–под руки. Только почему–то коровы мирно щипали траву и не разбегались от падающей на них ревущей машины, словно вертолеты тут садились в день по нескольку раз. И стожки на лугу как–то по–осеннему почернели, хотя только что начался сенокос. До «земли» оставалось метров десять, видно было, как стелется под напором ветра трава и что под нею — земная твердь. Но Заремба уже не верил глазам своим, приказал командиру снизиться еще немного и сам выбросил лестницу. Конец ее упал на «землю» и не утонул, остался лежать, прыгая и дергаясь вместе с машиной. Он и этому не поверил, велел операм поднять лестницу и сам ощупал конец — сухой! На глаза попал дюралевый башмак, что подкладывают под колеса шасси на стоянке, махнул оперу – давай! — и самолично швырнул его в дверной проем. Башмак упал и покатился по траве. Не утонул... И тут Заремба увидел, как к вертолету, прикрываясь, спешит мужик – тот самый, что стоял возле дома. Идет по тверди, мнет траву сапогами, щурится от ветра и что–то кричит. – Что?! — крикнул ему полковник. Мужик топнул ногой, показал: дескать, садись, здесь твердо. Все–таки не верилось до самого последнего момента, что внизу земля. Даже когда вертолет коснулся ее и просел, даже когда Заремба выпрыгнул из кабины и ощутил крепкий толчок. Обрадовавшиеся пилоты сразу же выключили двигатели и, не ожидая остановки винтов, вывалились наружу, упали под машиной, раскинув руки. Когда умолкли турбины и наступила тишина, мужик спросил громко: – Чего вы такие не смелые–то? — засмеялся. — Гляжу, пляшут, пляшут и не садятся. – Думали, болото тут у тебя, — усмехнулся Заремба. — Трава уж шибко зеленая. Как твоя заимка–то называется? – Не заимка, а хутор Веселый! — с гордостью сказал хозяин. — Вы что, заблудились? – Да есть маленько, — признался полковник, разворачивая карту. Хутор Веселый оказался далеко за пределами «бермудского треугольника».... – Вы сейчас не в Покровское полетите? — деловито спросил мужик. – Нет, не в Покровское... — задумчиво и отвлеченно проговорил Заремба, внутренне цепенея от того, что дал такого маху. – Жалко... Я хотел с вами дочку отправить в Покровское. А то на лошади везти — день туда да день назад. Полковник сунул карту под нос командиру экипажа, ткнул пальцем. – Видал, куда залетели? Тот сел, тупо уставился в карту, недоуменно пожал плечами. – Не может быть... Я вроде бы не менял курса. Хотя приборы.... – Голова прошла? – Да вроде бы... – Запускайся, нас ждут! — приказал Заремба и полез в вертолет. Пилоты уселись в кресла, защелкали тумблерами, оперативники подобрали башмак, убрали лестницу и захлопнули дверь, оставив мужика на улице в полном сожалении и досаде. Через минуту из кабины выглянул командир экипажа, с лицом, в точности повторяющим выражение хозяина хутора. – Аккумуляторы сели, товарищ полковник... Напряжение по нулям. Не запуститься... На глаза Зарембе попал выдвижной авиационный пулемет на турели, задвинутый подальше к задним створкам грузовых дверей. Желание было единственное: вытащить его оттуда и разнести весь этот веселый хутор в щепки...
В рейд по «бермудскому треугольнику» выехали вечером, на медицинской «ниве» с красным крестом, с санитарными сумками, выставленными на видное место, и в белых халатах. Надежнее прикрытия, чем вызов к тяжелобольному, найти было трудно. Автоматы со спаренными магазинами и разовые гранатометы положили в багажник, на заднее сиденье, чтобы легче при случае достать, прикрыли домотканым половичком, сверху поставили две пустых корзины. О маршруте движения особенно не беспокоились, это был свободный поиск, наконец–то не связанный ни заданиями, ни нудными инструкциями. Ромул отлично знала все местные дороги и мало–мальски проезжие лесовозные волоки. Важно было раздразнить атмосферу «треугольника», возбудить ее, привести все тайные и явные силы к дисбалансу и заставить делать глупости, совершать необдуманные действия. Четкой закономерности поступков требовалось противопоставить отсутствие всякой логики, искушенному разуму – наивный примитивизм, холодному расчету — эмоциональный взрыв. Но для всего этого необходимо было найти врага, вынудить его, чтобы себя обнаружил и, независимо от того, кто он — пришелец, житель параллельного мира или просто иностранная разведка, — сдаться ему в плен и действовать изнутри, точить, грызть, разлагать его сердцевину. Они ничуть не сомневались в успехе операции, утешая себя тем, что победителей, в конце концов, не судят, а сидеть и сатанеть от безделья, когда над «треугольником» гремит незримая «Гроза», уже нет сил. К полуночи они уже были на середине пути между Верхними Сволочами и Одинозером, можно сказать, в самом центре Карельского феномена. Проехав километров пятьдесят, не встретили ни одной живой души, и лишь когда проскочили брод через горную речку, увидели на берегу неяркий, затухающий костер, высвечивающий оранжевый бок резиновой лодки, вытащенной на сушу. Без остановки проскочили мимо, и когда удалились на приличное расстояние, Ромул остановила машину. – Пойдем познакомимся? – Да это туристы, — отмахнулась Татьяна. – Туристы в это время спят, — со знанием дела сказала Ромул. — Потому что за день устают, как собаки. К тому же за плавание надоели друг другу и им уже не о чем говорить. А эти сидят у костра. Выходить без оружия в ночную темень леса было страшновато — они сняли белые халаты, которые за версту видно, и прихватили автомат, один на двоих. У костра сидели двое парней, пили чай, о чем–то тихо переговаривались. Зрение, притянутое во тьме светом костра, подвело, и они не заметили, не обнаружили вовремя третьего, зашедшего в тыл. – Какие гости! — произнес он весело где–то за спиной. — Прошу к нашему шалашу! И в тот же миг эти двое сорвались от костра и перекрыли путь к отступлению влево и вправо. Впереди был костер... – Назад! — прошептала Татьяна. — Это наши! Поисковая группа. Засекут – пропали... Спасло их то, что назад они побежали вга некотором расстоянии друг от друга, так что оперативник, зашедший с тыла, оказался между ними. Он бросился сначала к Ирине, намереваясь перерезать путь, однако Татьяна завизжала и отвлекла преследователя на себя. Он резко изменил направление, стремительно кинувшись на крик, но не заметил Татьяны, врубился в глухой ельник, дав таким образом возможность уйти в сторону дороги метров на сто. Однако Ромул где–то потерялась в темноте леса, и пришлось ждать, спрятавшись на обочине проселка. И вдруг в ночном притихшем лесу гулко ударила автоматная очередь, где–то слева. Татьяна вжалась в мягкий лесной подстил, замерла. Не хватало еще перестрелки между своими!.. Через пару минут на дорогу выскочила Ирина и, не скрываясь, побежала к белеющей вдалеке машине. Они подлетели к «ниве» почти одновременно, рванули дверцы. Ирина запустила мотор, сбросила автоматный ремень с шеи. – Поехали! – Зачем стреляла? Чокнулась? – Да случайно! — тяжело дыша, сказала Ромул. — Надавила спуск... И сразу же началась аховая дорожка: в последний раз здесь проехал трактор «Кировец», наверное еще весной, и оставил колеи, иногда глубиной до полуметра. В Шорегу ездили другим путем, через Верхние Сволочи, а это была прямая дорога от большого села Покровского, находящегося вне «бермудского треугольника». Километров пять Ромул показывала чудеса вождения, ни разу не свалившись в колдобины, однако скоро притомилась и плотно села на мосты. Инициатива запутать следы и свернуть на этот непроезжий проселок принадлежала Татьяне. Ромул подергала машину взад вперед, погазовала, разбрызгивая грязь, и выключила двигатель. – И зачем мы сюда поперлись? — спросила она недружелюбно. – Надо уметь водить машину! — огрызнулась Татьяна. — Дорога вполне сносная. — Вот садись и веди! – Ага, ты засадила, а я теперь веди? Бери лопату и откапывай. Земля оказалась тяжелая, сырая — в лесу дорога просыхала плохо, – лопата не лезла в плотно спресованный суглинок, однако Ромул с усердием доказывала свое право на жизнь. Татьяне крыть было нечем, ходила вокруг, стряхивая холодную липкую грязь с босых ног, и искала, чем бы уесть свою спутницу. И вдруг увидела на дороге две человеческие фигуры, идущие по обочине. Шли они со стороны Покровского, у одного — сигарета светилась... – Ирка, смотри, — зашептала она. Ромул выпрямилась, опершись на лопату. – Кто это? – Не знаю... Мужчины. Может, автомат достать? – Зачем?.. Это же мужчины. Вытолкнуть помогут. – А если... втолкнуть? – Да ну?.. Ты уж совсем... Между тем мужчины приблизились к застрявшей машине, остановились, оценили ситуацию. – Застряли, барышни? — спросил один, высокий и сильный человек лет сорока. – Срезало, — объяснила Ромул. — Стащило в колею. – «Скорая помощь», что ли? – «Скорая»! – Ну, «скорой» надо помочь, — согласился высокий и приблизился вплотную к Татьяне — она увидела открытое чистое лицо, правильный нос, темные глаза и жилы на лбу под тонкой кожей, образующие латинскую букву «V», острым концом упирающуюся в переносицу. Он взял у Ромула лопату, заглянул под машину и стал копать сильными, стремительными движениями, отбрасывая большие комья суглинка. – А вы куда идете? — спросила Ромул. – В Шорегу идем, красавица! — откликнулся высокий. – Мы вас подвезем, — закокетничала Ирина. — Если, конечно, выберемся из грязи. Боже, какие здесь дороги, просто кошмар! Второй мужчина упорно хранил молчание, как–то недобро посматривая вокруг. – Кто у вас в Шореге? — между тем допытывалась Ромул. – А у вас? – А у нас тяжелобольной! Бабулька умирать собралась. Тут пока доедешь, так и похоронить успеют. – Да уж! — поддержал высокий, освобождая от земли передний мост. — Мы идем, смотрим — две очаровательные женщины, босые, в грязи и с лопатой. Это — Россия! – Русская долюшка, — вздохнула Татьяна, приспосабливаясь толкать машину. — Ну что, взялись? Высокий встал с ней рядом, его спутник — с другой стороны возле заднего бампера, а Ромул заскочила в кабину. Раскачали, навалились – «нива» поддалась, заскребла колесами твердь и вырулила из колеи. Татьяна увидела, как от напряжения на лбу высокого вздулись жилы и буква «V» стала словно вылепленной из гипса. В этом человеке было что–то великое и страшное... Такие мужчины в три минуты обезоруживали самую упрямую и властную женщину, делали ее покорной и безвольной. Они никогда не добивались внимания, любви — они беспрепятственно брали то, что им нравится. Татьяна ощутила предательскую слабость в ногах, отчего–то заныло запястье правой руки, будто этот высокий уже схватил ее и уводил за собой, как рабыню... А Ромул ничего такого не замечала, и вдохновленная, что удачно вырвались из трясины, пыталась уговорить мужчин сесть в машину. Высокий вдруг начал отказываться, отшучиваться: мол, мы пойдем сзади, а вы езжайте. Все равно скоро опять встретимся, потому что придется снова выталкивать машину. Второй по–прежнему отмалчивался и старался держаться в стороне. Наконец женщины сели и поехали, оставив мужчин на ночной разбитой дороге. – Ничего, пускай промнутся, — с каким–то злорадством проговорила Ромул. — Этот здоровый — неприятный тип. Не хватало, чтобы в машине сидел... И запах от него какой–то... А другой — пришибленный, что ли, только глазами стреляет, как зверек. – Слушай, Ирка Татьяна вдруг схватила ее за руку. Стой! Ты можешь забуксовать еще? – Все поняла! — засмеялась та. — Тебе этот длинный понравился! – Дура, стой! Мы прошляпили! Это пришельцы! – Ты что?.. – Они! Как мне сразу!.. – Пришельцы? – Ну в общем, люди из «бермудского треугольника»! Надо брать! – А ты... не того?.. Татьяна вытащила из–за сиденья автомат, загнала патрон в патронник. – Значит, так. Ты сажаешь машину. Я незаметно ухожу в сторону. Они подходят к тебе — я их укладываю на землю. – Ага, я как приманка? Нет уж, дорогая!.. – Молчать! Отпрыгнешь в сторону, как только я скомандую — ложись. Засадить машину оказалось легче легкого: один поворот руля — и «нива» надежно зависла. Татьяна выскользнула из кабины и встала поодаль на обочине, скрывшись за деревом. Незнакомцы отстали метров на четыреста, не больше, так что ждать их долго не пришлось бы. Ирина на дороге бесполезно газовала, переключая скорости, нещадно палила бензин, пока не закипел радиатор. Из–под капота повалил пар. Прошло минут десять, а в дорожном просвете по–прежнему было пусто. Татьяна незаметно подобралась к машине, приказала выключить двигатель. – Где же они? — спросила Ромул. — Идут, как неживые. – Они живые, Ира. Кажется, мы их спугнули. – Не может быть... Мы же не подавали виду! – А они подстраховались и ушли. Стой здесь, я сейчас схожу посмотрю. Только не уезжай. – Куда же я уеду? — изумилась Ромул. Татьяна прошла по дороге назад, чуть ли не до того места, где застряли в первый раз — незнакомцы исчезли бесследно. Свернуть некуда, проселок единственный, значит, ушли в лес... И ведь почти сразу почувствовала, что это не просто прохожие, бог весть откуда взявшиеся на ночной дороге. Интуиция не подвела, и рука не подвела — поняла, что врет этот высокий, когда сказал, что идут в Шорегу! Но отчего–то задрожали коленки, раскисла, расклеилась, поддалась энергии, исходящей от него. Она вернулась к машине, швырнула автомат на сиденье и села на обочину. Ромул почавкала босыми ногами по грязи и опустилась рядом. – Проворонили... А это точно они. Как аккуратно уходили от ответов. Не сказали, откуда идут и к кому. И смылись... – После драки кулаками не машут, — сказала Татьяна. — Зря только машину засадили. – Я виновата, — неожиданно повинилась Ромул. — Мне показалось, тебе этот высокий понравился. Ты аж задрожала, язык проглотила. – Проглотишь тут... – Знаешь, Тань... Ты только не обижайся, но я точно так же перед Поспеловым. Увижу и — готова... Делай что хочешь. Татьяна встала, пожулькала грязь между пальцев ног. – Давай машину вытаскивать, что ли... Ромул достала лопату, ковырнула дорогу раз–другой — поддается плохо. Татьяна отобрала инструмент, начала копать отчаянно, сильно, отшвыривая комья на обочину. – Послушай, Ирина! Выходи за него замуж! – За кого?.. – За Поспелова. Он же мужчина–то хороший на самом деле. Вот только бы найти его, только бы ничего не случилось... – Не пойду, — отрезала Ромул. — Он мне не нужен. – Что же ты с ним? Для здоровья? – Нет... Я, Тань, родить хочу. Мне двадцать восемь лет. Срок пришел. Если не прошел... А Поспелой... Он сильный, мужественный, смелый. У него генетика хорошая, жизнестойкая. От него можно рожать. Ребенок болеть не будет, и вырастет похожим на отца. Представлю себе, идет со мной рядом сын!.. Дай я покопаю! – Ко мне мама с Кирюшой должны были приехать, — вдруг сказала Татьяна. — Из–за «Грозы» задержались... – Надо искать Поспелова! Дай лопату! Ромул копнула так, что затрещал березовый черень. Татьяна понаблюдала за ней и вдруг рассмеялась: – Ир,ну мы с тобой!.. Ну дали!.. От нас уже инопланетяне убегают! Они же удрали! Испугались! Наверное, у нас на лбу написано — «спецслужба России». – Это у них на лбу написано — «Виктория». Победа... – Ты тоже заметила? – Заметила... А мне все так надоело. Хочу быть просто бабой. Мне не нравится слово «женщина», какой–то физиологичностью отдает, биологический вид... А «баба» — звучит как звание. Через несколько минут машина была откопана, Ромул села за руль, Татьяна уперлась в заднюю дверь. – Ну, бабоньки, взяли! Дальше они ехали с великой осторожностью, проверяя вброд каждую глубокую лужу. А между тем над землей стремительно светало и путешественниц начало клонить в сон. Они уже подумывали, что неплохо бы загнать куда–нибудь машину подальше от глаз и лечь, раскинув сиденья, однако обоих смущали грязные, до колен, ноги, руки, забрызганные жижей халаты. На их счастье, дорога вывела к броду через небольшую, каменистую речку. Ромул остановила машину среди бурного потока, и они стали мыться, раздевшись догола. Было зябко от предутренней прохлады и не очень теплой воды, но этот озноб только бодрил, вливал жизнелюбие и веселость. Вытереться после купания оказалось нечем, и они надели платья на мокрое тело, забрались в кабину, обнялись и стали греться друг от друга, стуча зубами. И так незаметно уснули под журчание светлой воды и под плеск форели... Татьяна проснулась от того, что прямо в глаза било солнце. Она села, опустила козырек у лобового стекла и неожиданно заметила, как с берега скатился камень, за ним другой, поменьше: такое ощущение, будто кто–то крался по береговой осыпи. Она толкнула Ромула, — Камни катятся... Что это, как ты думаешь? Ромул пощурилась, глянула на часы, сладко потянулась. – Половина пятого... Разве нормальная баба может думать в такой час? Взгляд Татьяны упал в зеркало заднего обзора — хотела посмотреться сама, но увидела, что за машиной, на берегу, стоят трое мужчин. Стоят нахохлившиеся, небритые, заспанные, за плечами тощие рюкзачки, в руках – немецкие автоматы... А четвертый осторожно подкрадывается с боку, держа оружие наготове...
